Как убивали Сталина - Добрюха Николай (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
— Такие разговоры идут. Почему? Да потому, что он все время Серова за собой… Серов у него был Председателем КГБ на Украине. Потом он его сюда взял заместителем Берии и выше, а потом, когда уже я стал Председателем КГБ и стал предъявлять Серову претензии и записку послал в связи с предательством Пеньковского, работавшего у Серова в ГРУ… так его все равно из партии не исключили и разжаловали из генералов всего лишь до генерал-майора. Все это дало повод думать, что Хрущев, видно, не зря его таскал за собой. А потом уже Серов Председателем КГБ стал… До Шелепина. Хрущев его с собой всюду брал. Он за границу с ним всюду ездил. Ни Шелепин, ни я с Хрущевым никогда никуда не ездили. По стране я никогда не сопровождал Хрущева. И Шелепин не сопровождал. А Серов всюду как начальник 9-го Управления или как начальник личной охраны был с Хрущевым. И это тогда дало повод думать, что, видимо, он не случайно таскает Серова за собой, потому что Серов помогал ему… Понимаете? А тут еще Хрущев выступил с разоблачением культа Сталина, где приводит многие решения на «расстрельных письмах» с росписями Молотова, Кагановича, Микояна, других, а его росписи нет, как будто бы он не участвовал. Это тоже все наводило на мысль о том, что кто-то… и, скорее всего, именно с ведома Серова… сделал так, чтобы росписи Хрущева испарились.
— А что? Можно сделать так, чтобы каких-то подписей не стало…
— Ну конечно! Подписи можно вывести… вытравить!
— И экспертиза ничего не покажет?
— Да черт его знает… Делается это очень искусно. Я думаю, если при мне это делали искусно, то теперь — тем более.
— А что делали?
— Да многое. Например, в паспортах Гали Брежневой и Игоря Кио не осталось и следа, что дочь Брежнева, вопреки желанию отца, вышла замуж за фокусника… Это в паспорте было зарегистрировано, а потом паспорт оказался без этой регистрации. Все чисто и аккуратно, как будто так и было. Так что при Серове и с росписями Хрущева такое же могло быть. А некоторые документы могли быть и вовсе уничтожены. Но это все догадки. Это — не факты!
А вообще-то, я Вам скажу: Хрущев — это самобытная личность! И это я говорил всегда. Ведь он же ничего не кончал и не учился никогда. Он — самородок. Но в сравнении со многими, кто имел высшее образование и академии заканчивал, Хрущев по ряду вопросов «от земли», от мамы получил больше, чем они от академий…
— Скажите, а Вы не можете дать хотя бы какие-то наводки, где еще можно найти данные по сыну Хрущева Леониду. Ведь, как я обратил внимание, работая с архивами, именно в Ваше правление, где-то в самом начале 60-х, кем-то было дано указание вновь вернуться к проверке, дополнению и новому оформлению «Личного дела» пропавшего сына Хрущева. И, что бросается в глаза, как только Хрущева сняли, точнее, через 40 дней после его снятия, т. е. 23 ноября 1964 года, всю эту работу, словно по чьему-то предписанию, полностью прекратили и… «дело» закрыли.
— Вы знаете, я даже уходя в 1967-м из КГБ не знал, что сын Леонид у него был… что он… понимаете… так… Я считал, что он погиб в начале войны. И все на этом кончилось.
— То есть тогда Вы не слышали об этой истории совершенно?
— Со-вер-шен-но!
— То есть, значит, она появилась уже после Вас?
— После меня! А так даже слухов никаких не было. У меня был такой аппарат, что появись они где-то, обязательно кто-то пришел бы и сказал: «Вот ходят такие разговоры…» В крайнем случае, кто-то бы анонимку прислал. И это бы заставило сразу все выяснить. Например, возник тогда вопрос с Куйбышевым. Я сразу поднял архивы и все установил… Кто такой Куйбышев? Какое он письмо Берии писал? Он был на грани ареста и уже был… сами понимаете… (Речь идет о брате В. В. Куйбышева — о Н. В. Куйбышеве, 1893–1938 гг. — НАД.) Ну и еще, скажем, вопрос по Андропову, по поводу его «работы» в Карелии, когда «ленинградское дело» началось и «ленинградцев» в Карелии всех арестовали, и Куприянов, бывший первый секретарь Карельского обкома партии (которому 10 лет дали, и он их отсидел), дал показания и письма по поводу того, что обращался и к Хрущеву, и к Брежневу, и в КПК, что это дело рук Андропова!!! Куприянов написал две тетради — целое «досье на Андропова», которое потом попало в распоряжение Брежнева (Не из рук ли Семичастного? — НАД.). Мне же это сразу стало известно. И я сразу поручил все выяснить, а на этот счет… ну… как будто и не было у Хрущева больше сына кроме одного… (Вот как раз здесь, лично у меня, и появляются безответные вопросы, если иметь в виду, что в самом начале 60-х кто-то активно занимался пересмотром «личного дела» пропавшего сына Хрущева: была написана и собрана целая кипа новых объяснений и разных бумаг, а в КГБ об этом ни слухом, ни духом не знали вплоть до «неожиданного» приостановления всей этой активной деятельности… через 40 дней после снятия Хрущева. Странная какая-то история! — НАД.).
— Раз уж мы заговорили о временах Хрущева, не могли бы Вы рассказать о Солженицыне такое, что до сих пор либо совсем не было известно миру, либо доходило до нас в виде самых невероятных слухов и по-прежнему вызывает среди интеллигенции массу непримиримых споров? Солженицын ведь начинал, можно сказать, под Вашим наблюдением.
— Солженицын был крупнейший внутренний диссидент.
— Он что, правда, готов был ради утверждения своего «я» на все?
— Видите ли что? Он ненавидел органы КГБ. Он ненавидел Советскую власть за то, что она отняла у него его прошлое, отняла богатства, неправедно нажитые его родственниками. Он был озлоблен до мозга костей, до бессознательного состояния был озлоблен. Озлобление у него было страшное. Не помню уж точно в каком году, мы захватили у кого-то, — у кого он хранил, — чемоданчик с его рукописями. Это были еще не книги. Это были главные его рукописи против власти. И тогда мне сказали: «Вы пригласите его!» «Нет, — ответил я, — пусть его приглашает Руденко». — То есть тогдашний Генеральный прокурор СССР, который, если помните, был обвинителем на Нюрнбергском процессе. И я переслал ему все эти материалы. Особое внимание привлекала поэма Солженицына… в стихах… «Пир победителей». Представляете? Солженицын был известен только как публицист и прозаик, а тут вдруг сразу целая поэма. И ладно бы — как у Гоголя «Мертвые души» в прозе… Так нет тебе — еще и в стихах. Это обратило внимание. Начали наводить справки, и оказалось, что тут не обошлось без Твардовского и Симонова. Во всяком случае, насколько мне известно, и Твардовский ее читал и руку прикладывал, и Симонов — тоже. Ну… в общем помогали. Сам Солженицын, как вы понимаете, не такой пиит, чтобы сразу поэму выдать. И тогда, разослав эту поэму всем членам Политбюро, я в ЦК внес предложение: собрать писателей Москвы и зачитать им «Пир победителей» от и до, чтобы каждый, без всяких там спецслужб, убедился, что это за поэма, что это за антинародное, прямо-таки пропитанное ненавистью к нашему народу, произведение, и, разумеется, что за человек сам Солженицын!
А содержание поэмы такое. Вступив в Восточную Пруссию, одна из наших частей остановилась в каком-то дворце и начала праздновать пир победителей. А чтобы отпраздновать победу, сняли с драгоценного трюмо зеркало и превратили его в стол. И пошел пир. И вот, значит, Солженицын с помощью Твардовского и Симонова начинает показывать, какие они все советские командиры, полковники и т. д. — тупые, невежественные, невоспитанные, без хороших манер… и вообще, черт знает кто! Одним словом, недоделанные какие-то! Сразу возникает вопрос: «А как же тогда они могли победить тех же самых немцев, которых не одолели ни такие умные и воспитанные французы(?), ни такие благородные и храбрые англичане(?). Ну и так далее, все лучшие нации по порядку… Но, оказывается, среди этих наших недоумков все-таки был один-единственный человек. И, сами понимаете, кто это. В прототипе этого человека без проблем узнается сам Солженицын, согласно поэме, командир мотоциклетного подразделения.
Особенно были смешаны с грязью особисты — СМЕРШевцы. (СМЕРШ — смерть немецким шпионам). Между тем в этом дворце обнаруживается гувернантка. Родом с Украины. Не помню уж, как она попала в Австрию… учиться что ли, а потом в этот самый прусский дворец в Кенигсберге гувернанткой. И вот этот самый благородный рыцарь на мотоциклете берется спасти ее от советского быдла, берется перевезти ее через линию фронта, где ее ждет возлюбленный. И, разумеется, тоже очень благородный кавалер из тех, кто стал «власовцем», то есть предателем, перешедшим на службу к немецким оккупантам, которые мечтали уничтожить и уничтожали наш народ, а не только, как утверждают некоторые, советских командиров и комиссаров.
