Ленин (Глава 4) - Волкогонов Дмитрий Антонович (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Дан 31 августа 1924 г. Кирилл"104.
Все это будет позже. После того как в ночь с 16 на 17 июля совершится злодеяние, которое продолжает глубоко волновать множество людей и сегодня. Как и в случае с "немецкими деньгами", большевистские руководители вроде бы не оставили прямых улик о своем решении, распоряжении, указаниях физического уничтожения царя и его семьи. Но убедительных косвенных свидетельств множество. Некоторые из них я упомянул раньше. Если изложить эти свидетельства концентрированно, то они сводятся к следующему.
Прежде всего, программные установки РКП(б) исходили из необходимости физической ликвидации российского монарха. Ленин публично, как мы указали выше, говорил о необходи-мости казни как Вильгельма, так и Николая. Троцкий прямо указывает, что решение о расстреле семьи было принято в Москве. Достоверность этого свидетельства, по многим основаниям, не вызывает сомнений. Троцкий, второе
376
лицо после Ленина в революции, в ряде своих сочинений прямо указывает (как и обсуждения вопроса в Совнаркоме, ЦК РКП(б), ВЦИК), что к судьбе царя высшие органы советской власти возвращались не раз. Все сходились, что необходим публичный суд. Но большое количество убедительных данных говорит о том, что большевистские руководители понимали, что с помощью суда (и "законной расправы") они могут "решить вопрос" только в отношении четы Романовых. А сын, дочери? Мучительно искался вариант ликвидации всех прямых носителей династии без открытого вмешательства центральных властей. Екатеринбургские комиссары не раз ездили в Москву и встречались со Свердловым. Это подтверждается документально. П.М.Быков в документальном очерке (конфискованном советскими властями) утверждает, что президиум Совета выполнял "поручение".
Работой серьезной следственной комиссии под руководством Соколова было установлено, что "проект извещения Екатеринбургского президиума о расстреле бывшего царя передавался по телеграфу еще до совершения убийства, утром 16 июля, на цензуру Свердлову"... Все сказанное позволяет утверждать, что трагедия в Ипатьевском доме была тщательно разработанной операцией, в которой Москва была организатором, а Екатеринбург - исполнителем105.
Сами исполнители (их показания мы еще приведем) утверждают о "сигнале", команде "сверху". Сам факт одобрения казни и утверждения расстрела ВЦИК уже на следующий день, говорит не просто о согласованности действий Москвы и Екатеринбурга, но и о запланированности преступной акции. Свидетельство А.А.Иоффе о сознательном "вранье" Ленина по вопросу об убийстве Романова, отказе Председателя Совнаркома выполнить элементарную просьбу М.А.Романова говорят о предрешенности вопроса о судьбе династии. Когда на заседании Пленума ЦК РКП(6) 19 мая 1918 года обсуждался вопрос (пятый в повестке дня): "Николай Романов", Свердлов предложил "не предпринимать пока (курсив мой. Д.В.) ничего по отношению к Николаю"106, ибо большевистская верхушка испытывала дуализм взглядов: а) судить (но что делать тогда с детьми?),
377
б) уничтожить без суда (но как сохранить тогда реноме власти?).
Свердлов предложил, а Ленин согласился (с ним и весь партийный ареопаг) "не предпринимать пока" каких-либо конкретных действий по отношению к Романовым, а искать решение, которое позволило бы ликвидировать прямую линию династии Романовых и "сохранить лицо" большевистской власти. В июле это решение было найдено в форме проявления местной "революционной инициативы" екатеринбургских большевиков. А Москва только ждала (после данного ею сигнала) сообщения о расстреле Романовых, чтобы тут же его одобрить.
Подобные свидетельства, которых множество, говорят прежде всего о тактической осторожности Ленина, обладавшего огромным конспиративным опытом и умевшего тонко рассчитывать варианты намеченных операций. Ленин вообще многие распоряжения (финансовые дела, назначения на должности, коминтерновские тайны, операции ЧК и др.) часто отдавал вербально, устно, нередко без свидетелей.
В партийных и кремлевских секретных фондах долгие десятилетия хранились воспоминания непосредственных убийц царя и его семьи. Эти страшные документы характеризуют машину террора, созданную большевиками, рассказывают, как происходило утверждение психологии насилия в общественном сознании страны. Мы редко задумывались над тем, что генетические корни беззаконий убийственной коллективизации, страшных чисток конца тридцатых годов, в конце войны и послевоенного "наказания" целых народов возникли именно в послеоктябрьской социальной практике большевиков. Например, весьма интересны (и чудовищно страшны) свидетельства Я.М.Юровского, М.А. Медведева (Кудрина), И.И.Радзинского, Г.П.Никулина, некоторых других лиц, принимавших непосредственное участие в уничтожении царской семьи. При этом надо заметить, что долгие десятилетия участие в расстреле Романовых расценивалось как высокая революционная заслуга, достойная славы и государственных наград. Само по себе это свидетельствует о том, как большевизм извратил психику людей, сделал ее социально больной.
Заместитель группы палачей Г.Никулин в 40-е годы с
378
возмущением писал, что П. Ермаков "неприлично присваивает" себе главные заслуги в расстреле. А Ермаков действительно писал (к негодованию других "расстрельщиков", которые сами претендовали на первенство) в своих воспоминаниях: "Я с честью выполнил перед народом и страной свой долг принял участие в расстреле..." Он утверждал, что лично сам застрелил царя, императрицу, царевича Алексея и одну из царевен...
В воспоминаниях Я.М.Юровского, написанных в 1922 году (но оставшихся на долгие десятилетия в секретных фондах), говорится, что "пока (курсив мой. Д.В.) не было никакого определенного решения из центра" о судьбе семьи царя, он, как вновь назначенный комендант ,Дома особого назначения", навел там порядок, ужесточив режим107. Например, императрица "позволяла себе часто выглядывать в окно и подходить близко к окну. Однажды Александра Федоровна позволила себе подойти к окну. Она получила от часового угрозу ударить штыком..."108.
Юровский пишет, что "16 июля 1918 года часа в два днем ко мне в дом приехал товарищ Филипп и передал постановление Исполнительного комитета о том, чтобы казнить Николая... Ночью приедет товарищ, который скажет пароль "трубочист" и которому нужно отдать трупы, которые он похоронит и ликвидирует дело...". Рассказ Юровского детален, обстоятелен: он себя чувствует революционным героем.
