Царь грозной Руси - Шамбаров Валерий Евгеньевич (книги бесплатно читать без TXT) 📗
Успеха посол, естественно, не добился. Тем не менее, великий князь отправил с ответным визитом в Рим своего дипломата Герасимова. Папа чрезвычайно обрадовался. Правда, в грамоте Василия III оказались только вежливые реверансы, но в Ватикане сочли, что самое главное посол должен передать тайно, на словах. А Герасимов, как нарочно, в Риме заболел. При папском дворе переполошились, очень переживали, как бы не помер. Но когда посол выздоровел, были весьма разочарованы. Выяснилось, что на переговоры о государственных, а тем более церковных делах, он не уполномочен. Католические сановники не верили, подъезжали так и эдак, перестрашивали. Нет, Герасимов подтверждал, что его задачей было только передать письмо с теми самыми реверансами. Тем не менее, даже из его присутствия в Риме постарались извлечь пользу. Папский историк Джовио много раз беседовал с послом и подробно записал его рассказы о России.
Как видим, интерес к нашей стране на Западе ничуть не ослабевал. И когда пришел срок продлять перемирие с Литвой, в Москве вдруг собралась целая конференция «миротворцев»! От папы прикатил епископ Иоанн Франциск, от императора — граф Леонард Нурогальский, от эрцгерцога австрийского вторично пожаловал барон Герберштейн. И все вместе, дружным хором, они принялись нажимать на русских, требуя максимальных уступок. Чувствуя такую мощную поддержку, литовские паны приободрились. Настолько воодушевились, что снова задрали свои претензии на русские земли вплоть до Новгорода и Вязьмы. Да только и русские нажиму не поддались. Тоже не стали стесняться и в ответ заявили о своих правах на Витебск, Полоцк, Киев. В итоге перемирие продлили на прежних границах.
Но факты показывают, что внутренняя российская оппозиция действовала в унисон с внешними силами. Что бы не предпринимал великий князь, кто-то распространял слухи, стараясь опорочить его политику. Когда он начинал войну с Литвой, нашептывали, что он «нарочно ищет врагов». Когда решил проучить Казань — что он напрасно злит татар, и добром это не кончится. Пытались подогреть недовольство, играя на перебоях с волжской рыбой во время казанских войн, обвиняя в возросших ценах на восточные товары. Правда, настроить народ против государя не удавалось, на Руси Василия III любили, он даже обходился без личной охраны, считал это лишним. Но некие круги постоянно мутили воду, и перечисленные слухи отразились в оппозиционных летописях, псковских и новгородских.
Хотя злословить в адрес государя было делом совсем не безопасным. Оскорбление монарха во всех средневековых странах считалось тягчайшим преступлением и строго каралось. Так было и на Руси. За «хулу» на великого князя дьяку Федору Жареному отрезали язык, а боярин Берсень-Беклемишев был обезглавлен. Впрочем, у него и вина была больше. Он не только ругал Василия III, но и искал единомышленников, сколачивал организацию. За политические преступления попали в темницу князь Холмский, дьяк Долматов, подвергся опале дипломат Георгий Траханиот.
Иногда вместе с настоящими виновными страдали и неповинные люди, как преподобный Максим Грек. Ученый афонский монах, получивший образование в Париже и Флоренции, он был приглашен в Москву для разбора греческих книг, собранных великими князьями. Увидев библиотеку, он восхищенно говорил Василию III: «Вся Греция не имеет ныне такого богатства, ни Италия, где латинский фанатизм обратил в пепел творения наших богословов». Работая с несколькими русскими богословами, Максим перевел ряд книг, выправлял старые переводы, сам писал духовные труды. Но простодушного и неискушенного в московских делах Грека стали обхаживать оппозиционеры и еретики, втягивать в политику. Он, по своей доброте, принимал и выслушивал любых гостей, всегда откликался на просьбы ходатайствовать за осужденных. Вот и сочли его сообщником, отправили в монастырское заточение.
Но наказывали одних крамольников, а вместо них появлялись другие. Переметнуться к Сигизмунду задумал князь Мстиславский, был уличен в этом и попал в тюрьму. Еще один заговор организовали Шуйские и Иван Воротынский. Они тоже решили передаться в Литву, а когда их замысел раскрылся, Андрей и Иван Михайловичи Шуйские бежали в Дмитров, под защиту государева брата Юрия. Василий III добился их выдачи, Воротынского после временной опалы помиловал, а Шуйских определил в темницу. Но брат Юрий наказания избежал и остался, вроде бы, ни при чем. Хотя заговорщики, конечно же, не случайно удрали к нему. Да и вообще оппозиция не случайно группировалась вокруг братьев великого князя. По завещанию Ивана III его младшие сыновья получили удельные княжества. Двое из них, Симеон и Дмитрий, к 1520-м гг. успели отойти в мир иной, но Юрий Дмитровский и Андрей Старицкий сохраняли обширные владения, собственные дворы, войска. Как ближайшим родственникам государя им прощалось то, что не прощалось другим. Но они и по своему складу как нельзя лучше подходили для всех недовольных — поскольку сами были недовольны, что старший брат не делится с ними властью, землями, казенными богатствами.
А надежды оппозиции на Юрия и Андрея имели под собой вполне реальную почву. Василий III был двадцать лет женат на Соломонии Сабуровой, но не имел детей. То есть после его смерти трон должен был достаться Дмитровскому или Старицкому князю. Казалось бы, никакой катастрофы для государства это не сулило. Ну что ж, бывает. В Польше бездетному Александру наследовал брат Сигизмунд, да и на Руси подобные вещи раньше случались. Но… исторические хроники сообщают нам не все. Далеко не все. У Василия III явно имелись какие-то причины не доверять братьям! Скорее всего, это было связано как раз с оппозицией. Великий князь знал о ней больше, чем дошло до нас с вами в пересказах летописцев. И не только Василий, но и митрополит Даниил, значительная часть духовенства и бояр тоже полагали, что его братьям государство передавать нельзя.
Вокруг митрополита сплотилась мощная партия, предложившая великому князю пойти хотя бы и на чрезвычайные меры, только бы продлить его род. Причем меры требовались и впрямь чрезвычайные. Развестись с супругой. А по правилам XVI в. это было не шуткой. Развод допускался в единственном случае, если жена или муж уйдет в монастырь. Мало того, при пострижении одного из супругов второй, как правило, тоже принимал постриг. Но митрополит заранее разрешал Василия Ивановича от такой обязанности. И все это предпринималось ради попытки зачать наследника. Всего лишь попытки! Ведь никто не знал, по чьей вине брак бесплоден, никто не гарантировал успеха, не мог предвидеть, родится сын или дочь… Но опасения относительно Дмитрия и Андрея были настолько весомыми, что Даниил, иерархи Церкви и бояре выступили за столь крайнее и рискованное решение.
В официальных русских летописях сообщается, что Соломония Сабурова сама попросилась в монастырь и уговорила мужа. Однако историки XIX–XX вв часто приводят другую версию. Митрополит якобы постригал ее насильно, она вырывалась, топтала ногами рясу, и сдалась лишь после того, как дворецкий Иван Шигона ударил ее плетью. Передается и слух, будто в монастыре вдруг обнаружилась беременность Соломонии. Она, к раскаянию мужа, родила сына Георгия, но никому его не показывала. Предрекала, что он явится «в мужестве и славе» и станет мстителем за нее…
Конечно, официальным летописям можно верить не всегда. Но когда мы оперируем историческими фактами, все же следует учитывать — из какого источника они взяты? Надежен ли он? Заслуживает ли доверия? А источник скандальной версии развода только один. Записки Сигизмунда Герберштейна, который примерно в это время, в 1525–1526 гг. посетил Россию с папскими и имперскими «миротворцами». Правдивым и объективным данного автора назвать трудновато. Его миссии в Москву дважды провалились, русские обмануть себя не позволили, и озлобленный дипломат в своих творениях, изданных на Западе, полил нашу страну грязью — даже не заботясь о правдоподобии, абы погуще. Писал, например, что русские — рабы по натуре, калачи любят из-за того, что они по форме «напоминают ярмо», а кулачные бои устраивают, «чтобы люди привыкли переносить побои» [18].
