Подвиги русских врачей (Из истории борьбы с заразными болезнями) - Вайндрах Григорий Моисеевич
В Новоархангельской больнице за многие тысячи верст от столицы велись наблюдения за больными, как в хорошо оборудованной клинике.
Нельзя думать, что только в 1857–1858 гг. возвратный тиф впервые появился в России. Кто изучал работы по истории медицины в начале XIX в., тот может найти первые описания возвратного тифа в России. В 1823 г. в «Военно-медицинском журнале» Ф. Гейрот в своей статье «О нервной горячке и тифе» уделяет место описанию желтушного тифа. Современный врач узнает в этом желтушном тифе то, что впоследствии было названо тифоидом, или, точнее, — паратифобациллезом, при возвратном тифе. Ф. Гейрот подробно описывает и эту болезнь, и сыпной тиф с потерей или затемнением сознания.
Три московских врача — В. В. Пеликан, А. Е. Эвениус и Г. М. Левестамм — называли возвратный тиф перемежающейся лихорадкой. Интересно здесь отметить, что уже тогда передовые врачи связывали появление этой болезни с социальными условиями.
В 1839–1840 гг. на Руси был неурожай, и население окружающих Москву губерний в поисках хлеба и работы, покинув свои деревни, бросилось в Москву; там и разыгралась эпидемия возвратного тифа.
В нашу задачу не входит изучение истории этого заболевания, но во всяком случае в эти годы оно было уже известно врачам. При появлении возвратного тифа в Москве в 1864 г. распознавание этой болезни было поставлено довольно точно, правда, после того, как в Петербурге она дала огромную заболеваемость.
Сведения о болезни в первое время, как видно, властями не оглашались. Во всяком случае на это намекает заметка в «Московской медицинской газете» (№ 12, 20. III 1865): «Если верить слухам, — пишет газета, — то в Москве одна больница уже наполнена больными с возвратной горячкой. Не знаем, насколько эти слухи справедливы, странно было бы, если бы врачи сказанной больницы не сообщили ничего о болезни во всеобщее сведение».
Но уже в следующем номере той же «Московской медицинской газеты» (№ 13, 27. III) мы читаем, что «в видах предупреждения появления и распространения в Москве горячки Московский военный генерал-губернатор поручил состоящим при нем чиновникам немедленно приступить к самому тщательному и подробному осмотру всех фабрик, заводов и ремесленных заведений и в случае замеченных ими важных недостатков в помещении, пище, одежде и вообще в содержании… рабочих, равно в неустройстве и содержании мест для стока нечистот, доносить ему для дальнейших распоряжений». Нужно указать, что это распоряжение было вызвано тем, что правительства Франции, Англии, Австрии и других стран, получив сведения о появлении какой-то эпидемии в Петербурге, обратились к русскому правительству с соответствующими запросами: за границей распространились сведения, что в России наблюдается чума.
Среди иностранных медицинских журналов того времени нашлись такие, как «Wiener Medicinische Wochenschrift», в котором была помещена статья, что болезнь, поразившая Россию, перешла с лошадей на людей и превратилась в голодно-тифозную горячку, дающую смертность пяти восьмых всех заболевших [17].
В состав комиссии, которая отвечала на все запросы иностранцев, входили медицинские корифеи того времени: С. П. Боткин, лейб-медик В. Е. Экк, И. И. Гирш, главный врач обуховской больницы Ф. Ф. Герман, приглашен был для участия в ней и академик H. Н. Зинин.
Русскому правительству важно было представить ответы людей авторитетных, так как за границей поговаривали даже о прекращении торговли с Россией и о закрытии портов для судов, идущих с русскими товарами.
Ответы на эти запросы представляют большой интерес, поскольку в них нашла отражение господствующая среди врачей точка зрения на возвратную горячку и вообще на тифы. Возвратная горячка, писали русские врачи, не особенная болезнь, но «род тифозной горячки с разными известными видоизменениями».
Относительно того, была ли болезнь известна в России до 1864–1865 гг., в ответе указывалось, что возвратная горячка описана в 1840 г. в Москве, в 1857–1858— в Новоархангельском порту, в 1863— в Одессе. В дополнении сообщалось, что это болезнь бедных, и распространяется она через соприкосновение. Боткин прямо писал, что «дурное помещение низшего и рабочего класса, скопление более значительного сравнительно с прежними годами (в 1864–1865 гг.) числа рабочих — все это способствовало распространению возвратного тифа».
Изучающим медицинскую литературу по старым журналам многое кажется наивным и примитивным, но вместе с тем в статьях русских врачей бьет ключом живая мысль и горячее чувство. Демократизм русского врача выражался и в правильной оценке социального положения освобожденных без земли крестьян.
В редакционной статье журнала «Современная медицина» (1865, № 9) читаем: «Итак, вот вопрос, который нужно предлагать всему сословию врачей во всей России: правда ли, что в нашей роскошной столице, в нашей Северной Пальмире, рядом с ее золотыми дворцами и среди ее несметных богатств, ее хлебных магазинов и хлебной торговли жили слишком 40 000 человек, из числа которых 14 000 должны были заболеть от разложения соков вследствие отсутствия воздуха и пищи и 2000 сойти в гроб. Это было бы потрясающее историческое событие, это доказало бы, что в России существует пролетариат в самом отвратительном, самом несчастном виде, чему до сих пор никто не верит. Это доказало бы, как нужно нам то сочетание науки и администрации, которое мы уже называем гигиеной».
Рассматривая эпидемии как общественное явление, врачи вполне правильно подметили роковую зависимость распространения болезней от определенных социальных условий. Без понимания и обнаружения этой связи не может существовать особая наука — эпидемиология. Так же трезво подходили к объяснению эпидемии в 1864–1865 гг. и другие русские врачи. В петербургском «Медицинском вестнике» указывается как на главную причину распространения возвратного тифа на прибытие в столицу 45 тыс. чернорабочих [18], между тем как спрос на труд значительно убавился сравнительно с прошлыми годами. О специфичности возвратного тифа писал Е. Афанасьев [19].
Русский врач Рейтлингер считал возвратный тиф социальной болезнью. Он писал: «На основании всех вышеизложенных исторических, географических и статистических данных мы убедились в том, что возвратная горячка является преимущественно там, где по каким-либо причинам образовалось скопление людей при худых условиях жизни: в переполненных людьми казармах, семинариях, тюремных замках и ночлегах рабочего класса, между рабочими строящихся железных дорог, заводов и фабрик, между бедными жителями городов и между деревенскими жителями во время голода после неурожаев. Независимо от климата, почвы и особенных топографических условий возвратная горячка является преимущественно зимой, т. е. тогда, когда народ наиболее страдает от худых условий жизни. С полным основанием мы можем назвать возвратную горячку „народной болезнью“, т. е. болезнью, причины развития и условия распространения которой заключаются не в климате, не в почве, а в особенном положении народа» [20].
Почти повсеместное появление возвратной горячки в России с 1864 г. и в столь громадных размерах объясняется переменами общественного положения и быта русского народа, т. е. освобождением крестьян от земли, как говорили тогда передовые русские люди.
В дальнейшем Рейтлингер возражал английским ученым и, в частности, знаменитому Мурчисону, указывая, что в распространении возвратного тифа в Великобритании ирландцами главную роль играли не биологические свойства ирландского народа, а чисто социальные условия жизни.
Московский врач Нейдинг совершенно правильно указывал, и это соответствует нашим современным воззрениям, что заразительность возвратного тифа меньше, чем сыпного. С точки зрения эпидемиологии это был огромный шаг вперед. Врач Обуховской больницы Цорн в своей диссертации доказывает, что возвратный тиф это совершенно самостоятельная болезнь, независимая от страшного «петехиального» (сыпного) тифа. То же подтверждали в своих диссертациях Горячев и Герман.
