Полный курс лекций по русской истории - Платонов Сергей Федорович (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
Естественно ожидать, что, став самодержицей, Анна воздаст сословию за его услугу должное. Но следует при этом помнить, что шляхетство, совершая переворот 25 февраля, явилось во дворец сперва не восстановить самодержавие, а изменить содержание ограничений в свою пользу. Восстановило самодержавие не шляхетство, а гвардия, т. е. лишь часть шляхетства. Вот почему мы видим, что Анна, лаская гвардию, учреждая новые гвардейские полки (Измайловский), в то же время соблюдает общие интересы всего дворянства не всегда и не совсем. Правда, она немедленно уничтожает В. Т. Совет и восстановляет прежнее значение Сената, как того просили дворяне; она уничтожает ненавистный шляхетству закон Петра о единонаследии 1714 г., учреждает дворянское училище – Шляхетский корпус – и дает некоторые служебные облегчения шляхетству. Но прошение дворянства об участии в избрании администрации остается без выполнения, и вся политика Анны не только не дворянская, но даже не национальная. Боясь русской знати, поднесшей ей пункты, подвергая ее гонениям и даже унижению, опасаясь, с другой стороны, политических движений среди шляхетства и помня, что в Голштинии есть родной внук Петра Великого (будущий Петр III), которого Анна в гневе звала «чертушкой в Голштинии» и который мог стать знаменем движения против нее, – Анна не нашла лучшего для себя выхода, как организовать свое правительство из лиц немецкого происхождения. Это обстоятельство, вызванное неумением найти себе опору в своем народе, в той или иной его части, привело к печальным результатам. Правление Анны – печальная эпоха русской жизни XVIII в., время временщиков, чуждых России. Находясь под влиянием своих любимцев, Анна не оставила по себе доброй памяти ни государственной деятельностью, ни личной жизнью. Первая сводилась к удовлетворению эгоистических стремлений нескольких лиц, вторая отмечена странностями, рядом расточительных празднеств, грубыми нравами при дворе, блестящими, но жестокими затеями вроде «ледяного дома».
С первых же минут после восстановления самодержавной власти началось возвышение иностранцев и опалы на русскую знать. Постепенно представители знати теряли свое придворное значение и служебные места, подвергались гонению, ссылке или в деревни, или в Сибирь, даже казням. Сперва пострадали Долгорукие: некоторым из них – Василию Лукичу, Ивану Алексеевичу – были отсечены головы. Потом пришел черед и Голицыных. Из членов бывшего Совета уцелели только Головкин и Остерман – неродовитые люди. Преследование знати было возведено как бы в систему: подвергались ссылкам и заключению такие представители старой аристократии, которые не принимали никакого участия в замысле верховников и не играли видной роли (Черкасские и Юсуповы). В то же время не менее систематически шло возвышение немцев. Уже в мае 1730 г. замечали, что императрица находится под влиянием Бирона (курляндского камергера) и Левенвольда (лифляндского дворянина). Оба они были осыпаны милостями и взяли дела в свои руки. Последний из них сформировал для Анны Измайловский полк с офицерами из прибалтийских немцев, сам был сделан полковником этого полка, а в помощники получил шотландца Кейта. Бирон же старался о замещении немцами всех видных мест в администрации. При Анне в придворной сфере первое место занимали немцы; во главе текущего управления стоял немец (Остерман); в коллегиях президентами были немцы; во главе армии находились немцы (Миних и Ласси). Из них главная сила принадлежала Бирону. Это был человек совершенно ничтожный по способностям и безнравственный по натуре. Будучи фаворитом Анны и пользуясь ее доверием, Бирон вмешивался во все дела управления, но не имел никаких государственных взглядов, никакой программы деятельности и ни малейшего знакомства с русским бытом и народом. Это не мешало ему презирать русских и сознательно гнать все русское. Единственной целью его было собственное обогащение, единственной заботой – упрочение своего положения при дворе и в государстве. Действуя с помощью толпы немцев и тех русских, которые думали сделать свою карьеру службой временщику, Бирон не управлял государством, а эксплуатировал страну в своих личных выгодах, презирая закон и совет и обманывая императрицу. С первых же минут своей власти в России он принялся за взыскание податных недоимок с народа путем самым безжалостным, разоряя народ, устанавливая невозможную круговую поруку в платеже между крестьянами-плательщиками, их владельцами-помещиками и местной администрацией. Все классы общества платились и благосостоянием, и личной свободой: крестьяне за недоимку лишались имущества, помещики сидели в тюрьмах за бедность их крестьян, областная администрация подвергалась позорным наказаниям за неисправное поступление податей. Когда же поднялся ропот, Бирон для сохранения собственной безопасности прибегнул к системе доносов, которые развились в ужасающей степени. Тайная канцелярия, преемница Преображенского приказа петровской эпохи, была завалена политическими доносами и делами. Никто не мог считать себя безопасным от «слова и дела» (восклицание, начинавшее обыкновенно процедуру доноса и следствия). Мелкая житейская вражда, чувство мести, низкое корыстолюбие могли привести всякого человека к следствию, тюрьме и пытке. Над обществом висел террор. И в то же время одно за другим шли физические бедствия: мор, голод. Войны с Польшей и Турцией истощали народные силы. Понятно, что при таких обстоятельствах жизни народ не мог быть спокоен, несмотря ни на какие страхи тайной канцелярии.
В 1734-1738 гг. на юго-востоке и на юге появились самозванцы, называвшие себя сыновьями Петра. Они имели успех среди населения и войск, но скоро были изловлены. Но и без них народный ропот не смолкал. В народе хорошо знали, что «Бирон взял силу, и государыня без него ничего не делает. Всем ныне овладели иностранцы. Вот какия фигуры делаются у нас». Так рассуждали русские люди. Они находили, что дела России очень плохи. «Нет у нас никакого доброго порядка, – раздавались голоса, – пропащее наше государство». В народной массе угадывали, что немцы-правители не заботятся о стране, а «боготворят чрево», «слезные и кровавые сборы употребляют на потеху». Немцы пользуются тем, что на престоле слабая женщина: «Где ей столько знать, как мужской пол». Женской власти приписывали все беспорядки, все беды; были уверены, что даже «хлеб не родится», потому что «женский пол царством владеет».
Неспокойно было и в придворной среде, растленной страхами перед доносами и раболепством перед временщиком. Вокруг себя Бирон не видел ни одной самостоятельной личности. Всех заметных русских людей он губил исподволь и являлся полным распорядителем дел. Так называемый Кабинет, учрежденный в ноябре 1731 г. из трех лиц (Остермана, Головкина и Черкасского), должен был заменить собой упраздненный В. Т. Совет и стать над Сенатом и Синодом во главе государственного управления. Но Кабинет этот склонялся перед Бироном и был ему послушен. Один только хитрый и скрытный Остерман, переживший Меншикова, Долгоруких и верховников, умел сохранить свое значение и при Бироне. Он не стремился к «фавору», оставался только дельцом, но таким влиятельным, что стал казаться Бирону опасным человеком. Придумывая, кем бы заменить его, Бирон пришел к тому, что сделал кабинет-министром способного администратора Артемия Петр. Волынского. Он надеялся, что Волынский останется преданным ему человеком, как было до тех пор, и своими способностями и привычкой к делам заменит Остермана. Но Волынский, хотя и стал мешать Остерману, явился в то же время неприятным и Бирону. Лишенный всякой нравственной поддержки, новый кабинет-министр не соразмерил своих сил и влияния с теми задачами, какие себе поставил. Он желал стать в придворном мире не только самостоятельно, но и выше прочих деятелей, он думал перестроить и придворную среду, и управление. Понятно, что такие планы вооружили против него Бирона, который стал бояться Волынского. При бестактности Волынского Бирону легко было найти в его поступках предлог для обвинения. Волынский был отдан под суд, обвинен в целом ряде действительных и фиктивных проступков и приговорен к смертной казни. На его место, в противовес Остерману, Бирон выдвинул Алексея Петровича Бестужева-Рюмина. Но Остерман продолжал сохранять свое положение, держась необыкновенно осторожно и не мешая Бирону в его фаворе.
