История Византийской империи. Том 2 - Васильев Александр Александрович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
В длинном письме, адресованном своему западному другу, королю Англии Генриху II Плантагенету, Мануил объявляет о своем недавнем поражении, стараясь немного его смягчить. В этом письме есть детальное описание сражения и, среди прочего, там можно прочесть интересную информацию о роли в сражении англичан, которые с 1066 года были на византийской службе, в частности, в императорской гвардии.
Несмотря на прискорбный результат сражения при Мириокефалоне, анонимный панегирист Мануила ставит само бегство Мануила от турок в разряд его блистательных деяний, говоря: «Столкнувшись с массой захватчиков-исмаилитов [т.е. турок], он [Мануил] обратился в бегство один, не опасаясь такого количества мечей, стрел и копий». Племянник Мануила украсил свой дом картинами, и, среди прочих, «заказал картину, изображающую подвиги султана, иллюстрируя стены своего дома сюжетом, который лучше было бы оставить во мраке». Вероятнее всего, эта неординарная картина изображала судьбоносную (fateful) битву при Мириокефалоне.
Однако, в силу каких-то совершенно загадочных причин Кылыч-Арслан не использовал своей победы и открыл переговоры с императором, которые и привели к заключению терпимого мира.
Сражение при Манцикерте 1071 года было уже смертельным ударом для владычества Византии в Малой Азии. Но современники этого не понимали и все еще надеялись поправить дела и избавиться от сельджукской опасности. Два первых Крестовых похода этой опасности не уменьшили. Сражение при Мириокефалоне 1176 года окончательно разрушило последнюю надежду Византии на возможность вытеснения из Малой Азии турок. О какой-либо серьезной наступательной политике империи на Востоке после этого не могло быть и речи. С трудом она могла охранять границу и отражать сельджукские толпы, не перестававшие проникать на византийскую территорию. Сражение при Мириокефалоне, по словам историка Куглера, «решило навсегда судьбу всего Востока».
Почти одновременно с этим поражением в Малой Азии Мануил на свое письмо к Фридриху Барбароссе, в котором он изображал положение сельджукского султана как слабое(Фридрих, однако, знал правду о сокрушительном поражении Мануила), с упреками по поводу его сношений с иконийским султаном, получил от германского государя ответ, в котором тот сообщал следующее. Германские императоры, получившие власть от славных императоров римских, должны управлять не только Римской империей, но и «греческим королевством» (ut поп solum Romanum Imperium nostro disponatur moderamine, verum etiam regnum grecie ad nutum nostrum regi et sub nostro gubernari debeat imperio); поэтому он приглашает Мануила признать авторитет западного императора и подчиниться авторитету папы и заканчивает свой ответ заявлением, что в будущем он будет сообразовывать свое поведение с поведением Мануила, напрасно сеявшего смуту среди вассалов западной империи. Итак, в представлении властного Гогенштауфена Византийская империя должна подчиниться ему, как западному императору. Как видно, идея о единой империи не перестала жить и в XII веке; сначала о ней вспоминает Мануил, а потом, когда обстоятельства изменились не в его пользу, о единой империи мечтает Фридрих.
Сражение при Леньяно (1176), закончившееся полным поражением Фридриха в Северной Италии и повлекшее за собой торжество северо-итальянских городов и поддерживавшего их папства, должно было, казалось, несколько поправить дела Мануила в Италии. Но Венецианский конгресс следующего года (1177), в котором участвовали Фридрих, папа и представители итальянских городов, подтвердил самостоятельность последних и примирил германского государя с папой. Другими словами, этим был положен конец той вражде, которая существовала между Германией, ломбардскими городами и папской курией и на которой Мануил строил свои дипломатические расчеты.
По словам Ф. И. Успенского, «Венецианский конгресс был таким же ударом для Византийской империи, как и поражение, нанесенное ей Иконийским султаном при Мириокефалоне. Сблизив в одно и то же время враждебные Византии элементы на Западе, он был предвозвестником коалиции, завоевавшей в 1204 г. Константинополь и образовавшей на Востоке латинские государства».
Для Венеции конгресс 1177 года имел чрезвычайное значение, собрав там блестящее европейское общество во главе с западным императором и папой. Более десяти тысяч иностранцев прибыло в Венецию, и все удивлялись красоте, богатству и мощи этого города. Один современный той эпохи источник писал, обращаясь к венецианцам: «О, как вы счастливы, потому что такой мир мог быть заключен у вас. Для вашего имени это будет вечной славой».
Незадолго до смерти Мануилу удалось одержать последний дипломатический успех, а именно женить своего сына и наследника Алексея на восьмилетней дочери французского короля Людовика VII, Агнессе, получившей в Византии имя Анны. Несколько обостренные отношения, установившиеся между Византией и Францией после второго Крестового похода, благодаря этому браку должны были, по-видимому, сгладиться. Евстафий Фессалоникийский составил хвалебную речь по поводу прибытия в Мегалополис, т.е. в Константинополь, императорской невесты из Франции.
Более того, после знаменитого письма, посланного Мануилом английскому королю Генриху II после поражения при Мириокефалоне, отношения между двумя государями стали очень дружественными и для последних лет правления Мануила есть некоторые свидетельства о появлении византийских посланников в Вестминстере, принимать которых Генрих II поручил англичанину Джеффри де Хею (Geoffrey de Haie; Galfridus de Haia). Тот же Джеффри был в свою очередь послан в Константинополь. Генрих II, как кажется, хорошо информированный о любимых спортивных занятиях Мануила, среди которых охота была не на последнем месте, даже послал ему свору собак на корабле, отплывшем из Бремена.
Политика Мануила не походила на осторожную и продуманную политику его деда и отца. Будучи охвачен несбыточной мечтой восстановить единство империи и тяготея всем существом своим к западным вкусам и западному укладу жизни, а потому напрягая все усилия на борьбу с Италией и Венгрией, на отношение к Западной империи, Франции, Венеции и другим итальянским городам, Мануил оставил без надлежащего внимания Восток, не сумел помешать дальнейшему развитию Иконийского султаната и, в конце концов, увидел крушение всех надежд империи в Малой Азии после разгрома при Мириокефалоне.
Предпочтение, отдаваемое Мануилом Западу, чуждому Византии и в те времена еще не могшему равняться с культурой византийской, точно так же принесло пагубные плоды для государства. Принимая с распростертыми объятиями иностранцев и раздавая им наиболее ответственные и выгодные места, он возбудил столь сильное негодование среди подданных, что можно было ожидать при первом удобном случае кровавых столкновений.
Новейший историк времени Мануила так оценивает его политику: «Мануилу выпало на долю счастье умереть довольно рано, чтобы не видеть печальных последствий своей политики, последствий, которые уже замечали прозорливые умы некоторых его современников. Тяжело было получить наследство императора, и никто из его преемников не сможет восстановить дел империи. В последующие годы падение пойдет весьма быстро вперед: справедливо сказать, что оно началось со времени царствования Мануила».
Может быть, правильнее будет сказать, что падение империи началось гораздо раньше, еще в эпоху Македонской династии, после смерти Василия II Болгаробойцы, т.е. с 1025 г. Первые два Комнина, Алексей и Иоанн, сумели задержать процесс падения, но не смогли вполне его остановить. Ошибочная политика Мануила снова повела империю по пути падения, и на этот раз окончательного. С Мануилом, по словам Герцберга, «навеки погрузился в могилу древний блеск и древнее величие Византии». С этим мнением историка XIX века можно сопоставить слова известного писателя конца XII века, Евстафия Фессалоникийского, современника Комнинов и Ангелов, который писал: «По Божьему определению, со смертью басилевса Мануила Комнина погибло все, что еще оставалось целым у ромеев, и всю нашу землю окутал мрак, как бы при затмении солнца».
