История Второй мировой войны. Блицкриг - Фон Типпельскирх Курт (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Несмотря на свои опасения, главнокомандующий сухопутными войсками поручил генеральному штабу разработать «директиву Гельб о стратегическом развертывании», которую он подписал 29 октября.
В своем первом варианте этот план не был претворен в жизнь. В нем говорилось, что направление главного удара немецких войск проходит по обе стороны Льежа, то есть значительно севернее, чем это было в операции, действительно проведенной в мае 1940 г.
Директива заканчивалась распоряжением группам армий «Б» и «А» сосредоточить свои войска таким образом, чтобы они за шесть ночных переходов могли занять исходные позиции для наступления.
Главнокомандующий сухопутными силами последовал приказу Гитлера, но не оставил мысли помешать его осуществлению. Он нашел полнейшее понимание и поддержку лиц, с которыми он ближе всего сталкивался по службе, а также у занимавших высокие посты генералов сухопутных войск. Все они считали, что количество и качество имеющихся сил не позволяли надеяться на решающий успех. Не говоря уже о всех других опасениях, остановленное противником наступление должно было привести к гибельной позиционной войне.
Несомненно, что Гитлер не прислушался к голосу военных, хотя желательнее для него наступление осенью не было проведено. 7 ноября он приказал «после доклада о состоянии погоды и транспорта», чтобы начало наступления было отложено натри дня. Это была первая из двенадцати последующих отсрочек дня «Д» (дня Начала операции) за период с 9 ноября 1939 г. по 20 января 1940 г. Наконец, наступившая суровая зима 1939/40 г. заставила окончательно отложить наступление до весны 1940 г. Внешне главной причиной всех отсрочек оставалось «состояние погоды». Во всяком случае, длительный период хорошей погоды имел исключительно важное значение для действий авиации как решающего фактора успеха. Постоянные отсрочки наступления действовали на войска и главное командование сухопутных сил почти как война нервов. Настоятельно необходимая боевая подготовка была крайне затруднена. Учебные программы, рассчитанные на длительный период обучения, стали бессмысленными, так как каждый день приходилось ожидать начала войны. Переброски в учебные лагеря для проведения стрельб должны были производиться с учетом возможности своевременного сбора в районах исходных позиций. Штабы и войска нее время находились в нервном напряжении. И все же для обучения и сколоченности соединений, в противоположность французской армии, в ту зиму было сделано исключительно много. Независимо от того, были ли согласны высшие военные руководители в это время, как и впоследствии, с решениями Гитлера или не одобряли его решений, их чувство ответственности перед войсками оставалось всегда одинаковым. «Саботаж» военных планов они никогда бы не могли совместить со своей совестью. Подобного рода слухи относятся к области фантазии или, главным образом в более поздние годы, являются злонамеренным вымыслом.
Гитлер знал, насколько сильным – и не только у верхушки сухопутной армии – был внутренний протест против его замыслов. Это можно было понять уже из необычного для военного приказа политического обоснования директивы от 9 октября. 23 октября 1939 г. он обратился с большой речью к видным генералам сухопутной армии и авиации, а также к адмиралам. Против них как военных специалистов он, конечно, ничего не мог возразить. Он сделал им даже комплимент, сказав, «что нынешнее командование много лучше, чем в 1914 г.» Наконец, используя примеры из далекой истории, он попытался идеологически привлечь их на свою сторону. Гитлер дал понять, что конфликт с Западом рано или поздно должен все равно произойти, если Германия хочет завоевать необходимое жизненное пространство. Всякий другой путь означает, по его мнению, смерть нации. Если воздерживаться от насилия по отношению к внешнему миру, то неизбежно придется ограничить рождаемость. Это – величайшая трусость. Принципиально он создал вооруженные силы не для того, чтобы не воевать. «Решение воевать было во мне всегда».
Но и международная обстановка, по его мнению, заставляет действовать. Никто не знает, как долго просуществует пакт с Советским Союзом, обеспечивающий прикрытие с тыла. Усиление лагеря противников Америкой сейчас еще не имеет существенного значения. Но время работает на противников, и они никогда не заключат мира, если соотношение сил станет менее благоприятным для Германии. Несомненно, Англия и Франция предприняли бы наступление, если бы они были достаточно подготовлены, и затем оказали бы нажим на Бельгию и Голландию, чтобы вынудить последних запросить у них помощи. Тогда Рурская область, эта ахиллесова пята Германии, окажется в величайшей опасности.
Удар на Западе будет означать, по его словам, не отдельный эпизод, а завершение войны в целом. В боеспособности германских вооруженных сил он глубоко убежден. Он был очень сильно оскорблен, когда услышал, что германская армия никуда не годится. «Я не выношу, когда говорят, что в германских вооруженных силах не все благополучно». Во всяком случае, командование должно показывать пример фанатической решительности.
Во всех своих выступлениях он всегда выдвигал себя на первый план: «Как последний фактор я должен, при всей моей скромности, назвать свою собственную незаменимую персону. Я убежден в силе своего ума и в своей решимости. Войны всегда оканчиваются только уничтожением противника. Думать иначе непростительно». Форма, в которой он взял на себя смелость решить судьбу немецкого народа, была просто дерзкой. «Я поднял немецкий народ на большую высоту, хотя нас сейчас во всем мире ненавидят. Это достижение я ставлю на карту. Я должен выбирать между победой и уничтожением. Я выбираю победу. Мое решение неизменно. Я предприму наступление на Францию и Англию в самом скором времени и в наиболее благоприятный момент».
Гитлер еще никогда не высказывался так открыто. Каждому слушающему его должно было стать ясно, что только победа или поражение ожидает немецкий народ, возглавляемый таким фанатиком. Конечно, число тех, кто давал себя ослепить и увлечь, было незначительно. Дальновидных людей, трезво смотрящих на вещи, он не мог убедить. Неверие в решающий успех немедленного наступления на западе, о котором прежде всего шла речь, вообще было невозможно рассеять. Верно также и то, что военные, занимавшие ответственные посты, имели правильнее представление о положении дел. Успехи, достигнутые весной 1940 г., не доказывают обратного, потому что решающие факторы, которые сделали их тогда возможными, отсутствовали осенью 1939 г. Здесь опять неизбежно возникает вопрос, мог ли кто-нибудь, совершив акт насилия, изменить этим судьбу. Главнокомандующего сухопутными силами в ту зиму постоянно терзали мучительные сомнения, должен ли он действовать. Но позже, когда эти сомнения были преодолены, остался открытым практически более сложный вопрос о том, могло ли быть осуществлено устранение Гитлера и каким образом это можно было сделать. Всякий контакт с врагами, так же как и саботаж планов Гитлера, главнокомандующим заранее исключался. Покушение не входило в его расчеты по соображениям морального порядка. На что же, в таком случае, надо было направить главные усилия? Конечно, немецкий народ внутренне не был готов к длительной мировой войне с сомнительным исходом, воспоминания о 1914 г. пугали его и заставляли бояться предполагаемого нарушения Германией нейтралитета ряда стран. Но вера в «фюрера» в широких массах народа была слишком глубока, партийный аппарат крепко держал в своих руках народ, опутанный сетями пропаганды. Станет ли повиноваться армия? Как поведет себя авиация, флот, как вообще практически осуществить государственный переворот? Исторический анализ, может быть, покажет, что в тот момент имелась одна из последних, пожалуй, самая последняя возможность изменить ход истории. Будут также утверждать, что выход всегда находился там, где его искали достаточно настойчиво. Но следует и отдать должное невероятной душевной борьбе, которую нельзя себе даже представить, а также почти непреодолимым трудностям практического осуществления.
