Пермские чудеса (Поиски, тайны и гипотезы) - Осокин Василий Николаевич (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Я никак не мог прийти в себя. Стеллецкий был недоволен.
— Я думал, корреспонденты столичной прессы народ более подтянутый… Сколько вам лет?
— Двадцать семь.
— Тем более!
И, видя мое недоумение — зачем, мол, все это здесь нагромождено, — вдруг встал и многозначительно произнес:
— Через все это должен пройти каждый, кто по-настоящему отважится совершить подвиг отыскания библиотеки Ивана Грозного. Цель великая… А в соседней комнате увидите то, что ожидает этого героя и счастливца. Идемте.
Он крепко взял меня под руку. Мы вошли в соседнюю комнату. Стены ее были голубые. Художник (как вскоре выяснилось, сам Стеллецкий) изобразил беломраморные бюсты каких-то мудрецов и поэтов, фигуру музы с арфой в руках.
После промозглого склепа здесь было отрадно. А когда жена археолога, Мария Михайловна, угостила еще и чаем с вареньем, неприятная тягота и вовсе прошла.
Так я стал бывать у Игнатия Яковлевича Стеллецкого, и с каждым разом все шире и все глубже раскрывалась его необычайная жизнь и удивительные поиски.
Не забыть мне тех зимних вечеров 1947 года. С нетерпением ждал я каждой встречи с «неистовым кладоискателем», как прозвал Стеллецкого писатель Роман Пересветов, которого я иной раз встречал в этой удивительной квартире.
— Сын беднейшего украинского псаломщика, я окончил Киевскую духовную академию, и мне предстояла карьера священнослужителя. Но меня больше увлекала археология, раскопки знаменитых киевских пещер, в которых согласно легендам хранились таинственные клады. Увидав такое мое стремление, академическое начальство направило меня на археологические раскопки в Палестину, где действовало Русско-Палестинское библейское общество. Там, между прочим, я обнаружил остатки города Иотапаты, описанного еще автором «Иудейской войны» Иосифом Флавием. Окончил я и незадолго перед тем основанный Московский археологический институт. Но все началось с того, что мне попалось исследование профессора Сергея Белокурова «О библиотеке московских государей в XVI столетии», изданное в 1898 году. Вот она, эта знаменитая и злополучная книга!
Стеллецкий в сердцах шлепнул ею об стол. Впрочем, сейчас же снова взял и раскрыл на нужном месте. Я успел заметить многочисленные отметки разноцветными карандашами: подчеркивания, галочки, знаки вопросов и восклицаний, латинские «Sic!» и русские «нет!».
— В сей книженции приводится выдержка из «Сказания о Максиме философе, иже быть инок Святые горы Афоньские». Максим Грек, как человек весьма ученый, был в свое время приглашен великим князем московским Василием Третьим для переводов каких-то книг на русский. Я тоже это «Сказание» буду вам переводить на современный язык, ибо, сдается мне, вы не очень сильны в церковнославянском. А как бы в скобках буду давать необходимый комментарий.
Стеллецкий торжественно и медлительно начал:
— «Однажды великий государь Василий Иоаннович вводит его (то есть Максима Грека) в свою царскую книгохранительницу и показывает ему бесчисленное множество (запомните, уважаемый корреспондент „Вечерней Москвы“, бесчисленное множество!) греческих книг. Сей инок весьма удивлен был, видя такое множество трудолюбивого собрания, и поклялся перед благочестивым государем, что даже в Греции такое множество книг видеть не сподобился… Когда безбожные турки овладели царствующим городом (речь идет о Византии, захваченной турками в 1453 году), тогда некие благочестивые люди взяли много греческих книг, да не до конца угаснет светило греческого православия, отплыли с ними (то есть с книгами) в Рим». Делаю небольшой пропуск. И наконец последняя фраза: «Православный государь Василий, самодержец, я никогда не видел столько книг греческого любомудрия, сколько собрало ваше царское рачение о божественном сокровище». Великий государь Василий Иванович выслушал его и предложил ему на рассмотрение взять книги, которые еще не были переведены на русский язык.
— И что же, перевел их Максим Грек? — нетерпеливо спросил я Стеллецкого.
— Эх, мой друг! Чему вас только в школе учили? Разве не знаете, что Максим Грек вскоре был осужден за так называемую ересь и многие годы провел в заточении? Не до переводов ему было!
Я уже заметил эту привлекательную черту Стеллецкого. Пожурит, а то и вовсе возмутится невежеством собеседника и тут же оттает, ласково так взглянет, как бы ничего не случилось. Так и сейчас. Через минуту он упоенно, как ни в чем не бывало продолжал:
— Ясно, что, судя по необыкновенной живости изложения, «Сказание» — документ вполне достоверный, выдумывать его никому в голову не пришло бы и что, следовательно, и у царя Василия III (отца Ивана Грозного) была необыкновенная библиотека из великого множества греческих книг, то есть рукописей, ибо книгопечатание тогда еще не изобрели. Каждому это ясно, а вот, видите ли, профессору Белокурову не было ясно. Он в своем сочинении пытался доказать, что «Сказание» написано не современником Максима Грека и не что иное, как выдумка. (Забегая вперед, скажу, что интуиция Стеллецкого здесь не подвела. Уже после его смерти, последовавшей в 1949 году, нам стало известно исследование Ивана Денисова, русского ученого, живущего за рубежом к в свете новонайденных документов доказавшего, что автором «Сказания» был князь Андрей Курбский, лично знавший Максима Грека. — В. О.)
— Итак, вы видите в этом доказательство существования библиотеки во времена Василия Третьего, — заметил я. — Но почему она называется библиотекой Ивана Грозного? И почему вы думаете, что она уцелела до наших дней?
— Погодите, всему свой черед. Но ваше нетерпение мне начинает нравиться. Слушайте, что случилось совсем недавно, а точнее говоря… сто двадцать пять лет тому назад. В 1822 году профессор Дерптского (ныне Тартуского) университета Христиан Дабелов опубликовал выдержку из одного документа, присланного ему из города Пернова (теперь это Пярну). Вот эта выдержка, которую привожу опять-таки не полностью:
«Сколько у царя рукописей с востока?
Таковых всего до 800, которые частию он купил, частию получил в дар.
Большая часть суть греческие; но также много и латинских. Из латинских видены мною:
Ливиевы Истории, которые я должен был перевести.
Цицеронова книга де република и восемь книг историарум.
Светониевы истории…
История Тацита.
Книги римских законов.
Юстиновы истории.
Вергилия Энеида и Итх.
Сии манускрипты писаны на тонком пергаменте, имеют золотые переплеты.
Салюстиева война Югурты и сатиры Сира.
Греческие рукописи, которые я видел, суть:
Полибиевы Истории.
Аристофановы комедии».
Стеллецкий на минуту умолк и снова продолжал с жаром.
— Я сегодня уже говорил Пересветову, что культурный мир вздрогнул бы, если бы это сокровище обнаружилось. Открылся бы новый пласт прошлого. Восемьсот манускриптов! Труд Ливия о Римской империи состоял из 142 томов, а до нас дошло только 35. Ведь мы вовсе не знаем его «Историарума», а сочинение «Де република», что значит — «О государстве», известно нам лишь в своей небольшой части, которую открыл в прошлом веке библиотекарь Ватикана Анджело Маи. История Светония известна лишь с большими пропусками. Из двенадцати томов истории Тацита до нас дошло четыре с четвертью. Упомянутые в таинственном списке сочинения поэта и оратора Кальвуса вовсе неведомы. Какие комедии бессмертного Аристофана были в либерее? Не те ли, которые скрылись во мраке времени? А стихи Пиндара? Но ведь нам известны только его песни. И так далее, и тому подобное…
— Кто был автор перечня? Как он попал к Дабелову? О какой библиотеке идет в нем речь?
— Дабелов его получил, как я уже упоминал, из Пернова. Архивы городов тогдашней Эстляндской губернии присылали ему всевозможные старинные документы, и он печатал в разных сборниках выдержки из них. В полученной из Пернова черной тетради оказались пожелтелые листки. Давно выцветшие чернила. Записи на старонемецком языке… Они содержали приведенный мной перечень. А кто был автор и о какой библиотеке в нем была речь, прояснилось позднее, когда в Дерпт приехал преподавать профессор Вальтер Клоссиус, специалист по манускриптам. Он, как только узнал о публикации Дабелова, сейчас же бросился к своему коллеге, и между ними произошел приблизительно такой разговор:
