Легенды и были старого Кронштадта - Шигин Владимир Виленович (читать книги онлайн полные версии txt, fb2) 📗
Имеются сведения, что в царствование Александра I кронштадтская ложа Нептуна в значительной степени утеряла свой облик флотской ложи, свойственный ей в царствование Екатерины II, и объединяла проживавших в Кронштадте иностранцев, так же как и русских офицеров и гражданских чиновников этого города. Из письма князя П. М. Волконского В. Васильчикову от 7 (19) 1820 года видно, что в кронштадтской ложе принимали участие и гвардейские офицеры: «С некоторого времени государь замечает, что много офицеров разных полков ездят в Кронштадт, так как там существует масонская ложа, вновь устроенная». В 1820 году с масонством в Кронштадте было окончательно покончено.
Вообще, во все времена кронштадтские офицеры старались по возможности держаться подальше от политики. Объяснялось это несколькими моментами. Прежде всего, изолированностью от внешнего мира, как в плавании, так и во время нахождения в островном гарнизоне и невозможностью получать там регулярные сведения об изменении в политических делах. Во-вторых, большой загруженностью служебными делами, а кроме всего этого, и традиционным флотским консерватизмом. Увы, порой политика сама находила их. Так; произошло в декабре 1825 года во время восстания масонов-декабристов.
Из воспоминаний дочери адмирала Мордвинова: «Рылеев определенно показал на следствии, что «особого морского общества не существовало». Правда, Рылеев надеялся при посредстве братьев Бестужевых и Торсона создать отделение общества в Кронштадте. Однако эти морские офицеры отговорили Рылеева, утверждая, что этот план неосуществим. После совместной с ним поездки в Кронштадт Рылеев и лично убедился, что там нет благоприятной почвы для развития деятельности Тайного общества. Как говорил Торсон: «Старшие офицеры ни один не примет участия, что ни ему, ни Бестужеву повиноваться никто не будет, что рядовые всегда скорее послушают старших офицеров… составлять общество между моряками не буду».
Историкам известна попытка Рылеева получить опору в Кронштадте среди офицеров, бывших в кругосветных плаваниях на судах Российско-Американской компании. Однако к идеям республиканского переустройства России кронштадтцы остались безучастны, и Рылеев вынужден был отказаться от образования отделения Тайного общества в Кронштадте. Хотя в конце царствования Александра I кронштадтское офицерство и было недовольно тогдашним развалом флота, но и от революционности они были далеки.
В одном из рапортов шефа жандармов графа Бенкендорфа есть любопытные указания на настроения кронштадтского офицерства до декабрьского восстания и после. Из текста рапорта совершенно очевидно, что шефу жандармов было очень трудно получить какие-либо точные сведения о политических взглядах тесно сплоченного кронштадтского офицерства. Все же видно, что одной из причин недовольства моряков в конце царствования Александра I было то, что, по их мнению, флот превратился в жалкое «подобие флота». После вступления на престол Николая I кронштадтцы были недовольны тем, что от них требовали «по их выражению, пехотной выправки, они говорят, что на это у них нет времени и что подобная выправка не соответствует роду их службы». Несмотря на это, очевидно, что внимание, уделенное Николаем I флоту, дало кронштадтцам большое нравственное удовлетворение. Флот, словами того же рапорта Бенкендорфа, «благодаря особой заботливости государя, представляет в настоящий момент внушительную силу», хотя «флотские офицеры много говорят о неосмотрительности, с которой строят суда». Очень возможно, что этот элемент профессионализма преувеличен Бенкендорфом.
Впрочем, это не исключает, что некоторая часть кронштадтского офицерства в той или иной степени симпатизировала декабристам, хотя бы в силу того, что среди тех были их товарищи из гвардейского флотского экипажа. В пользу такого мнения можно привести заявление декабриста капитан-лейтенанта Н. Бестужева в разговоре с Рылеевым, что «Кронштадт есть наш остров Леон», — намек на роль, которую сыграло восстание Риего в испанской революции, — можно также расценить как указание на то, что декабристы имели основание рассчитывать на серьезную поддержку флотских офицеров кронштадтских экипажей.
Чем увлекались моряки Кронштадта в эпоху парусного флота в свободное от службы время? О чем мечтали? Что читали? Дошедшие до нас воспоминания показывают, что многие молодые офицеры старалась воспользоваться нахождением за границей для расширения кругозора. Они осматривали города и порты, совершали поездки по окрестностям, посещали музеи и монастыри, церкви и древние развалины. Разумеется, что тому азарту, с которым наши офицеры бросались в поездки по интересным местам, способствовала долгая обособленность от большого мира во время долгих зимних кронштадтских сидений и изолированность от внешней информации во время плавания.
Д. Н. Федоров-Уайт в своей статье «Русские флотские офицеры начала XIX века» писал; «По имеющемуся материалу трудно составить себе точное представление об общем уровне умственных интересов и начитанности моряков начала XIX века Очень вероятно, что оставившие после себя записки и журналы были скорее впереди, чем посередине, массы тогдашнего офицерства Все же, сравнительно большое число печатных трудов, которые удалось посмотреть, заставляет думать, что интерес к истории, экономическим наукам, живописи, литературе, музыке, скульптуре и архитектуре, о котором свидетельствуют воспоминания, не был исключительным достоянием их авторов».
Лейтенант Кронштадтской эскадры М. П. Коробка (будущий адмирал и командир Кронштадтского порта. — В. Ш.) о музыке и пении, писал в дневнике: «люблю отменно и то и другое»… «с удовольствием неизъяснимым я слушал прилежно и дабы не упустить ни одного тона, не смел дышать». В Триесте, где он слушал оперу «Инеса де Кастро», он восхищался певицей Сесси, которую называет «первой в Италии». Когда труппа итальянских актеров совершает переход на судне Коробки, то один из артистов, «всегда окруженный нашими гардемаринами, вторит им на гитаре». У Коробки развитый вкус Он сравнивает между собой оперные труппы в различных городах Италии. Восторгаясь пением знаменитого Давида в опере Сан-Карло в Неаполе, он, однако, критически оценивает его игру. Перечисление им итальянских композиторов: «чтобы насладиться особенно гармониею Лео, Жомелли, Гримальди, Чимарозо и Поезиелло: Неаполь и теперь и всегда будет великим хранилищем музыкальных произведений» — показывает, насколько этот флотский офицер освоился с итальянской музыкой.
Театралов среди тогдашних флотских офицеров было великое множество. Декабристы Бестужевы устраивали в Кронштадте театральные представления и разыгрывали там пьесы Коцебу, которые в то время появлялись на подмостках чуть ли не всей Европы. Николай Бестужев был и директор, и костюмист, и режиссер, и главный актер Кронштадтского театра.
Живопись также увлекала флотских офицеров. Дочь главного командира Кронштадтского порта адмирала Мордвинова пишет о своем отце, что он «был большой знаток в живописи и… еще в 1784 году… в Ливорно… составил себе собрание картин знаменитых живописцев». Уже известный нам кронштадтский лейтенант Коробка являлся поклонником Рафаэля, о картине которого писал: «Исходящий от ангела свет… есть чудо в искусстве смешения темноты со светом, есть лучший свидетель таланта Рафаэля — один Рафаэль достиг совершенства». Другой кронштадтский лейтенант, Владимир Броневский, осматривая храмы Палермо, отмечал: «Не только лучшие церкви, но и малые часовни украшены трудами искуснейших художников. Рафаэль, Мишель-Анжело, Корреджо даже и в копиях показываются необыкновенными творениями искусства живописи».
История оставила нам и весьма любопытные проявления любви кронштадтцев к скульптуре. Так, во время экспедиции нашего флота в Средиземном море в 1770–1774 годах сын адмирала Спиридова, лейтенант Алексей Спиридов (сам, кстати, будущий адмирал и командир Кронштадтского порта) так увлекся собиранием греческих древностей, что завалил античными скульптурами весь флагманский салон и впоследствии все это вывез в Россию. Разумеется, не факт, что все это бы уцелело, оставшись в Греции, но что было, то было.
