Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну - Нарочницкая Наталия Алексеевна (книги онлайн без регистрации txt) 📗

Главная ошибка людей, приметил Клаузевиц, состоит в том, что бед сегодняшних они боятся больше бед завтрашних. Это как раз про поляков. Посол США В. Буллит писал в июле 1934 г. из Москвы госсекретарю К. Хэллу, — отказ Пилсудского участвовать в восточном пакте связан с ожиданием советско-японской войны; маршал хотел бы сохранить свободу рук на востоке, чтобы «воссоздать там прежнее величие Польши».

Борьба против восточного пакта сближала Варшаву, Берлин и Токио. Пилсудский и Гитлер сговаривались касательно аншлюса Австрии и раздела ЧСР и, главное, о совместных действиях против СССР при ожидавшихся осложнениях в Дальневосточном регионе. Практическому наполнению «декларации Липский-Нейрат» (январь 1934 г.) стороны придали подчеркнуто русофобскую окраску к вящему удовлетворению Англии. 27 июля 1934 г. немцы и поляки условились, коль скоро восточный пакт состоится, оформить военный союз с Японией и попытаться вовлечь в него Венгрию, Румынию, прибалтов и Финляндию.

Посылка, что развитие идет к вооруженному советско-японскому конфликту и что он разразится не позднее весны 1935 г., застилала полякам глаза. Им мерещилось, писал Ф. Марек, посол Австрии в Праге, как «при активном участии Японии и посильном участии Германии от России будет отделена Украина». В такт политическому ухаживанию друг за другом Варшава и Токио энергично развивали военно-техническое сотрудничество, налаживали координацию деятельности их разведок и других спецслужб. [29].

Судьба, сходная с восточным пактом, постигла советское предложение (май 1934 г.) о преобразовании конференции по сокращению и ограничению вооружений в постоянную конференцию мира, наделенную полномочиями оказывать государствам, над которыми нависла угроза, «своевременную, посильную помощь». Франция и ряд малых стран проявили интерес к этой инициативе и тут же сникли. Англия — безапелляционно против. Госсекретарь США К. Хэлл заявил советскому представителю, что он не может связывать себя определенным «за» или «против» проекта по причине сдержанного отношения американцев к участию в любой международной организации.

Убийство Л. Барту (9 октября 1934 г.) истончило связующую нить, что наметилась в советско-французских контактах и обещала подвижки на благо европейской безопасности. Новый мининдел П. Лаваль демонстрировал «преемственность» курса Барту. Да, 5 декабря 1934 г. он подписал соглашение, обязывавшее Францию и СССР не вступать с правительствами, приглашенными участвовать в восточном пакте, и в особенности с теми из них, которые пока не выразили готовности присоединиться к пакту, в переговоры, могущие нанести ущерб подготовке восточного регионального пакта или соглашений, с ним связанных. Тем самым выражалось намерение «способствовать усилению духа взаимного доверия в отношениях» между Парижем и Москвой. Неделю спустя к этому соглашению присоединилась Чехословакия. Открылась перспектива выхода на франко-советский и советско-чехословацкий договоры о взаимной помощи.

Продвижению идеи коллективной безопасности в Европе способствовало вступление СССР в Лигу Наций (сентябрь 1934 г.). Русофобам стало сложнее заглушать голос Москвы, получившей статус постоянного члена совета Лиги.

Да, 2 мая 1935 г. состоялся франко-советский договор о взаимопомощи. Стороны обязывались оказать друг другу помощь и поддержку в случае угрозы нападения «какого-либо европейского государства» и покушений на их территориальную целостность и существующую политическую независимость. Подписанный двумя неделями позже советско-чехословацкий договор о взаимопомощи был средактирован в сходном ключе. Мининдел ЧСР Э. Бенеш оговорил вступление в силу обязательства об оказании друг другу помощи готовностью Франции выступить в защиту жертвы агрессии.

Последующие годы доказали — эффективность международных актов предопределяется не совершенством употребленных в них формулировок, но практикой исполнения взятых обязательств. Для Лаваля договоры с СССР и Чехословакией являлись не руководством к действию, а рычагом давления на Германию. «Иметь больше преимуществ» в переговорах с Берлином и предвосхитить сближение немцев с Москвой — так разъяснил французский министр Беку смысл достигнутых договоренностей. Лаваль просаботировал заключение военной конвенции, без которой обязательства о взаимопомощи недорого стоили.

Тем временем в движение пришел «западный фронт». 13 января 1935 г. жители Саара выступили за присоединение к Германии. В канун плебисцита Лаваль публично заявил о «незаинтересованности Франции в исходе голосования». Вердикту в пользу Германии поспособствовали Англия и Италия. И, как следовало ожидать, саарский прецедент подстегнул экспансионистские притязания нацистов. «Фёлькишер беобахтер», например, потребовала проведения плебисцита в «восточном Сааре» — в Мемеле.

«Демократии» стоически не замечали связи между вожделениями нацистов касательно «жизненного пространства» и демонстративной милитаризацией Германии. К началу 1935 г. численность регулярных войск дошла до 480 тыс. человек (против 100 тыс. человек, разрешенных Версальским договором). Советские предостережения не возымели действия — англичане и французы в феврале 1935 г. известили Берлин о готовности погасить — с соблюдением некоторого декора — военные статьи Версаля.

МИД Германии препроводил 16 марта послам Англии, Франции, Польши и Италии текст «закона о воссоздании сил национальной обороны». Вводилась всеобщая воинская повинность, а запланированные 12 корпусов и 36 дивизий объявлялись «армией мирного времени». Тут даже Лаваля покоробил нахрап нацистов. Он отважился внести в Лигу Наций предложение о коллективном протесте. Забегая в апрель, отметим, что старания Англии заблокировать принятие любой резолюции с антинацистской окраской не сработали. Совет Лиги квалифицировал закон от 16 марта как нарушение действовавших урегулирований, на что Берлин заявил — Лига Наций не имеет права выступать «судьей Германии».

Форин-офис слегка пожурил немцев за угловатость и предложил себя в модераторы. Британская консервативная пресса прокомментировала линию Альбиона достаточно внятно: «принудительные меры в отношении Германии не должны предприниматься. Локарно было ошибкой, а восточное Локарно было бы еще большей ошибкой».

В беседах с Саймоном (24–26 марта 1935 г.) Гитлер убеждал гостя, что только национал-социализм способен «сохранить Германию, а также всю Европу от самой страшной (большевистской) катастрофы». Но это станет возможным, напирал фюрер, если Германия вооружится. Возражений со стороны Саймона, судя по записям бесед, не последовало.

21 мая 1935 г. Гитлер презентовал общественности уточненный вариант «программы мира». Отвергая в принципе пакты о взаимопомощи и, соответственно, осуждая франко-советский договор, он выражал готовность заключать двусторонние договоры о ненападении со всеми соседями, кроме Литвы. Нарушителями Версальского договора фюрер объявил другие страны и выступил за урегулирование взаимоотношений немцев с заграницей на базе «морального разоружения». В подтверждение германской покладистости был опубликован закон о всеобщей воинской повинности. Численность вооруженных сил рейха доводилась в течение года до 700 тыс. человек, танковый парк — до 3 тыс. единиц, число самолетов — до 2 тыс., орудий — до 3,5 тыс.

Сменивший Макдональда на посту британского премьера Болдуин вместе с Хором, принявшим от Саймона Форин-офис, поддали жару «умиротворению» Гитлера. 18 июня 1935 г. была подписана англо-германская морская конвенция. Она легализовала выход нацистов в море. Мощь германского ВМФ могла отныне равняться 35 % от совокупного британского тоннажа, а по подводным лодкам — даже 45 %. Предусматривалось последующее повышение контрольной планки для немцев. Балтийское море отдавалось на откуп немцам. Состав морских сил рейха фактически уравнивался с французским флотом.

Но, пожалуй, не менее важно следующее. До середины 1935 г. в гонке вооружений Берлин вел сольную партию, пусть и под аккомпанемент Лондона. Теперь темпы обрушения Версаля заспорились. Британские тори и германские наци двойной тягой тащили мир к краю пропасти.