Сталин - Волкогонов Дмитрий Антонович (мир книг txt) 📗

21.VIII.36. Кузьмичев".

Ворошилов, зачитав письмо, обвел глазами зал и эффектно закончил:

- А через 10 дней он признался: хотели теракт совершить в районе Белой Церкви во время маневров...413

Ворошилов знал, как добываются эти признания. Докладывая Пленуму, сказал, адресуясь, конечно, к Сталину, что он часто "говорит с Ежовым в отношении лиц, подлежащих изгнанию из рядов армии". Иной раз "отстаиваю отдельные лица. Правда, сейчас можно попасть в неприятную историю: отстаиваешь, а он оказывается доподлинным врагом, фашистом...". Видимо, эта же позиция руководила Ворошиловым, когда он выразил свое отношение к письму Якира, с которым тот обратился накануне расстрела:

"К.Е. Ворошилову. В память многолетней в прошлом честной работы моей в Красной Армии я прошу Вас поручить посмотреть за моей семьей и помочь ей, беспомощной и ни в чем не повинной. С такой же просьбой я обратился к Н.И. Ежову.

9 июня 1937 г. Якир".

Ворошилов, прочитав записку, размашисто написал:

"Сомневаюсь в честности бесчестного человека вообще.

10 июня 1937 г. К. Ворошилов"414.

Передо мной несколько томов документов, подписанных Ворошиловым или с его резолюциями. Том с письмами тех командиров, которые еще до суда, до расстрела успели обратиться к наркому с просьбой, мольбой, криком о помощи. Письма Горячева, Кривошеева, Сидорова, Хаханьяна, Букштыновича, Прокофьева, Красовского. Вот письмо М.Г. Ефремова, бывшего командующего войсками Забайкальского военного округа (аналогичные письма он направил Сталину и Микояну):

"Товарищи, располагая всеми данными, опровергающими возведенную на меня фантастами Дыбенко и Левандовским клевету, однако я на Политбюро 18.IV.38 г. так, к стыду моему и огорчению, был рассеян, что забыл привести доказательства моей невиновности и преданности партии Ленина - Сталина... Комвойск Дыбенко на себя говорит что-то невероятное. Он после учения безусловно помешался, иначе я не мог понять - ведь это был бы 1934 год! По показанию Дыбенко он меня "завербовал"... и дает задание завербовать командный состав...

Все мои братья - коммунисты, четверо командиры РККА. Сын 17 лет комсомолец. Мать и сестры с двенадцатью детьми в колхозе "Путь социализма" в Орловской области. Дядя повешен в 1905 г. за восстание на флоте, отец убит кулаками. Сам я московский рабочий. Участвовал в войне в Китае. Имею ранения. Награжден: орденом Ленина, тремя орденами "Красное Знамя", орденом Трудового Красного Знамени... Прошу Вас скорее прекратить мои переживания и

муки.

Всегда Ваш Ефремов Михаил"415.

Это письмо, как и тысячи других, осталось без ответа. Правда, Букштыновичу, Красовскому и Ефремову тогда повезло. Они уцелели. Но не благодаря Ворошилову. Машину репрессий ни он, никто другой не хотел тормозить и сдерживать. Более того, отвечая на запросы с мест, Ворошилов лаконично и безжалостно санкционировал аресты, наказания, расстрелы. Вот текст нескольких телеграмм из множества подобных (в 1937 и 1938 гг.).

"Хабаровск. Блюхеру. На номер 88. Судить.

К. Ворошилов"

"Свердловск. Горбачеву. На номер 39. Разрешаю арест.

К. Ворошилов"

"Полярное. Командующему Северной Полярной флотилии. На номер 212. Судить и наказать как подобает.

Ворошилов"

"Свердловск. Гайлиту. Найти, арестовать и строжайше судить.

Ворошилов"

"Ленинград. Дыбенко. Магеру. На номер 16758. Разрешаю арестовать и судить.

Ворошилов"

"Тбилиси. Куйбышеву. Апсе. На номер 344. Судить и расстрелять.

Ворошилов"416.

Как пишет Гай Светоний в своей книге "О грамматиках и риторах", Гай Альбуций из Новарии прославился тем, что самозабвенно защищал несправедливо обвиненных в убийстве. Один раз, защищая обвиняемого, он в присутствии Пизона "разгорячился до того, что стал оплакивать участь Италии...". Ворошилову до Альбудия было далеко: он не только не защищал невиновных, но и фактически был активным участником массовых репрессий.

В апреле - мае 1937 года он направил Сталину одну за другой ряд записок такого содержания:

"Политбюро ЦК ВКП(б)

тов. Сталину.

Прошу исключить из состава Военного Совета при Народном Комиссаре обороны СССР:

Тухачевского М.Н.

Эйдемана Р.П.

Лонгва Р.В.

Ефимова Н.А.

Аппога Э.Ф.

как исключенных из рядов РККА.

25 мая 1937 г.

К. Ворошилов"417.

Расписавшись, Ворошилов слово "исключенных" зачеркнул и заменил словом "уволенных". Хотя он-то хорошо знал, куда всех их собираются "уволить". В последующие дни он направил Сталину такие же записки, но с другими именами Горбачева, Казанского, Корка, Кутякова, Фельдмана, Лапина, Якира, Уборевича, Германовича, Сангурского, Ошлея, других... Наркома, видимо, не волновало, что практически весь Военный Совет при Народном Комиссаре обороны СССР оказался "шпионским", "фашистским", "троцкистско-бухаринским"... Главное - не перечить, соглашаться, "поддерживать линию товарища Сталина". Таким был еще один из "тройки" ближайшего окружения Сталина. Правда, его, в отличие от других, тень "вождя" укрывала не полностью. Его жизнь больше, чем других, была на виду у народа. Однако на самостоятельности суждений и поступков это никак не сказалось.

Соратники оказались под стать "вождю". Конечно, они, и особенно Берия, несут ответственность за все извращения и преступления, которые совершил Сталин. Но эту ответственность должны разделить и те, кто просто поддакивал, соглашался, голосовал, восхищался "мудрыми решениями" Сталина. Степень вины их различна. История рассудит, кто больше, а кто меньше виновен. А.А. Андреев, А.А. Жданов, М.И. Калинин, А.И. Микоян, Г.А. Маленков, Н.С. Хрущев, некоторые другие деятели из высшего партийного и государственного руководства фактически не пытались ограничить единовластие диктатора.

Я коснулся не всего, а лишь ближайшего окружения Сталина. О некоторых других лицах, исполнявших волю "вождя", читатель узнает из других глав. А теперь - еще об одном человеке, призрак которого часто посещал Сталина.

Призрак Троцкого_______________________________________

Конечно, этим призраком был Троцкий. Сталин его ненавидел больше, чем тогда, когда он был рядом. Проклинал ту минуту, когда согласился с предложением о его высылке из страны. Он не хотел даже себе признаваться в том, что боялся Троцкого тогда. Но Сталин опасался этого призрака и теперь. И от чувства, что он никак не может решить "проблему" Лейбы Давидовича, как он раньше мысленно обращался к Троцкому, злоба закипала в нем еще больше. Однажды Сталин не удержался и почти публично сказал об этом.