Правда варварской Руси - Шамбаров Валерий Евгеньевич (книги хорошего качества .TXT) 📗
А пополнял «образование» на Кукуе. Который и во времена Алексея Михайловича считался местом грязным и сомнительным, а при Голицыне, когда Москва блистала роскошью и польскими куртуазными манерами, контраст еще более усугубился. Кукуй, как и раньше, пользовался правами некоторой экстерриториальности, тут не действовали российские ограничения на продажу вина и табака. А прежний контроль за иностранцами давно был снят. Обосновавшиеся здесь купцы широко промышляли контрабандой, гнали водку, ее на Кукуе можно было купить в любой час дня и ночи. И Немецкая слобода славилась в основном увеселительными заведениями и «вольными» нравами.
Иноземные офицеры и торговцы были людьми состоятельными, но многие из них в России считали себя временными жителями или бывали наездами. Холостяковали, набирая наложниц и служанок, удовлетворялись случайными связями. И сюда съезжались немецкие, польские, скандинавские бабенки легкого поведения. Хватало и русских девиц, и они тут быстро «европеизировались». Современник писал: «Женщины нередко первые впадают в буйство от неумеренных доз спиртного, и можно видеть их, полуголых и бесстыдных, почти на любой улице». Ну а «дебошан» Лефорт имел репутацию самого неутомимого и изобретательного кутилы. Его специально приглашали в компании, поскольку он как никто умел придумать развлечения с плясками голых красоток на столе, сексуальными маскарадами, играми. Вот такой соблазнительной «цивилизации» как раз и вкусил Петр.
Но до его увлечений, положительных и отрицательных сторон характера, в этот период никому дела не было. 17-летний мальчишка служил только знаменем, под которым группировались куда более солидные силы. Его мать, патриарх, боярские роды. А «партия власти» постепенно теряла авторитет и сторонников. Даже между ее лидерами единства не было. Софью, Голицына, Шакловитого и Медведева сближала лишь жесткая необходимость держаться друг за друга. Невиль приводит якобы существовавший сложнейший план Софьи и Голицына. Дескать, их браку препятствовало наличие у фаворита жены и детей, но Софья все же уговорила его отправить супругу в монастырь. А канцлер, мол, предложил ей следующий проект. Дождаться рождения сына у Ивана, после чего можно будет оттереть Петра в сторону, убить или заставить постричься. Потом Софья выходит за Голицына, а патриархом ставят Медведева, «который немедленно предложит посольство в Рим для соединения церкви латинской с греческой, что, если бы совершилось, доставило бы царевне всеобщее одобрение и уважение». Потом жену Ивана и ее любовника принудили бы сознаться, что ребенок не от царя. И в результате скандала Ивану пришлось бы развестись и тоже уйти в монастырь.
Невиль уверял, что Софья этот план одобрила, но и Голицын имел «камень за пазухой». Надеялся пережить правительницу и самому стать царем, тем более что происходил из знатного рода Гедиминовичей. «Он не сомневался, что после совершенного им присоединения московитян к римской церкви папа назначит его законного сына наследником престола вместо тех детей, которых он прижил бы с царевною». Что из сказанного правда, а что — фантазии Невиля? Известно, что на пост патриарха действительно прочили Медведева, и идея унии в самом деле существовала. Остальное — на совести автора. Очевидно, какие-то слухи витали, строились проекты, но насколько они были реальными? Идеальной честности за канцлером не наблюдалось. Почему же он и впрямь не упек жену в монастырь и не женился на царевне? Так ведь Софья, если и искренне любила Голицына, была умным человеком. А подобным браком она сразу под удар подставилась бы. Да и реальной ее опорой был не прожектер Голицын, а Шакловитый, как он отреагировал бы? Почему вовремя не устранили Петра? Все потому же, не чувствовали за собой достаточной силы — ведь точно так же, как Милославские подняли стрельцов слухами об убийстве Ивана, могли в случае покушения поступить и Нарышкины.
А катастрофа второго крымского похода ускорила развязку. Софья активизировала попытки завоевать популярность. 8 июля, в праздник явления Казанской иконы Божьей Матери она решила лично показаться при всем народе и возглавила крестный ход с иконой в руках. Что было прерогативой царя. И при выходе из собора Петр впервые счел себя вправе (и в силе) «показать зубы». Прилюдно заявил, что «она, как женщина, не может быть в том ходу без неприличия и позора». Она проигнорировала выходку и двинулась дальше. А юный царь демонстративно покинул процессию и уехал в Преображенское.
19 июля встречали войска из похода. Софья сама выехала к Серпуховским воротам, жаловала воевод «к руке», с ними вместе прошла в Кремль, где ждали царь Иван и патриарх. Петр на торжества не приехал. О том, как в действительности протекала кампания, его информировал Лефорт, и царь объявил, что Голицын только раздразнил татар. Не приехал он и 23 июля, когда в честь «победителей» в Новодевичьем монастыре отслужили обедню и устроили пир, где правительница потчевала воевод винами, а «ротмистров, и стольников, и поручиков, и хорунжих, и иных московских чинов людей, которые в том монастыре были, водкою». Указ о наградах за поход Петр утвердить отказался. Только через четыре дня его уломали поставить подпись. Но когда Голицын, Шеин, Долгоруков и Дмитриев-Мамонов приехали в Преображенское выразить благодарность, младший царь их не принял.
Ситуация в Москве очень интересовала Европу, и в разгар политического кризиса тут собралось много иностранных дипломатов. Постоянных послов-резидентов в России было уже 5 — голландский, датский, шведский, бранденбургский, персидский. Кроме них прибыли австрийцы, поляки. И как раз тогда в составе польской делегации проник шпион Невиль. Правда, голландцы опять заложили француза, и Посольский приказ намеревался выслать его вон. Но Голицын персональным решением позволил ему остаться. Примчался в столицу и Мазепа. Словом, клубок собрался еще тот. Шли закулисные переговоры.
Поляки, иезуиты и Невиль посещали Голицына на дому, обедали у него, он им излагал какие-то свои проекты. Невиль, кстати, хотя и числился в польском посольстве, имел поручение к канцлеру от французского правительства. Добиться, чтобы не только полякам и шведам, а и Франции было дано право транзитной торговли через Россию. И Голицын, наплевав на интересы страны, на оскорбление наших дипломатов в Париже, не только вступил в диалог, но и дал согласие! Поручил Посольскому приказу подготовить соответствующее решение. Благо приказные чиновники оказались умнее и спустили вопрос на тормозах. Невиль пытался дать взятку в 100 червонцев думному дьяку Украинцеву, тот не взял (за что француз его ославил как, взяточника). В компании голицынского звездочета Силина и царского врача переодетый Невиль навещал и Мазепу. Договаривались о возможном «покровительстве» Украине со стороны польского короля, и гетман уже тогда изъявлял полную готовность к предательству. Дипломаты зазывали на обеды русских вельмож, иноземных генералов на царской службе, собирая информацию о политической ситуации. А она накалялась.
Вдобавок ко всем бедам правителей жена царя Ивана родила не мальчика, а девочку… И было принято решение об убийстве Петра. Версий в литературе бытует несколько.
Но, скорее всего, инициатором выступил Шакловитый, самый решительный из приверженцев Софьи. Она, конечно, знала. Хотя остается спорным, дала ли прямое согласие или просто «закрыла глаза» на действия стрелецкого начальника. Знал и Голицын. Он очень боялся провала и принялся на всякий случай готовить побег за границу. Включил сына Андрея в состав посольства, назначенного в Польшу. В дипломатическом багаже Андрей должен был вывезти часть отцовских богатств (другим способом это не получилось бы — деньги были еще не бумажными, а металлическими, и крупные суммы возили мешками, на телегах). В случае удачи сын смог бы вернуться, а при неудаче канцлер «налегке» выехал бы к нему. Невиль писал, будто он предполагал набрать в Польше войско и «соединившись с казаками и татарами, достигнуть силой того, чего он не мог бы добиться посредством своей политики». То бишь сыграть роль нового Лжедмитрия для раздувания смуты. Правда, это могло быть благими пожеланиями самого Невиля, а в реальности канцлер предпочел бы просто удрать.
