Казаки. Между Гитлером и Сталиным<br/>(Крестовый поход против большевизма ) - Крикунов Петр (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗

Как обычно, наиболее радикальные программы по восстановлению и налаживанию казачьей жизни в будущей независимой Казакии были разработаны казаками-самостийниками. Причем, по мнению разработчиков этих проектов, казаки могли быть полезны немцам не только в казачьих землях, но и везде, где есть что и от кого охранять, ведь главной опасностью для организации будущей жизни в освобожденной от большевизма России, по их мнению, были русские мужики, способные «на всякие пакости». «Думаю, — писал 15 сентября 1942 года руководитель КНОД в Словакии сотник Г.Л. Еременко, — что мы были бы полезными сотрудниками и союзниками Германской империи при восстановлении хозяйственного и административного порядка не только в казачьих краях, но и вообще на территории, занятой германскими войсками. Если бы нам предоставили возможность жить так, как живут словаки, то наша благодарность немцам не знала бы границ, более верных помощников у них бы не было, в этом нет никаких сомнений. Казаки были всегда верными тем, кто оказывал им услугу… Русские — особенный народ, у них все возможно, и ожидать можно всяких неожиданностей… Ведь у нас (на казачьих землях. — П.К.)там половина населения русские, за которыми нужно смотреть в оба, дабы не саботажничали и не делали пакости» [118].

Основной упор при разработке трудов по будущему устройству «Казакии» казачьи теоретики-самостийники делали на то, что «казачьи области, где щедрая природа, как из рога изобилия, разбросала по всем уголкам нашей земли самые разнообразные и богатые плоды земные, должны остаться земледельческими» [119]. И именно благодаря этому «Новый порядок в Европе, о котором говорит почти весь мир… несомненно будет простираться и на Казачьи земли, которые в будущем будут играть большую роль в международном хозяйстве» [120]. По мнению основного разработчика «Проекта будущего земледелия и землевладений в Свободной Казакии» [121], руководителя Болгарского отделения КНОД, бывшего агронома И.М. Евсикова сразу же после освобождения на казачьих землях необходимо было создать независимое от правительства Министерство земледелия. Оно должно было делиться на 3 самостоятельных отделения: животноводческое, земледельческое и лесоводческое, которые бы, в свою очередь, делились на более мелкие подразделения — инспектората (например, инспекторат рыболовства или орошения и укрепления гор и насаждений). На местах представителями этого министерства должны были стать агрономы, которые делились на областных, окружных и станичных (участковых). Также планировалось организовать разветвленную сеть земледельческих и животноводческих станций и государственных хозяйств, задачей которых было бы изучение почвенных, климатических и экономических условий данного региона, изучение приспособляемости различных видов и сортов культурных растений и животных, производство и сохранение семенного фонда. Во всех школах планировалось ввести общеобразовательные сельскохозяйственные науки. Наиболее способных учеников и уже зрелых специалистов предполагалось посылать на стажировки в Германию перенимать опыт. Что касается частной собственности на землю, то здесь, по мнению И.М. Евсикова, должно было быть сохранено бывшее казачье землепользование, то есть общинное и паевое владение землей.

Огромное значение при разработке будущего государственного устройства «Казакии» уделялось проектам, которые касались создания независимых казачьих вооруженных сил. По мнению разработчика «Проекта создания вооруженных сил Казакии» [122], некоего В.П. Сердюка, на службу в армию должны были поступать все казаки и иногородние граждане, достигшие 20-летнего возраста. Служба должна была продолжаться шесть лет. Вооруженные силы делились на сухопутные войска и флот («плавающая и береговая Армии»). Сухопутная армия, в зависимости от «богатства и внутреннего порядка государства, соседних государств и величины границ», подразделялась на гвардию, полевые войска, воздухоплавательные, местные войска, артиллерийские части и народное ополчение. Элитой вооруженных сил Казакии должна была стать гвардия, которую планировалась комплектовать только из «сынов Казакии, здоровых, хорошо развитых отборных граждан, грамотных (не ниже 2–3 классов средних учебных заведений)». Полевая пехота, в зависимости от вида вооружения и места дислокации, делилась на тяжелую, легкую, стрелковую, гренадерскую, ударную, крепостную и горную. Артиллерия разделялась на тяжелую, гаубичную, горную, зенитную, полевую, крепостную и береговую. Также должны были быть созданы «части специального назначения» — парашютные бригады и дивизии. Народное ополчение, куда казаки зачислялись сразу же по окончании строевой службы, делилось на три очереди запаса (по 6 лет каждая) и запас (8 лет). Каждые несколько лет планировалось проводить военные сборы, на которых должны были присутствовать все граждане, находящиеся в запасе. По достижении 50-летнего возраста мужское население Казакии освобождалось от службы и могло быть призвано в армию только в случае форсмажорных обстоятельств.

Однако все эти прожекты и планы мало интересовали простых казаков. Изрядно хлебнув горя и помотавшись по Европе, простые мужики задавали казачьим атаманам вполне конкретные вопросы о будущей жизни на родине. «Приезжаю я из заграницы в родные края, в свою станицу. Вхожу в свой дом. А там сидит крестьянин Тамбовской губернии, вселившийся в мой дом уже много лет назад по, распоряжению советской власти. Что мне с ним делать?» — спрашивает у атамана Е.И. Балабина простой казак [123].

После начала войны с СССР политика германских властей по отношению к русской и казачьей эмиграции была ужесточена. Во всех центрах русской эмиграции в странах, оккупированных немцами, за несколько дней до начала агрессии против Советского Союза были проведены превентивные аресты среди эмигрантов, подозреваемых в симпатиях к СССР. В отношении остальной массы эмигрантов политика фашистского руководства была сформулирована в распоряжении Управления делами русской эмиграции в Германии от 3 июля 1941 года: «1. Все эмигранты должны сохранять полное спокойствие, так как по отношению к ним со стороны властей не произойдет никаких изменений. 2. Все должны оставаться на местах своей службы. 3. Не следует обращаться к учреждениям ни с какими проектами или предложениями. 4. Эмигранты должны воздерживаться от всякой критики и комментариев по поводу настоящих и будущих событий. 5. В случае, если германским властям понадобится сотрудничество эмигрантов или от-, дельных эмигрантских групп, эти власти обратятся по этому поводу к Начальнику Управления делами российской эмиграции в Германии» [124]. Немецким командованием привлечение эмигрантов к войне против СССР было признано нецелесообразным, всякие отдельные выступления, декларации, заявления было приказано прекратить.

Такое отношение со стороны немецкого руководства быстро погасило воинственный дух казачьей эмиграции, лидеры которой поняли, что их роль в этой войне будет предельно простой: сидеть и ждать, когда их позовут. С каждым днем бездействия и ожидания тон высказываний становился все более и более разочарованным. 4 октября 1941 года в письме к М.Н. Граббе Е.И. Балабин писал: «Никакие казаки эмигранты казачьих войск не спасут, вместо станиц „Общественные хозяйства“, и в них вместо жидов — немцы» [125]. В том же письме Е.И. Балабин сообщал, что некоторые казаки настаивают на скорейшей подаче самым высшим немецким властям меморандума о съезде войсковых атаманов в Берлине для решения совместно с немецким правительством всех насущных казачьих вопросов. Немецкими же властями в циркулярном распоряжении подача меморандумов запрещена, и все казачьи меморандумы складываются в архиве без предварительного прочтения. «Боюсь, что такой меморандум, — заканчивал свое письмо Е.И. Балабин, — только повредит казакам, показав нашу недисциплинированность и грубое нарушение их распоряжений. На благоприятный же результат надежды мало» [126].