Ленинград действует. Книга 1 - Лукницкий Павел Николаевич (книги без сокращений .TXT) 📗
– Дать там распоряжение, пусть завтрак несут быстрее!
7 часов 40 минут
В блиндаже у нас наступает полная тишина. Только трудолюбиво дышит пламя в печке, похрустывая дровами. Да слышны орудийные выстрелы не нашего дивизиона. От нас пехота огня не требует.
8 часов 40 минут
В эти минуты, пока у нас в блиндаже тишина, пехота медленно наступает; я мысленно представляю себе перебежки бойцов от кочки к кочке, рассыпанные по болоту фигуры… Андрейчук произносит:
– Да, Артеменко говорит, что продвигаются, взяли там пленных, четыре орудия. Сорокапятимиллиметровые. По-видимому, немецкие. – И в трубку: – Шмалько, вы покуда стойте, огня не ведите!
А перед тем другой батареей Андрейчук дал залп по высоте 112,8.
Время тянется… Орудийная стрельба теперь продолжается с меньшей интенсивностью. Левый батальон, идущий с юга, в лоб, продвинулся к Симолову, а правый, оседлав дорогу и втянувшись в узкий перешеек между озером Гупу-Ярви и водной протокой Вииси-Йоки, далее к Троицкому почти не продвинулся. Напряжение боя явно схлынуло. Командиры батарей теперь ведут огонь сами, по мере надобности.
12 часов 30 минут
Наш батальон, наступающий по дороге с востока, взял высоту 67,0. Симолово окружено. До Троицкого от того и от другого наступающих батальонов осталось по километру…
2 часа дня
Симолово взято. Троицкое обложено с трех сторон. Но бойцы батальонов уже семь часов непрерывно ведущие бой, измотались. Чтобы сломить последнее сопротивление финнов в Троицком, нужно сначала прочно закрепиться в Симолове, нужна короткая передышка. Главное, однако, сделано: не о прорыве на Васкелово, а о том, как унести ноги из Троицкого, приходится теперь думать финнам!
А мне пора – надо скорее передать материал в Ленинград.
ОПЯТЬ В ЛЕНИНГРАДЕ
Ночь на 20 сентября
Верхом, а потом на артиллерийской фуре я добрался до штаба дивизии. По телефону передать оттуда материалы в ТАСС оказалось невозможным, и я выехал с каким-то майором на попутном грузовике в Ленинград. Ехали с бешеной скоростью, выехав из Гарболова в 6.30 вечера, – стремились попасть в Ленинград до темноты. Чуть не столкнулись с таким же бешено мчавшимся навстречу грузовиком, промчались через Токсово, над левой стороной Ленинграда увидели большое зарево пожара. Население на телегах и военных фурах эвакуировалось в Токсово и близлежащие деревни – обозы беженцев тянулись по всей дороге.
В Ленинград приехали в восемь вечера, уже в темноте. Явились в комендантское управление зарегистрироваться, простояли здесь в очереди минут сорок. Затем майор – уже во время воздушного налета – поехал к себе на Лиговку, а я, когда он вылез из кузова грузовика, пересел в кабину. Шофер, живущий на Петроградской стороне, предложил доставить меня домой. Едва въехали на Кировский мост и шофер сказал: «Вот теперь только еще мост проскочить – и дома!» (а ехали в кромешной тьме, напрягая глаза до боли) – огромный взрыв поднял снопы искр неподалеку от моста, где-то за Домом политкаторжан. Я ощутил взрывную волну, и мы промчались мимо, но на Троицкой площади нас остановил какой-то летчик, просил «хоть два литра бензина, доехать до улицы Мира». Мой шофер бензина не дал, сказал, что самому едва доехать. На Кировском проспекте, против улицы Рентгена, шофер остановился, забежал в дом, минут через пятнадцать вышел со своей женой, – и я, дабы не мешать радости их свидания, перебрался в кузов, и мы доехали до улицы Шорса ощупью, в кромешной тьме…
Дома у меня все оказалось в порядке, только телефон был выключен.
Город ежедневно обстреливался из дальнобойных орудий и несколько раз подвергался налетам. Прошедший день, 19 сентября, был тяжелым. При жестоких налетах бомбы, в частности, сброшены на несколько госпиталей в разных районах города. Немцы особенно изощряются, выискивая в качестве объектов уничтожения городские госпитали, больницы и лазареты. Бомбили заводы. Новую Деревню… В городе дым пожаров.
Отец обрадовался моему приезду, так как оказалось, что он получил вызов из Смольного, был в этот день там и ему сказали, что правительство решило эвакуировать из Ленинграда воздушным путем самых видных ученых, людей искусства и работников высоких квалификаций. В списке оказался и мой отец. Отправляют их на самолетах «дуглас», сопровождаемых истребителями, до Тихвина, а оттуда в Москву по железной дороге. Но ведь отец не только ученый, он еще и дивиженер, его основная работа сейчас – в военном училище. И он считает, что, пока училище здесь, ему следует быть в Ленинграде. Об этом он сказал в Смольном, а как там решат – неведомо. Во всяком случае, приказа вылетать можно ожидать каждый день.
Смольный!.. Вот она передо мной, передовая статья «Враг у ворот!», опубликованная в «Ленинградской правде» 16 сентября – накануне взятия немцами города Пушкина:
«…Над городом нависла непосредственная угроза вторжения подлого и злобного врага… Первое, что требует от нас обстановка, – это выдержка, хладнокровие, мужество, организованность. Никакой паники! Ни малейшей растерянности! Всякий, кто подвержен панике, – пособник врага. Качества советских людей познаются в трудностях. Не растеряться, не поддаться унынию, а мобилизовать всю свою волю, все свои силы для того, чтобы преградить путь наглому врагу, отбить его атаки, отогнать его прочь от стен нашего города!..»
И далее:
«…Партийная организация Ленинграда мобилизует десятки тысяч лучших, преданных коммунистов на борьбу с врагом. Ленинградские большевики вливаются в ряды армии, чтобы еще выше поднять ее дух, ее боеспособность, ее волю к победе. Не жалея своей жизни, презирая смерть, коммунисты и комсомольцы идут в авангарде героических защитников Ленинграда не в поисках славы, а движимые чувством беспредельной любви к Родине, любви к своей партии…»
Враг у ворот! Об этом знают в Смольном. На плечах партийных, военных руководителей Ленинграда величайшая ответственность за судьбу города и миллионов находящихся в нем людей. Но миллионы людей верят: те, кто в Смольном. Не растеряются и не дадут растеряться другим. С дней ленинского Октября, с дней гражданской войны авторитет партии никогда еще не был столь всепроникающим, воля ее – столь всеохватной и столь эмоционально воспринимаемой, мгновенно превращаемой в действие…
Да, враг у наших ворот! Но у нас есть Смольный, и есть у нас Кремль. Они есть у меня, у моего соседа, у каждого горожанина, и у каждого воина, они есть у всего народа русского и у всех народов нашей страны. И мы не можем оказаться побежденными в этой войне, потому что она – справедливая, потому что сильный и единодушный советский народ наш защищает свободу и независимость не только свою, но и всех народов всего населяющего планету Земля человечества! Мы не просто верим, мы хорошо з н а е м, что мы победим!..
ШТУРМ БЕЛООСТРОВА
22 сентября
Едва приехал из Гарболова в Ленинград, уже в комендантском управлении я узнал от знакомого командира, что мне было бы важно и интересно немедленно отправиться к Белоострову. Но прежде надлежало добраться до дома – «отписаться», передать корреспонденцию.
Я работал всю ночь и утром 20-го отвез в ТАСС материал о взятии Симолова и о пленных. С удивлением глядел на улицу Правды – в несколько домов на ней накануне попали бомбы. Одна из бомб попала через дом от ТАСС. Заместитель начальника отделения и один сотрудник были ранены.
Прямо отсюда я решил добираться до Белоострова – в этот день наши войска штурмовали его. Утвердился на автоцистерне, мчавшейся в Дибуны – в сторону Белоострова. Дальше, до полосы наступления, пришлось добираться пешком – сначала вдоль железной дороги, где ухал наш бронепоезд, катаясь взад и вперед, чтоб избавиться от финских ответных снарядов, потом лесными дорожками и кустарником.
Была середина дня. Наши части, ворвавшиеся в Белоостров, вели бой на его улицах, среди горящих, кромсаемых снарядами домиков. Моросил дождь. Шоссе, что тянется вдоль железной дороги, простреливалось слева финскими снайперами – они шныряли в густом и высоком кустарнике. В полном одиночестве, хлюпая по лужам, я добрался до разрушенного, прогорелого Белоостровского вокзала. Маленькие группы бойцов, в касках, в плащ-палатках, попадались навстречу; среди них были выходящие из боя раненые, другие шли в одном со мной направлении; свист пуль заставлял всех время от времени «кланяться». Бойцы равнодушно поругивались, а я подумывал о том, что каска, которой я никогда не ношу, была бы здесь гораздо нужнее, чем моя пилотка.
