Андропов (Политические дилеммы и борьба за власть) - Земцов Илья Григорьевич (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Этот фальсифицированный снимок поместили «Правда» и «Известия» — газеты ЦК КПСС и советского правительства. «Красная звезда», издаваемая Министерством обороны, опубликовала подлинную фотографию, которая изображала Брежнева на трибуне, а позади него — ряд президиума с пустым креслом Брежнева; справа от кресла сидит Черненко, слева — Устинов [5].
Историю «двух фотографий» следует, видимо, рассматривать как отражение изменившейся расстановки сил в Кремле. «Акции» Андропова, надо полагать, упали настолько, что он, ответственный за пропаганду и идеологию, то есть, по существу, за все издания и публикации в стране, не в состоянии был противодействовать фальсификации. Но Устинов, сохраняя верность Андропову, посмел бросить вызов Черненко, дав указание опубликовать в «своей» газете подлинное фото.
Между тем Черненко продолжал осуществлять свой политический сценарий. Брежнев сделал то, что от него требовалось: оттеснил Устинова, заручился (как ему хотелось верить) поддержкой армии; теперь Черненко нужно было внести некоторые коррективы в программу, изложенную в брежневской речи: в его планы никак не входила конфронтация с Западом в переходный период межвластия. В речи Брежнева не упоминалось о разрядке, мирном сосуществовании, не говорилось о разоружении — цель у него была иной, да и генералы сочли бы неуместным разговор о таких пропагандистских пустяках. И Черненко решил воспользоваться своей поездкой в Тбилиси, чтобы успокоить мировое общественное мнение. Умеренный характер политических заявлений Черненко в столице Грузии должен был засвидетельствовать его стремление избежать чрезмерной гонки вооружений в случае, если он возглавит советское руководство. Черненко рассчитывал, что его, не столь агрессивный, как у других партийных лидеров, тон расценят на Западе, как личную готовность «смягчить напряженность в советско-американских отношениях», и как готовность вступить в «деловые и детальные переговоры с учетом интересов обеих сторон» /38/.
Черненко выступал 20 октября. До ноябрьского пленума Центрального Комитета оставалось две недели, до торжественного заседания, посвященного 60-летию образования СССР, на котором намечалась смена власти, — 50 дней.
2 ноября Брежнев — вне всякой юбилейной даты — вручил председателю Совета Министров Тихонову высшую советскую награду. Это не было неожиданностью: новое руководство во главе с Черненко должно было предстать перед народом (а еще важнее перед партократией), как умудренное опытом, заслуженное, облеченное доверием партии.
Обращаясь к награжденным, «видным деятелям государства, выдающимся представителям рабочего класса и науки» /39/ (так они представлены советской прессой), Брежнев сказал: Тихонову вручается Орден Ленина и вторая Золотая медаль Героя Социалистического Труда за «большие заслуги в укреплении экономической мощи» (дается понять: советский премьер — блестящий организатор, проделывающий громадную работу в народном хозяйстве. Значит, ему можно довериться, на него стоит положиться). И далее: «…За укрепление оборонной мощи» (следовательно, ему, а не Устинову, советская армия обязана своими достижениями). И чтобы не оставалось сомнения в деловых качествах Тихонова, Брежнев отметил его «богатый опыт», «редкостную работоспособность», «самоотверженность в труде». И заключил высшей оценкой: «Я хорошо знаю его не один десяток лет» /40/.
7 ноября Брежнев появляется на Красной площади. Три часа выстоял на мавзолее — при морозе, на сильном ветру; вечером в последний раз произнес короткую речь в Кремлевском Дворце. Спустя 2 дня он умер (10 ноября между 8 и 9 часами утра) «от внезапной остановки сердца», как сказано в медицинском заключении. И тут происходит явление, неожиданное даже для СССР. В тот же день — тело еще не привезли в Дом Союзов для последнего прощания, и похороны ожидались спустя несколько дней — созывается экстренное заседание Политбюро. Оно заседает весь день, и только назавтра, когда оно закончилось, и Андропов был назначен Генсеком, ТАСС объявил о кончине Брежнева.
Избрание Андропова произошло с такой быстротой, что есть Основания говорить о «партийном перевороте». Судить в подробностях и деталях о том, что произошло в Политбюро в ночь с 10-го на 11-ое, очень трудно — заседание окутано тайной и ложью. Но стало известно: Черненко выдвинул в Генсеки премьер-министра Тихонова. Тихонов, сославшись на преклонный возраст (77 лет), дал самоотвод и предложил кандидатуру Черненко. Все представлялось и выглядело пристойно и убедительно: второй человек в государстве рекомендует второго человека в партии. Тихонов упомянул Брежнева («Черненко сформировался под впечатляющим воздействием личности Леонида Ильича»), теперь его именем и памятью он пытался провести в Генсеки его наследника. Но «русский блок» не захотел «второго Брежнева». Этот блок еще не оправился от унижений последних месяцев, когда Черненко и Тихонов, доминируя под покровительством Брежнева, почувствовали себя хозяевами в Политбюро. Пережитый страх, открыто проявленная слабость, попранная гордость, оскорбленное самолюбие — все это придало им силу и решимость отчаяния. Они потребовали — Устинов, опираясь на армию, Гришин от имени партийного аппарата столицы, Романов, Громыко, Щербицкий, апеллируя к сложной международной обстановке и тяжелому экономическому положению, — избрания Андропова («Страна нуждается в руководителе с новыми взглядами, с незаурядным опытом»). Мнения разделились, и Андропов был утвержден Генсеком лишь с незначительным перевесом голосов (по одним сведениям 6 против 5, по другим — 6 против 4 при одном воздержавшемся — Горбачеве; Кириленко и Пельше отсутствовали) /41/.
Состоялся второй тур голосования, и в соответствии с «ленинскими нормами партийной жизни» (потерпевшие поражение обязаны поддержать победителя: партийный аппарат заботился о сохранении «единства и монолитности») Андропов был избран «единогласно». А Черненко было поручено на основе тех же «ленинских принципов» от имени Политбюро рекомендовать Пленуму ЦК утвердить избрание его соперника Генеральным секретарем.
В этих условиях Черненко пришлось подчиниться требованию Политбюро. Но с тем большим упорством и настойчивостью он и его сторонники решили дать «бой» на заседании членов ЦК. Однако, и там они потерпели неожиданное поражение. На Пленуме, так же как и на Политбюро, Андропов в первом туре выборов «прошел» с незначительным перевесом голосов, а при повторном голосовании был утвержден единогласно.
Свидетельства развернувшейся в Политбюро и на Пленуме борьбы за власть просмаливаются в формулировках «Информационного сообщения о Пленуме ЦК», в докладах Андропова и Черненко и в разночтениях русского и английского текстов Коммюнике о Пленуме, переданных ТАСС.
В «Информационном сообщении», опубликованном в советской прессе, отмечается, что Андропов выступил на Пленуме дважды: открывая заседание, сделал доклад и, закрывая Пленум, произнес речь /42/.
Это — явное отступление от партийного протокола. В обычных обстоятельствах Пленум открыл бы председательствующий, затем он представил бы слово наиболее почтенному и заслуженному члену Политбюро, — хотя бы тому же Черненко. И лишь затем, после избрания, надлежало выступить новому Генсеку. Но Андропов не мог рисковать: обстановка на Пленуме обещала быть сложной, и исход голосования представлялся проблематичным. И Андропов, опираясь на большинство в Политбюро, решил вести заседание сам: он — председатель, он — и кандидат в Генсеки. В его обращении к членам ЦК: «Пленуму предстоит решить вопрос об избрании Генерального секретаря… Прошу товарищей высказаться по этому вопросу» — угадывается не просьба и даже не предложение, а требование. «Высказаться» в контексте советского языка означает — безоговорочно поддержать, покорно и бездумно следовать за рекомендациями «сверху».
Отзвуки еще не замолкнувшего, непогасшего сражения, горькой обиды и грозного предостережения слышны в речи Черненко, хотя не может быть сомнения, что предложенный для публикации в газетах вариант его выступления был тщательно отредактирован, смягчен, ослаблен и заглушен. Рассказ о Брежневе для него повод для собственного восхваления, и он ставит в заслугу себе, а не Андропову, что имел счастье «быть рядом с Леонидом Ильичем, слушать его, воочию ощущать остроту ума, находчивость, жизнелюбие».
