Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941 - Павлова Ирина Владимировна
Характерно, что вывод об особой роли власти в России принимался и советскими историками, которые проводили его в виде основополагающего тезиса о руководящей роли Коммунистической партии в развитии советского общества. Но так как историческая наука была органической, составной частью советской общественно-политической системы, то вполне закономерно, что проблема понимания происходящего, как отметил Ю.Н. Афанасьев, никогда не стояла в числе первоочередных [8]. Объяснение заменялось аксиомой, согласно которой Коммунистическая партия объявлялась передовым отрядом трудящихся в их борьбе за укрепление и развитие социалистического строя и представляла руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных [9].
Кардинальные изменения в СССР, начавшиеся в середине 1980-х гг., повлекли за собой мучительные поиски ответа на вопрос о сущности советской системы и о реальном механизме власти в стране, что стало характерной чертой многочисленных дискуссий и публикаций того времени [10]. Сначала это были робкие попытки отказа от концепции существования системы Советской власти. Широко было распространено представление о том, что после 1917 г. в стране определенно существовали демократические институты, которые с конца 1920-х гг. стали подменяться административно-командной системой управления, сложившейся к середине 1930-х гг. Так, в статье Т.П. Коржихиной "Политическая система в СССР в 20-30-е годы" говорилось о том, что и в 1930-е гг. система "балансировала между бюрократическим государственным аппаратом и трудовыми массами, между чрезвычайными мерами и народным энтузиазмом. Система диктатуры пролетариата постепенно и последовательно перерастала в режим диктатора" [11]. Характерно, что в книге Т.П. Коржихиной “Советское государство и его учреждения (ноябрь 1917 - декабрь 1991)”, партийные органы вообще не рассматривались [12].
Ответа на вопрос о механизме власти не было дано и в самой крупной работе периода перестройки - книге Д.А. Волкогонова "Триумф и трагедия: политический портрет И.В. Сталина", изданной в 1989 г. Вполне закономерно поэтому, что во время обсуждения этой книги, состоявшегося в редакции журнала "Новая и новейшая история", В.П. Наумов высказал следующее замечание:"...Необходимо также раскрыть и процессы утверждения всевластия высших органов партии, особенно деятельности Секретариата и Политбюро, роль Сталина в катализации этого процесса. Было бы желательно подробнее рассмотреть и процесс поглощения партийным аппаратом функций и прерогатив власти Советов" [13].
Вполне обоснованным явилось признание заместителя директора Института истории СССР АН СССР В.П. Дмитренко, сделанное им в конце 1990 г. на заседании круглого стола "Сталинская модель социализма: становление, развитие, крах (20-80-е гг.)", о том, что "многие годы изучение проблем развития политической системы в СССР было методологически несостоятельным, теоретически беспомощным, крайне однобоким и однолинейным. Проблема, как это сейчас абсолютно ясно, изучалась только в одной плоскости - доказательства последовательного и все более углубляющегося по мере приближения к сегодняшним дням народовластия" [14].
Осознание реальной природы власти в СССР происходило одновременно с политическими процессами в стране. Только тогда, когда начался стремительный распад КПСС, вопрос о действительной ее сущности был, наконец, поставлен и в советской литературе. В этом смысле статья Ю. Буртина "Что такое КПСС?" была знаменательной для своего времени [15]. Однако как много времени понадобилось для того, чтобы поставить этот вопрос, если учесть, что противники большевизма уже в первые годы Советской власти уловили тенденцию превращения партии из общественно-политической организации в государственный механизм. В 1924 г. Ст. Иванович писал: “Партия - это всегда только часть политических сил данной страны, большая или меньшая, но все-таки только часть. Да и самое это слово - "партия" - на всех языках и в каком бы смысле его не употребляли, всегда означает только часть того, о чем говорят, когда произносят это слово. Там же, где все партии уничтожены, где действует только одна группа людей, выжигая огнем и вырубая мечом всех, не только инакодействующих, но и инакомыслящих, притом не только вне своего круга, но и внутри него самого - там эта господствующая часть превращается в целое. А превратившись в целое, перестав быть частью, она перестает быть партией...” [16].
Общественное осознание реального механизма власти началось только после Августа 1991 г., когда одновременно с крахом существовавшей в СССР политической системы распалась и ее структура - Коммунистическая партия. Это крушение с беспощадной ясностью высветило факт, который многие десятилетия скрывался под плотной завесой лжи и демагогии и в конце концов потерял свой первоначальный смысл: Коммунистическая партия Советского Союза на самом деле политической партией не являлась. Партией, действительной организацией единомышленников, имевшей свои политические цели и задачи, была не многомиллионная КПСС, а ее аппарат, который одновременно являлся институтом власти, стержнем всей политической системы. После того, как этот стержень был вынут, КПСС рассыпалась, как карточный домик. Тогда же, в августе 1991 г. в СССР впервые в открытой печати появились образцы шифрованных телеграмм, которые рассылались из аппарата ЦК в местные партийные органы.
Следующим шагом на пути этого осознания стали заседания Конституционного суда летом 1992 г., на котором рассматривались конституционность указов Президента России о запрете деятельности КПСС и КП РСФСР, а также законность самой этой организации. На суде фигурировали материалы из той самой "особой папки", в которой хранились наиболее секретные документы КПСС. Впервые в СССР в опубликованной тогда статье М. Федотова, А. Макарова, С. Шахрая ""Дело КПСС", или Какую организацию мы потеряли" доказывалось, что КПСС - не общественно-политическая организация (что отстаивали оппоненты указов Президента), а "типичный и одновременно уникальный “государственный механизм “" [17].
Смена власти и распад СССР одновременно с начавшимся широкомасштабным рассекречиванием документов КПСС, несомненно, активизировали изучение механизма политической власти. Серьезные шаги на этом пути в последние годы жизни были сделаны Т.П. Коржихиной [18].
Вполне закономерно, что попытки разобраться в механизме коммунистической власти начались с изучения первого десятилетия Советской власти. Огромное значение для понимания этого механизма имела секретная переписка высших партийных органов - Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК с местными партийными органами, которая осуществлялась конспиративно через систему связи Бюро Секретариата ЦК и секретно-директивных частей местных партийных комитетов (с 1926 г. Секретного отдела ЦК и секретных отделов на местах). К сожалению, опубликованная в 1993 г. в Новосибирске в количестве 500 экземпляров монография И.В. Павловой "Сталинизм: становление механизма власти", в которой впервые на основе этой переписки рассматривался процесс становления механизма партийного государства с его особой партией аппарата внутри Коммунистической партии, поглощением партийными органами государственных структур и принципом всеохватывающей секретности, не оказала влияния на историографию этой темы в России. Осталась без должного внимания и публикация ряда документов по ведению секретного партийного делопроизводства, подготовленная В. Лебедевым по материалам Президентского архива [19]. Так, в работах, специально посвященных проблемам власти в первые годы после Октябрьского переворота - Г.А. Трукана, Е.Г. Гимпельсона, В.А. Шишкина, С.В. Леонова, рассматривается множество различных вопросов, кроме основного - механизма власти [20]. Однако постепенно и другие историки стали осознавать важность переписки ЦК с местными партийными органами для понимания реального механизма власти в СССР. На материалах Сиббюро ЦК написана монография Г.Л. Олеха, на материалах Воронежского и Тамбовского губкомов партии - книга В.В. Никулина [21].
