Иосиф Грозный (Историко-художественное исследование) - Никонов Николай Григорьевич (читать хорошую книгу txt) 📗
Сталин не доверял актрисам особенно, однако не брезговал подложить свою любовницу в чужую постель. Такая тактика приносила подчас неожиданные результаты, например, так он узнал про готовящийся переворот в Кремле! Опьяненные умелой любовницей, малые «вожди» пробалтывались на свою голову.
«Там, где не срабатывает мужчина, нужна просто красивая женщина», — учил Никколо Макиавелли.
И собственная разведка Сталина день и ночь слушала громадный «Дом на набережной», слушала и дом Горького, виллу бывшего толстосума с орхидеями на фризах и фронтонах, с оранжереей на крыше. Слушала все кварталы, где жила новая знать, — дома на Герцена и Воровского, квартиры на Тверской, а в Ленинграде слушала Смольный, кабинеты Кирова, второго секретаря Чудова, предисполкома Кадацкого и даже дом ЛенГПУ на Литейном. Каждый год Сталин лично утверждал схему на установку новых линий прослушивания и особо важных «точек». В Москву стекались все новинки этого дьявольского изобретения. Самые точные данные, сведения о врагах, нет, не «народа» — у народа не может быть врагов, кроме самих подлых властителей-идиотов, дураков и пьяниц, волею российской беспечной глупости оказавшихся у власти.
Нахмурив лоб, поскрипывая сапогами, насуровив морщинами по углам крепкого мужского рта, надвинув фуражку-«сталинку» на лоб, Киров торопливо поднимался по лестнице в Смольном, так как Чудов, второй секретарь, и Кадацкий, предисполкома, просили разъяснений по докладу об отмене карточек… А он и так опаздывал в Таврический дворец на торжественное собрание.
В пять часов дня в декабре в Ленинграде уже темно, снежная ночь, и хотя коридоры Смольного освещены, но свет явно плохой, недостаточный, и Киров подумал, что пора бы устроить в Смольном ремонт, а еще построить новое, хорошее здание, а здесь снова открыть школу, институт… Надо бы… Впрочем, теперь ему не до ремонта. Восьмого декабря он уже примет в Москве новый пост, от которого долго отбрыкивался. Но Сталин настаивал, против воли его не попрешь. Позавчера битых два часа утрясали все подробности. Двадцать девятого Сталин сам проводил Кирова на Ленинградский вокзал. Обнял, и он до сих пор помнит табачный запах его рта, колючее прикосновение его щеки.
— Давай, Кирыч, кончай там всэ дэла… Здэс ждом, навалим болше! Всо… Бэрэги сэбя. Бэз охраны нэ ходы… — Сталин погрозил пальцем и еще раз обнял его.
Все это мелькало в голове Кирова. Он не любил опаздывать, сам не терпел опаздывающих. Всегда было чувство вины. Сегодня второпях писал дома доклад, тезисы об отмене карточек. И, уходя, забыл папку с документами. Выругался. Вернулся. А жена еще пошутила: «Поглядись в зеркало!» Отмахнулся и, сбегая вниз к подъезду, подумал: «Какая она тоскливая дура!» Жена уже давно и постоянно раздражала его какой-то вечной невпопадной глупостью, неумными подсказками. А тут еще и ее сестра, надоедливо лезущая не в свои дела. Две нелюбимые женщины — это было слишком.
Тайно Киров уже давно сожалел, что впутался в этот бесплодный, безрадостный бездетный брак, ничем, кажется, не оправданный. Жена — фригида, невротичка. Женщины на стороне — слабая утеха. Сколько их не имей, а любви, по которой тоскует каждый мужчина, нет. Слабая это утеха, «любовница». Но и разойтись… Секретарю ЦК! Члену Политбюро!? Дать пищу для слухов и сплетен? Не одобрил бы и Сталин, хотя знал о семейных неурядицах и даже вроде бы дружески сочувствовал. У самого не вышло из семейной жизни ничего, кроме трагедии. Не везло вождям с женами. Хоть кого возьми. Теперь на пути Кирова десятки женщин, жаждущих, обольстительных, готовых за одно его слово, приближение, просто заинтересованный взгляд отдаться, сделаться «подругой», женой. Вспомнил, как на недавнем приеме липла к нему, ласкала взглядом знаменитая актриса. И, должно быть, любовница Иосифа. Хотя у него ничего не узнаешь. Танцевал с ней, очарованный тонкой шелковой талией, плавным движением вгоняющих в дрожь овалов роскошных бедер. Величавая блудница! Вот какую иметь женой… Знал: замужем, но ведет свободный образ жизни. Обольстительный голос. Запах с ума сводящих пряных духов. Обещающий взгляд. Актриса. Самка… Блудница. Запах ее духов, тела… Что это лезет в голову?
Он быстрее пошел по коридору, едва заметив, что какой-то беспокойный звероподобно согнутый длиннорукий отделился от подоконника, на котором полусидел, и пошел походкой полуидиота, клюющим валким шагом. Повернув в узкий коридор к кабинету, Киров уже хотел обернуться — его явно нагоняли, — как вдруг грохот, пронзающий удар в голову повалил вместе с предсмертным криком: «Что-о-о!» Второго выстрела он уже не слышал. Руки убийцы эпилептически дергались. Клубя пеной, вытаращив глаза, он пытался скорее инстинктом, толчками отпихнуться от жертвы. А Киров был неподвижен, упав лицом вперед, с фуражкой на лбу.
Все это и увидели выскочившие из кабинетов секретари, охранники, машинистки. И здесь придется заметить то самое таинственное, что до сих пор не вскрыто в многотомных делах следствия об убийстве Кирова: комиссар Борисов, который должен был сопровождать Кирова буквально по пятам, «отстал», а точнее, наверное, будет: сделал так, потому что получил приказ «отстать». Такой же приказ, очевидно, получили и все прочие, охранявшие коридор. Замечу, что Сталин, которому пытались и пытаются навесить это грязное преступление, к нему абсолютно не причастен. Не причастен хотя бы потому, что, пусть и предположительно, не доверяя Кирову, испытывая к нему нечто вроде ревности, Сталин абсолютно не боялся конкуренции, ибо авторитет его никогда не был сравним с авторитетом Кирова. Ведь когда Киров сам рассказал Сталину, что ему предлагали занять пост генсека, Сталин спокойно сказал: «Можэш… займи…»
Подбежавший Борисов начал пинать бьющегося в припадке убийцу.
— Да это же — Николаев! — крикнул кто-то. — Николаев!!
И многие опознали: да, тот самый, который работал здесь, а потом пушил жалобами, заявлениями, кричал, грозил, хлопал дверьми.
Связанный ремнями убийца орал:
— Я не сам… Я по приказу…
Его повели вниз и сразу заткнули ему рот.
А Киров уже лежал на столе Чудова, и кровавая лужа натекла из-под головы. И пол был исслежен кровяной дорожкой. Озабоченно суетились врачи: Ланг, Добротворский, прибыл главный хирург Джанелидзе и, осмотрев, изрек:
— Никаких надежд… Надо составлять акт!
Чудов крутил «кремлевку».
Красный телефон ответил сразу, но подошел Каганович.
— Киров… Сергей Миронович… Убит! — кричит Чудов. — Да… Покушение… Задержан… Передайте… товарищу Сталину… Ждем…
Чудов отходит от стола и расширенными глазами смотрит на все более белеющее лицо Кирова.
Плачет навзрыд медсестра. Плачет секретарша, Надежда Кудрявцева. Сморкаются в платки присутствующие. Грозой врывается из коридора Филипп Медведь. Взъерошенный, отвратительный людоед с отвисшей челюстью, красногубый, бровастый.
— Что вы тут натворили!! — орет. — Черт! — Он вдруг осекся, засипел.
Звонок… СТАЛИН! Подходит трясущийся Чудов:
— Да… Киров… Сергей Миронович… Убит… Врачи здесь… Профессор…
Сталин требует к телефону Джанелидзе. Профессор сначала говорит по-русски, потом по-грузински. Кивает головой:
— Да… да… Случилось… Товарищ Сталин…
А через час уже весь погруженный в зимние сумерки Ленинград знал о случившемся. Напоминал взворошенный муравейник. Остановились трамваи, из них вываливались возбужденные толпы. Возникали еще стихийные митинги. Всюду ропот, ропот, шевеление толпы и одно слово, без конца повторяемое: Киров… Киров… Киров! Да, Россия умеет скорбеть и умеет воистину иному сочувствовать… Пусть она даже и паршивая, подлая, радостная как бы скорбь! Ну вот! Правда! Орудуют враги! Даже Кирова убили! Кого теперь? И в Ленина стреляли. И опять трясли то ли расстрелянную, то ли помилованную (будто) и все живущую по тюрьмам, а не то на Соловках Фейгу Ефимовну Ройдман, то бишь Фаню Каплан, а может быть, даже Дору Ройд. «Большевики» умели прятать секреты. Секрет же убийства Сергея Мироновича Кострикова, он же великий революционер Киров и бесспорный слуга Хозяина, не раскрыт истинно до сих пор. Трижды позднее пытались это сделать и трижды лгали, изо всех сил пытались свалить все на Сталина «объективные» комиссии, возглавляемые единоверцами убийц… Как позднее рыла-копала вернувшаяся из лагерей «большевичка» Шатуновская! Как хотели оклеветать Сталина и другие-прочие «прокуроры», те, что оправдали позднее и Зиновьева, и Каменева, и Бухарина (не хватило пороху оправдать еще и Ягоду!). А секрета убийства Кирова и нет никакого: был убит в результате хорошо подготовленного заговора по приказу Ягоды и стоявших выше его и за его спиной, жаждавших снова владеть Россией.
