Судебная петля. Секретная история политических процессов на Западе - Черняк Ефим Борисович (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
Самой слабой стороной нетрадиционной версии является полное отсутствие каких-либо указаний в документах на королевское происхождение Орлеанской девы [60]. Эта версия предполагает существование заговора, в тайну которого было посвящено множество лиц — друзья и враги Жанны, французы, бургундцы и англичане, королевские придворные и писцы руанского судилища, даже римский папа и иностранные дипломаты. Недаром поборникам нетрадиционной версии все время приходится повторять, что свидетельства документов в пользу версии «классической» — умелый обман. Авторов этих документов, якобы отчаянно стремившихся сохранить государственную тайну, сторонники «новой» версии подозревают вместе с тем в том, что они различными способами намекали на нее. Остается предполагать, что сама Жанна сохранила секрет, пожертвовав ради этого жизнью, так как дала кому-то клятву никогда не выдавать свою тайну.
Вот характерный пример. Персеваль де Буленвилье 21 июня 1429 г., после первых военных успехов Девы, в письме герцогу Миланскому Филиппе Висконти (кстати, шурину герцога Людовика Орлеанского, предполагаемого «отца» Девы) сообщал свои сведения о Жанне. В них (хотя они явно основывались на данных расследования, произведенного по приказу короля в Домреми в марте 1429 г., и комиссии духовенства, которая допрашивала саму Жанну в Пуатье) уже нашла отражение официальная легенда, создававшаяся двором после того, как было решено возложить на Жанну важную государственную миссию. Буленвилье рассказывает о чудесных обстоятельствах, сопровождавших появление на свет Жанны 6 января, — все жители Домреми были охвачены необыкновенным радостным чувством и расспрашивали друг друга, что же случилось, поскольку им «не было известно о рождении ребенка». Но как могли жители небольшого селения в тридцать домов не знать, что в одной из семей скоро появится ребенок?
Адвокаты «новой» версии, ухватившись за приведенные выше слова Буленвилье и считая их отражением подлинного факта, делают вывод: речь идет, вероятно, о том, что 6 января 1408 г. Жанну неожиданно доставили в Домреми в семью д’Арк [61]. Однако сам Буленвилье в этом же письме пишет, что Жанна родилась в Домреми в семье д’Арк. Поэтому включение такого «намека» — если это был «намек» — в письмо предполагает сознательное стремление королевского камергера, излагая официальную версию, одновременно раскрыть государственную тайну чужому правительству. Но вряд ли у него могли быть основания для подобной бессмысленной измены. Анализ текста позволяет понять подлинный смысл слов Буленвилье. Жители Домреми были поражены не рождением Жанны, а охватившей их радостью в связи с тем, что 6 января — как это и отмечено в письме— день Богоявления (Крещения). Как в Евангелии короли в день Крещения следовали за звездой, движимые какой-то неведомой силой, так и жители Домреми праздновали, сами того не зная, пришествие вестника божьего. Таким образом, рассказ Буленвилье — один из элементов легенды, не раз возникавшей вокруг имени Жанны и ее деятельности [62].
Ссылаются на то, что Жанна не называла своей фамилии. Между тем это не было в обычае у простых людей в XV в. В нотариальном документе 1442 г. жена Пьера д’Арка именуется просто «Жанна из Бара». Когда Деву специально спросили 24 марта 1431 г. о ее фамилии, она ответила вначале «д’Арк», а потом добавила «Роме», поскольку на ее родине девушки носят фамилию матери.
Подробное сопоставление довольно многочисленных свидетельств о возрасте Жанны убеждает, что наиболее вероятным временем ее рождения нужно все же считать 1411 или 1412 г., и кажется очень неправдоподобным отнесение его к ноябрю 1407 г. Между прочим, Домреми было самым неподходящим местом, чтобы туда послать на воспитание дочь королевы и герцога Орлеанского. Деревня находилась на границе владений смертельного врага Орлеанского дома — герцога Бургундского, и ребенка легко могли похитить. Герцог Орлеанский мог отослать свою дочь к кому-либо из своих приближенных, у которого она была бы в безопасности, получила бы надлежащее образование и вместе с тем не была бы открыта тайна ее происхождения [63].
Жанна, быть может, выучила какие-то начатки грамоты, но это очень мало вероятно. В ее время умение читать и писать не считалось нужным даже для знатных придворных дам. Когда Жанна говорила, что «не знает ни «а», ни «б»», она хотела сказать буквально то, что сказала. Ее современники — и друзья, и враги вроде Кошона, — не сговариваясь, подчеркивали, что она была простая, «невежественная» девушка. При ближайшем рассмотрении точно так же обстоит дело и с ее «военными познаниями». То, что она якобы говорила без лотарингского акцента в отличие от своих земляков, по-видимому, тоже прямо опровергается источниками. Да и как могла она, проведя детские и юношеские годы среди крестьян Домреми, не усвоить их произношение? [64]
При дворе действительно служила некая Жанна д’Арк. Она была родом из Бургундии и должна была находиться в лагере противников герцога Орлеанского. Она не состояла ни в каком родстве с семьей Орлеанской девы в Домреми. Другого «придворного родственника» — Гийома д’Арка — Орлеанской деве приписали в результате… типографской ошибки. В источнике «Христианская Галлия», опубликованном в XVIII в., сказано «de Arca», но, сверившись с указателем имен и названий в книге, можно убедиться, что следует читать «de Area», что является другим названием селения Лэр (Laire); Гийом де Лэр — лицо, известное историкам и не имеющее никаких родственных связей с Жанной д’Арк. (Эту ошибку признали и некоторые сторонники «новой» версии, в частности Е. Вейль-Райналь [65].)
Что бы ни сообщила Жанна Карлу VII при их свидании, это не могло быть известием, что она его сестра. Трудно поверить, что король один оставался в неизвестности насчет планов родных превратить Жанну в спасительницу трона. Он менее всего мог обрадоваться сведениям о том, что его мать была неверна отцу: ведь это прежде всего усиливало бы сомнения Карла VII в отношении законности своего происхождения. В своих показаниях 21 февраля 1431 г., данных под присягой, Жанна заявила, что тайна, которую она открыла Карлу, «касалась короля», т. е. не относилась к самой Деве.
Как уже упоминалось, 22 февраля 1431 г., отвечая судьям, Жанна заявила: «Если бы вы были лучше осведомлены обо мне, вы не пожелали бы, чтобы я находилась в ваших руках». Сторонники «новой» версии считают, что эти слова трудно объяснить, считая Жанну пастушкой из Домреми. Однако эта фраза может звучать и как угроза, означавшая, что ей придут на помощь сторонники или даже небесные силы.
Глашатаи неортодоксальной версии прикидывают, когда и у кого могла возникнуть мысль отправить незаконную дочь королевы в Домреми, кто мог стать исполнителем поручения, кому могли отдать на воспитание девочку, кто мог открыть ей тайну происхождения и т. д.
В своих построениях «бастардисты» (так стали называть сторонников версии о королевском происхождении Жанны) запутываются в целой цепи неразрешимых противоречий. Например, чтобы объяснить, почему д’Аркам было поручено воспитание Жанны, их объявляют зажиточными людьми, имевшими родственные связи с дворянскими семьями. А когда утверждают, что свои знания она никак не могла приобрести в этой семье, тех же родителей Девы рисуют невежественными пастухами. Или другое: Жанне якобы с самого начала была уготована ее миссия. Но ведь родные Карла VII никак не могли заранее знать, окажется ли ребенок, «отосланный в Домреми», пригодным для такой миссии и сумеет ли он выигрывать сражения там, где потерпели неудачу опытные военачальники.
Мы уже не говорим о том, что с 1407 или 1412 г. политическая ситуация не раз претерпевала изменения, менялась и позиция возможных участников «заговора», причем некоторые из них даже вступали в соглашение с бургундцами — союзниками англичан. Так, предполагаемая главная заговорщица Иоланта Арагонская в 1412 г. находилась в дружеских отношениях с герцогом Бургундским, в 1419–1422 гг. жила вдалеке — в Провансе, а в 1423 г. заключила сепаратное перемирие с англичанами, чтобы сохранить свои владения в Анжу. Если появление Жанны при дворе было заранее подготовленной инсценировкой, почему же Деве в ее поездке чинили препятствия местные власти? Почему Карл VII, если Жанна представила ему доказательства, что она его сестра, не признал ее достойной доверия до тех пор, пока Деву не подвергла всесторонним расспросам специально созданная комиссия, которая, кстати, могла раскрыть тайну происхождения пастушки из Домреми? Почему король, вместо того чтобы поспешить выдать Жанну замуж и отослать ее подальше как свидетельницу неверности своей матери, поставил Деву во главе армии? Почему незаконная дочь герцога Орлеанского должна была преуспеть там, где потерпел неудачу его незаконный сын граф Дюнуа? Если уж на роль освободительницы необходима была принцесса королевской крови, почему было не выбрать, допустим, Маргариту Валуа? Вся теория операции «Пастушка» кажется искусственной. Никто не мог знать заранее, что девочка, которая выросла в Домреми, окажется человеком большого природного ума, огромного мужества, выдержки и таланта. Никто не мог заранее определить, что нужда в ней будет как раз в те молодые ее годы, когда она только и могла выполнить миссию Орлеанской девы. Даже если принять гипотезу о «королевском происхождении», весьма малоправдоподобным кажется, что ее могли с детства готовить к предназначавшейся роли спасительницы Франции.
