Русские и русскость - Резниченко Семен (серия книг .txt) 📗
Безнравственность, беззащитность, политическая инертность современных русских — обратная сторона советских успехов и сталинского рывка.
Отношение собственного государства к русскому народу всегда было крайне жестоким. Собственное государство было едва ли не оккупантом. Оно было ориентировано на то. чтобы брать по максимуму и не давать взамен по возможности ничего. Это было и следствием ордынского наследия, и крайне жёстких условий формирования государства.
В досоветский период принципы отношения государства к народу не распространялись вглубь народной жизни. Внутри сословных коллективов были развиты установки на относительное равенство и взаимоподдержку. Особенно это касалось казачества, которое строилось на основе сильных коллективов выживания и сохраняло некоторые элементы ещё домосковского мировоззрения.
В советское время благодаря тотальному огосударствлению были разрушены не только коллективы выживания, но и другие неформальные объединения. Русского научили смотреть на своего собрата «по-государственному», то есть как на потенциальную жертву и объект эксплуатации, которого можно использовать, а потом выбросить за ненадобностью, будь то просто русский из «своей» среды или даже близкий родственник.
И не стоит преувеличивать в этом роль инородческого заговора (хотя активное влияние нерусского элемента на процесс формирования и развития советской власти хорошо просматривается). Но и в самый антирусский период 1920-1930-х годов 65 процентов членов компартии составляли русские — это при пятидесяти четырехпроцентной доле во всем населении СССР. Причина этого — в государственническо-религиозных, вненациональных традициях России. И началось это (привечание иноплеменников, примат идеологии над национальностью, приводящие к разрушению нормальных отношений со своими) отнюдь не при Петре I, а, пожалуй, уже при Иване III. Просто тенденция постепенно нарастала, пока не нашла своё окончательное воплощение и завершение в СССР.
Одновременно в СССР было поддержано, а отчасти искусственно раздуто национальное движение нерусских народов Советского Союза. Русскими и за счёт русских им была оказана колоссальная помощь. Эти народы стали стремительно развиваться и наращивать свою витальную силу. Недаром в предреволюционный период в Дагестане был едва ли не самый слабый естественный прирост населения. Сейчас в РФ — едва ли не самый высокий.
В период межблокового противостояния неевропейским народам мира борющимися сторонами была оказана огромная помощь, в том числе и СССР. За счёт неё неевропейские народы также стремительно нарастили свою мощь и демографический потенциал. За наш счёт начал свой рывок Китай. При потворстве и поддержке США окрепла экономическая мощь нефтяных арабских стран — важнейших проводников исламизма. И в других странах при помощи соперничающих сверхдержав был создан необходимый минимум развития инфраструктуры и социального обеспечения населения, чтобы впоследствии начать культурно-демографический поход на Запад.
И советская, и «демократическая» пропаганда фактически воспитывали у неевропейских протеже антиимпериализм и стремление к независимости, ненависть к «угнетателям». Всё это помогло создать нынешний воинствующий антизападнизм и антибелый расизм, который характерен сейчас для идеологического мейнстрима неевропейских народов, в том числе и в Европе.
Нельзя забывать и о влиянии коммунистической идеологии на белых европейцев и американцев. В ней была заложена мощная разрушительная сила — сила идеологем антинационального вектора, внутриэтнической и внутригосударственной розни, размывания национальной идентичности. В течение XX столетия эти идейные дискурсы стали характерными для широчайшего спектра западных субидеологий, и не только для радикально левых, что во многом и привело к нынешним плачевным результатам.
А если бы по какому-либо стечению обстоятельств Советский Союз не распался бы? Государство, возможно, сохранилось бы. Но, безусловно, потеряло бы своё русское лицо, в основном благодаря тюркам. Крепнущие элиты Узбекистана, Туркмении, Казахстана. Азербайджана взамен на неотделение взяли бы власть в свои руки. К дележу власти подоспели бы и татары, и башкиры, и якуты. СССР превратился бы в полноценный тюркский каганат. Для этой исторической альтернативы были свои предпосылки: и относительно низкий уровень сепаратизма в Средней Азии, и популярность пантюркизма в 1990-е. и последующая мода на евразийство, и мода на Л. Н. Гумилёва, который мог стать духовным гуру несостоявшегося каганата. (В Казахстане его именем и в нашей реальности назвали институт.)
Очень возможно, что русские не имели бы таких проблем с кавказцами, которых, кроме азербайджанцев, возможно, изрядно бы прижали. А вместо среднеазиатских гастарбайтеров, наркоторговцев и насильников получили бы среднеазиатских начальников и силовиков. Что лучше?
Можно с уверенностью утверждать, что роль СССР в истории России и Европы не была ни однозначно положительной, ни однозначно отрицательной. Это был важный и яркий исторический пик цивилизации, после которого началось стремительное падение вниз. Выдающиеся достижения оставили после себя пустыню и развалины, прежде всего нравственные и духовные. Поэтому результаты советского модерна по сути не отличаются от общезападных.
Развал СССР стал первым серьёзным симптомом приближающейся гибели современной европейской цивилизации, важнейшей вехой в крушении модерного общества и воцарении постмодерна, предвестием неофеодализма.
Но при неофеодализме, очень вероятно, будут созданы эпосы. Сказители и певцы наверняка будут воспевать величие Страны Советов и мощь её грозных повелителей, как когда-то слепые аэды пели о падении Трои и последних ахейских царях, обречённых роком на гибель.
Как уже говорилось, опасный внешний враг крайне необходим для стабильного существования России. И желательно, чтобы этот враг был не где-то. а был непосредственно опасен или казался бы опасным широким слоям русских, хотя бы чем-то заменял набеги кочевников.
Так появились российские либералы из радикальных западников в рамках вторичной русской идеи — противостоянии Западу. Когда это противостояние становилось жёстким и лобовым, действительно опасным. эти люди или вообще отсутствовали, или были ярыми патриотами. Просто в их западничестве власть тогда не нуждалась. Народ тогда боялся Запада по делу и за дело. Так было и во времена Наполеона, и Первой мировой войны, и ранней советской власти, и в период Великой Отечественной войны.
Но слишком часто конфликт с Западом был недостаточно очевиден для очень многих русских. И недостаток очевидности конфликта делал уж очень неочевидным необходимость российской деспотии, по сути, оставшейся оборонительным союзом славиний. И тогда к власти появлялось слишком много вопросов…
Тогда в дело вступали прозападные либералы, «жидомасоны» и пр., которые пугали фактом своего существования и подрывной деятельности «широкие массы», в первую очередь патриотов и националистов. В той или иной степени, условно или безусловно, они заставляли многих из них сотрудничать с властью. Так власть держалась с помощью либералов, которые пытались играть роль «злых степных кочевников». Возможно. именно поэтому с революционерами «царский режим» боролся не слишком последовательно, а диссидентство было карьерой…
Только либералы не всегда были так уж добросовестны в этом качестве. Многие из них были очень достойными, привлекательными и человеколюбивыми людьми, иногда (о ужас для властей!) достаточно патриотичными или популярными. Взять хотя бы оборонческую или откровенно националистическую позицию либералов или даже более радикальной публики во время Первой мировой войны. (Такого впредь власти старались решительно не допускать!) Или же взять реальную известность и популярность многих либералов как «обличителей системы» во время перестройки. Именно в эти исторические моменты деспотическая традиция российской власти подвергалось изрядным испытаниям на прочность.
