Я, Елизавета - Майлз Розалин (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗

– Вот программа празднества на ваше одобрение, мадам.

Нелегко быть лордом-камергером: кузен Хансдон с ног сбился, все устраивая, за всем приглядывая, однако, по правде сказать, он, несмотря на возраст, делал это с охотой. Мало того, я слышала, что кузен содержит черноволосую шлюшку, которую зовет смуглой леди», дочь музыканта Эмилию Ланье. Однако я не лезу мужчинам в панталоны! Покуда у Хансдона наготове музыка и танцы для нас, пусть хороводится хоть с приходской кошкой, мне до этого дела нет!

А танцев, музыки и спектаклей на эти Святки было хоть отбавляй. Едва в покои внесли пахучие охапки темно-зеленого плюща и колючего, усыпанного алыми ягодами остролиста, а лошади, скользя копытами на льду, притащили из лесу новогоднюю елку, повара внесли быка и дикого кабана, павлина и поросенка, лебедя и барашка, пироги, пудинги и парфе, как актеры и музыканты забегали взад-вперед, словно они тут самые главные.

– С вашего разрешения, сэр!..

– О, добрый сэр, простите меня!

Разумеется, они соперничали, все эти расплодившиеся труппы: мои люди – с людьми лорда-адмирала, актеры графа Пембрука – с актерами Оксфорда и комедиантами Вустера и все вместе – с труппой лорда-камергера, которая слыла лучшей. Еще бы ей не быть, за такие-то деньги!

– Вы не шутите, этот сын плотника Берберри действительно выйдет на сцену в плаще за шестнадцать фунтов? – опешила я.

– Бербедж, мадам, его зовут Ричард Бербедж, а его отец был не просто плотник, он построил театр, мало того, он владел первым театром в Лондоне…

– Театр, футы-нуты! Почему не играть в гостиных и во дворах, как раньше?

– Мадам, видели бы вы новые театры вроде Глобуса» в Саутуорке, с большими сценами, балконами, артистическими уборными…

– Черт, Гарри, вы вскружите этим людям головы! В конце концов, они всего лишь слуги, они носят наши ливреи. Этот ваш Берби…

– Бербедж, ваша милость.

– ..пусть расстарается, когда будет играть передо мною в плаще за шестнадцать фунтов – не то отниму плащ и отдам кому-нибудь из разорившихся придворных!

Я шутила, но за шуткой порой скрывается серьезная боль. Я была уверена, что мой лорд не на дело тратит свои деньги – мои деньги! У него и гроша не было своего, только то, что давала я.

Подумать только – завел свою сеть лазутчиков, копает под Сесилов, вербует себе сторонников!

Мало-помалу я начала отбирать у него ренты и откупа. Когда Англия голодает, пусть и мой лорд кроит себе кафтан из того что есть!

Однако в то Рождество я не позволила своему скопидомству испортить нам развлечения.

– Мадам, пьеса замечательная, – убеждал Хансдон, обеспокоенный моим разговором про плотников и плащи, – вот увидите!

И мы увидели – я, и все мои фрейлины, и мой лорд, и его приятели, Блант, Саутгемптон и прочие прихлебатели, и Берли, Роберт, Рели и Кемберленд, граф Оксфорд, юные Пембруки и все остальные – в Большом зале. Пламя очага и принесенные актерами большие подсвечники бросали на вышедшую поклониться труппу причудливые колеблющиеся тени. Загремели барабаны, зазвучала труба, мальчонка, которому явно не исполнилось и десяти, вышел вперед и пропищал:

– Видите актера, одетого стариком в черной шапочке и мантии, который будет играть педанта? – зашептал мне на ухо Хансдон. – Это Шекспир, мой человек, который сочинил пьесу, – до чего живой ум! Говорят, он не вымарывает ни единой строки.

– А коллеги по сочинительству ругают его остроумие и желают, чтоб он вымарал тысячу! – рассмеялся Саутгемптон.

Мой лорд фыркнул и обнял его за плечи:

– Говорят, милорд, он кропает стишки о вас – из дружеских чувств, разумеется, – и называет вас другом» в своих слащавых сонетах, которые, говорят, ходят меж его друзей.

– Фи, дружище, фи! – Саутгемптон гневно схватился за шпагу. – Вы намекаете, что мы с ним…

– Милорды, милорды! – яростно зашипел Хансдон. – Тише, представление начинается!

Первой я заказала комедию, и вещица мне понравилась – любовная история про французскую принцессу и короля Наварры под названием Бесплодные усилия любви», затейливая и остроумная. Я одобрительно кивала, когда представление закончилось так: Слова Меркурия режут ухо после песен Аполлона» – правильно сказано и к тому же изящно. Я окликнула Оксфорда, внимательно наблюдавшего за спектаклем со сцены.

– В духе вашего Лили, не правда ли, только менее цветисто?

Тонкое лицо Оксфорда неприятно скривилось.

– Магистр Лили, мадам, – произнес он с нажимом, – человек образованный, закончил университет, его собираются включить в совет колледжа Магдалины. Его труды будут жить, когда эту деревенщину, этот уорвикширский сорняк давно позабудут! Помяните мои слова, Ваше Величество, хорошее воспитание возьмет верх. – Он замолк, кашлянул. – Я и сам пописываю пьесы, возможно, вам угодно будет прочесть – их ставят мои актеры…

Читать его пьесы? Упаси Бог.

– Ладно, сэр. – Я решила отделаться шуткой. – Если вы наймете этого потрясателя сцены» [8] и выпустите его сочинения под своим именем, вы и впрямь прославитесь! А теперь ш-ш-ш, начинается следующее представление!

Следующим, как предупредил меня Хансдон, должны были давать историю короля Генри Болингброка, называемого Генрихом IV.

– Что? – нахмурилась я. (Это тот негодяй, что сверг Ричарда Второго, – опять измены и заговоры под видом развлечения?) Хансдон, видя мой гнев, встревожился и поспешил успокоить:

– Там нет ничего о низложении законного короля, Ваше Величество, ничего оскорбительного, ровным счетом ничего!

Я не поверила:

– Но этот же ваш Шекспир описал падение Ричарда Второго, то, как его свергли и убили!

– Оно было поставлено для простонародья, мадам, и успеха не имело. Эта пьеса вам понравится, клянусь честью!

Она мне и впрямь понравилась. Хансдон не сказал про лучшее, что в ней было, – толстого рыцаря в войне двух Генрихов, сэра Джона Фальстафа, ну и острый же на язычок негодяй.

Что ни слово, то истина! Одно из украшений храбрости – скромность» [9], – сказал старый трус, и я хохотала от души. Люблю таких!

Последняя пьеса меня утомила, я устала смотреть, хотела говорить, танцевать и веселиться, хотела быть с моим лордом. Но nobless oblige [10] – я одобрительно кивала, хотя не запомнила ни слова.

– Актеры здесь, поблизости, – гордо объявил Хансдон, когда представление окончилось. – Вашему Величеству угодно их видеть?

Угодно ли мне их видеть, вместо того чтобы веселиться с моим лордом? Я подумала, взглянула на Эссекса, потом на кузена и смилостивилась:

– Пусть подойдут.

Вне подмостков они выглядели, как все актеры, потрепанными и выжатыми как лимон. Главный, Бербедж, тот, что играл короля, был мал ростом и, как ни выпячивал грудь, на короля совсем не походил; шут был печален, с опухшими веками; прекрасная принцесса оказалась тощим мальчишкой с огромным выпирающим кадыком; толстяк сжался до обычных человеческих размеров. Позади скромно держался низенький человек. Я подозвала его:

– Это вы написали пьесы?

Он поклонился:

– Если Вашему Величеству угодно.

Он был в костюме старика, которого играл в спектакле, однако по лицу и глазам ему можно было дать лет тридцать или чуть более. У него был ужасный, свойственный срединным графствам выговор, что калечит каждую гласную и неизбежно взмывает к концу фразы. Я взглянула на смиренное лицо, лоб с залысинами – ни дать ни взять торговец сукном.

– Мастер Шекспир, ваш толстый рыцарь мне угодил. Хотелось бы увидеть сэра Джона Фальстафа влюбленным.

– Коли Ваше Величество приказывает, он уже влюблен; вы увидите его…