Эпоха Куликовской битвы - Быков Александр Владимирович (бесплатная регистрация книга txt) 📗

«Ох, нехорошо… Нехорошо-то как получается, — с досадой подергал себя за бороду инок. — Натворят делов бояре, а я пиши. Князь-то Иван Иванович в Орду уехамши. И бояре Вельяминовы утекли из Москвы, от греха подальше, с семьями. В Рязань ли, дальше ли в Орду, неведомо. А мне запись делать пора. Куда еще тянуть-то? Март на носу. Год заканчивается [1].

Новую запись делать надобно. Вот пропишу Вельяминовых убивцами, а князь возьмет да и простит их. Что же мне тогда, голову долой?.. Ладно, коли меня одного князь накажет. Вся ведь обитель без милостыни княжьей останется. А как князь, так и бояре его. Никто же копеечки нам тогда не подаст…»

Монах тяжело вздохнул, взял в руку костяное писало и, развернув его острием к себе, лопаточкой принялся разглаживать на цере воск, стирая обличающие бояр Вельяминовых слова. Потом он перечел оставшееся: «Тысяцкий Алексей Петрович Босоволков, по прозванию Хвост, убиен был…»

Инок пожевал губами, стер «убиен был» и вместо этих слов нанес острием писала: «по бесовскому прельщению сам же себе убиеша…»

— Вот. Так-то лучше… Или не лучше? — старец еще раз перечитал получившуюся запись: «Хвост по бесовскому прельщению сам же себе убиеша…»

«Ох, опять неладно! Кабы он самоубивец был, так его и на кладбище хоронить бы не стали. Таких и отпевать-то грешно… А ведь похоронили же, и отпели уже… И совсем это плохо получается. Будто я поклеп на Алексея Петровича возвожу, в смертном грехе его обличая. Да меня ж Босоволковы за такое в порошок сотрут!.. Прости, Господи! Нельзя эдак-то писать. С какого боку не посмотришь — все лихо…»

Монах решительно взялся за писало и лопаткой затер срамящие тысяцкого слова.

«А ежели вот так? — он вывел после слова Хвост: — Убиен был неведомо кем. То ли татями ночными, то ли иными разбойными людьми…»

В поставце горела, тревожно потрескивая, лучина, а мальчишка шумно ерзал у монаха под боком.

— Нет. Не то, — инок недовольно поморщился. — Выходит, что же? По Москве ночью даже тысяцкий пройти спокойно не может? На Москву всю, да на стражей ночных, выходит, поклеп?! Да и не только в этом дело… Охо-хо. Грехи наши тяжкие… Ведь испросит же меня Господь всеблагой на страшном суде: «Почто изолгал ты Алексея Хвоста? Почто про убийство его в летописании твоем лжа написана?»

Тяжко неправду писать. А правду писать страшно. Поедом бояре друг друга едят. До смерти убивают. Как убит он был? Где охрана его была, где дружина? Никогда не ходил Хвост один, ни ночью, ни днем даже, но всегда в окружении верных людей своих. А среди верных тех и бояре Михаил и Василий Васильевич были!.. Вот и ответ. Вся Москва тот ответ знает. Но слово сказать — то одно, а вписать в погодную запись — иное. Казнит князь убивцев сих, али изгонит их, то и ладно. А если простит?.. Надоумь, Господи, как пред лицом твоим не солгать, но и обитель уберечь от гнева княжьего да боярского?»

— Все, отче! Отскоблил! — довольно вскочил с места Митяй. — Теперь можно за квасом сбегать?

— Иди уж, — махнул рукой инок. — И мне прихвати. Да скажи Андрейке, пусть поесть чего-нибудь нам соберет. В трапезную не пойду нынче. Занят я…

Мальчишка, нетерпеливо дослушав, тут же сиганул вон, забыв прикрыть за собой тяжелую дубовую дверь.

— Охо-хо, Митька. Никакого-то в тебе благолепия, — прокряхтел монах, закрывая дверь поплотнее, — суета одна мирская… Вот Андрей, тот другое дело. Андрейка дело знает… А Хвост-то, выходит, равно как князь Андрей Боголюбский, от своих же мечем посечен… — Монах вдруг замолк и, схватив писало, склонился над церой… «…убиение же его дивно и незнаемо, аки ни от кого же никем же, только найден лежащим на площади. Некие же люди говорили, что втайне сговорились и зло задумали на него враги, и так их общею думою, словно Андрей Боголюбский от Кучковичей, так и Хвост от своей дружины пострадал…» — каллиграфическим почерком вывел он через некоторое время на желтом пергаментном листе и довольно улыбаясь размял пальцы.

— Некие же люди говорили… Вот так-то! Дверь со скрипом отворилась, и через порог резво перескочил Митяй со жбанчиком кваса в руках.

— Вот, — он выдохнул и установил жбанчик с плавающим в нем ковшом на широкую скамью. — Андрейка сказал, что трапеза не готова еще. Но чтобы я потом снова сбегал, когда доспеет…

— А как же ты узнаешь, что доспело? — полюбопытствовал инок.

— А я еще раз сбегаю, чтобы узнать, — хитро улыбнулся Митяй.

— Эх ты, непоседа… Пошли уж. Все. Управился я. Будем со всеми, в трапезной есть.

УБИЙСТВО ДИВНОЕ И НЕЗНАЕМОЕ

В землях с вечевым управлением, таких, как Новгород и Псков, тысяцкий был высшим выборным лицом города, командиром городского ополчения и судьей. Также тысяцкий ведал сбором некоторых налогов. В тех городах Древней Руси, где не было вечевого правления, должность тысяцкого замещалась по приказу князя из числа знатных бояр. В Москве эту должность долгое время исполняли представители одной и той же семьи — Вельяминовы.

Хвост Алексей Петрович был боярином, сыном московского наместника. Еще при жизни московского князя Семена Гордого (княжил в 1341–1353 годах) он был деятельным участником боярской смуты в Москве. Как следует из докончальной грамоты великого князя Семена с младшими братьями, Хвост интриговал в пользу Ивана Красного. Одной из привилегий бояр в XIV веке было право беспрепятственного отъезда от одного князя к другому. Однако Семен Гордый, узнав о действиях Хвоста, запретил братьям принимать боярина в свои уделы и предупредил их, что намерен наказать крамольника и его семью по своему усмотрению. Конфискованным имуществом Хвоста великий князь поделился со своим братом Иваном Красным, обязав того не возвращать добро боярину и не помогать ему ничем.

В 50-е годы XIV века страшная болезнь, известная под именем черной смерти, унесла в могилу большую часть населения Европы. Эта беда не обошла стороной и Русь. В Москве моровая язва, как называли на Руси эту эпидемию, свирепствовала в 1353 году. Погибло множество народа. Сильно пострадала от мора и московская великокняжеская семья. Умер и великий князь Семен Иванович Гордый и два его сына. Новым великим князем Московским и Владимирским стал младший из четырех сынов Ивана Калиты, Иван Иванович Красный, поскольку все его старшие братья к тому времени умерли.

Став великим князем, Иван Красный наградил Хвоста за преданность и назначил его московским тысяцким. Но Вельяминовы — старые московские бояре, владевшие этим постом, не смирились и составили заговор. Результатом его и было убийство Алексея Петровича Хвоста Босоволкова — московского тысяцкого, произошедшее 3 февраля 1356 года.

«И был мятеж великий на Москве того ради убийства. И в ту же зиму по последнему пути большие бояре московские отъехали на Рязань с женами и с детьми». Убийцы тысяцкого — бояре, боровшиеся с ним за власть, и в первую очередь Вельяминовы, бежали в Рязань, уверенные, что там их не достанет гнев москвичей и московского князя. По одним сведениям, из Рязани они поехали в Орду, а по другим — лишь послали туда своих послов.

Какие же причины привели к убийству боярина Хвоста?

Вельяминов был тысяцким при московском князе Семене Ивановиче Гордом и стоял за удовлетворение денежных запросов Орды, что приводило к увеличению поборов с горожан. Хвост «играл на популярность», выступая против проордынской политики (то есть против повышения налогов). Иван Иванович Красный, брат князя Семена Гордого, в то время придерживался антиордынской позиции. Поэтому, унаследовав княжество после смерти Семена, он поставил тысяцким Алексея Петровича Хвоста.

Позиция Хвоста была, по сути, популистской — давайте не будем платить дань Орде, а князь пусть выкручивается как хочет. Покуда Иван Иванович не правил и не отвечал лично перед Ордой за недоимки, он поддерживал Хвоста. Однако, став великим князем он осознал, насколько его власть и сама жизнь зависят от размеров ордынского выхода.