Царь и Россия (Размышления о Государе Императоре Николае II) - Белоусов Петр "Составитель" (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Из всего этого мы можем убедиться, какое подлинно пророческое служение нес наш великий богомудрый наставник преосвященный Феофан, Затворник Вышенский, пытаясь вразумить своим огненным словом наш несчастный русский народ в самую печальную пору его исторического бытия, когда он словно в каком-то безумном опьянении несся очертя голову в разверзшуюся перед ним страшную кровавую бездну.
Объявляя нам причины постигших нас тяжких бедствий и раскрывая нам в своих вдохновенных творениях, исполненных глубокого духовного опыта, дивные возвышенные красоты духовной жизни — сокровенной жизни в Боге, — святитель Феофан всех нас, русских людей, зовет на путь покаяния и обращения к Богу от прелестей мира и греха. Буквальное исполнение пророчески предреченных им бедствий, обрушившихся на русский народ, должно со всею очевидностью убеждать нас, что только в Боге и в руководстве учением нашей Святой Православной Церкви наше спасение. Отношение к святителю Феофану тех или иных лиц, мнящих себя быть духовными вождями и руководителями умов и сердец русских людей, в настоящее время можно почитать безошибочным критерием их православности и духовной благонадежности. Нет другого пути ко спасению и возрождению нашей Родины, кроме единственно верного, строго православного пути, начертанного в творениях святителя Феофана и сродных ему по духу духоносных мужей и наставников чистого, беспримесного, святоотеческого Православия. Только твердыми вековыми устоями такого подлинного Православия жил и жив будет православный русский народ.
Епископ Аверкий (Таушев)
Джорданвилль, 1954 г.
Высокопреосвященный Аверкий (Таушев), архиепископ Сиракузский и Троицкий
Отец Иоанн Кронштадтский как пророк Божий, посланный России для вразумления
Будучи «пастырем добрым», приснопамятный отец Иоанн Кронштадтский не переставал болеть душой, глубоко скорбя о духовных недугах современного ему русского общества, видя, как далеко оно отошло от истинной веры в Бога, от евангельских заветов Христа Спасителя и от Матери-Церкви с ее спасительными установлениями. В этом он видел страшную угрозу для всего русского народа, и не только для частной, но и для общественной, и государственной его жизни.
Вот как скорбел он о том, чуждом веры и Церкви Христовой направлении, которое приняла наша русская литература и, в частности, журналистика. «Иже постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем, и Сын Человеческий постыдится его [589]. О презренный стыд! — восклицает отец Иоанн, — о, диавольский стыд! О, из кладезя бездны исходящий смрад сатанинский! Как многие недугуют тобою! Как многие не знают твоей прелести [590] и раболепствуют тебе на погибель душам своим! Вот светский сочинитель, журналист-фельетонист. Пишут, пишут, пишут… чего-чего не напишут в продолжение своей литературной или беллетристической деятельности? А о Боге, а о Спасителе Иисусе Христе, а о Церкви, о богослужении, о праздниках христианских, о воскресении плоти нашей, о Суде, о загробной жизни — хоть бы вспомянули. Не наша, говорят, область, не наше дело. Мы от мира есмы, от мира глаголем; и потому мир нас слушает [591]; а станешь говорить о Боге, — пожалуй, и читать нас не станут. Таким образом, светская литература совершенно чужда христианского духа, она даже стыдится духа Христова» [592].
С великой горестью говорит отец Иоанн о тех современных ему русских людях, которые забывают, что «настоящая жизнь наша есть изгнанничество» и что «мы все должны усиленно стремиться чрез покаяние и дела, достойные покаяния, к своему отечеству», и предаются «удовольствиям в театре, на вечерах, когда рисуются в нарядных одеждах и уборах, когда предаются наслаждению чрева, кружатся в веселых танцах, разъезжают в великолепных экипажах и прочее». Отец Иоанн напоминает таким, что они находятся в «большой опасности потерять вечную жизнь», особенно если они «живут нерадиво, не творят дел, достойных покаяния». Ведь над всеми нами, людьми грешными, учит отец Иоанн, тяготеет «гнев Божий», особенно если мы не умилостивляем оскорбленного нами Бога «молитвою, покаянием, исправлением». «Итак, не до удовольствия тебе, — увещевает наш великий праведник современного ему русского человека, — но скорее до слез: удовольствия должны быть редки, и то по преимуществу такие удовольствия, которые тебе представляет вера в духовных празднествах» [593].
Это так говорил о развлечениях и удовольствиях великий праведник, когда русские люди в полном благополучии жили у себя на Родине. Что же сказал бы он теперь русским людям, в изгнании и рассеянии сущим, так беспечно развлекающимся и веселящимся за границей, когда наша Родина уже сорок с лишком лет страждет, обливаясь кровью лучших своих сынов?!
Каким страшным негодованием воскипел бы он против современных наших субботних танцулек, оскверняющих святость наших великих праздничных дней!
А все это от чего?
От пустоты душевной, как часто подчеркивает отец Иоанн в своих поучениях.
«Вот светский кружок, — говорит он в своем вдохновенном дневнике, — говорят, говорят, большею частью переливая из пустого в порожнее, и нет речи о Боге — общем всех Отце, о любви Его к нам, о будущей жизни, о воздаянии, — почему? Стыдятся завести речь о Боге. Но что удивительнее всего, даже люди, мнящиеся быти благочестивыми, сами светильники, редко говорят о Боге, о Христе Спасителе, о драгоценности времени, о воздержании, о воскресении, о Суде, о будущем блаженстве и вечных муках, в кругу своих семейств и в кругу светских людей, а проводят часто время в пустых разговорах, играх и занятиях! Опять потому, что стыдятся завести такой разговор, боятся наскучить или опасаются, что сами не выдержат, не будут сердечно вести речь о духовных предметах. О, мир прелюбодейный и грешный! Горе тебе в день Суда от общего всех, нелицеприятного Судии. Во своя прииде, и свои Его не прияша [594]. Да, не принят у нас Господь и Зиждитель всех! Не принят в домах наших, в разговорах наших» [595].
А вот как говорит отец Иоанн об увлечении русского общества театрами и о предпочтении многими русскими людьми театральных зрелищ, ради которых стало пренебрегаться посещение церковных богослужений: «В театре многим приятно чувствуется, а в церкви — тяжело, скучно, — отчего? Оттого, что в театре все прекрасно подлажено чувственному человеку, и диавола мы там не трогаем, а тешим его, и он нам делает удовольствие, не трогает нас: веселитесь себе, друзья мои, думает, только смейтесь, да Бога не помните. В церкви же все приспособлено к возбуждению веры и страха Божия, благочестивых чувств, чувства нашей греховности, растленности; и диавол всевает в наше сердце сомнения, уныние, тоску, лукавые, скверные и хульные помыслы [596], - и вот сам себе не рад человек и стоять не может, час трудно простоять. И бежит скорее вон. Театр и церкви — противоположности. То — храм мира, а это — храм Божий; то — капище диавола, а это — храм Господа» [597].
Как это справедливо сказано и как это вполне и даже еще в большей степени идет и к нашему времени! Эту болезнь русского общества умело использовали безбожники-большевики, отвлекая людей от Церкви театральными зрелищами; это же делается у нас и за границей — непрошеные мнимые «благотворители» и «просветители» отвлекают легкомысленных русских людей от храма Божия и покаянной молитвы путем устройства увеселительных зрелищ и собраний в кануны воскресных и праздничных дней и в дни святых постов.
