Анналы - Тацит Публий Корнелий (лучшие книги онлайн txt) 📗
29. И когда Марцелл с огнем в голосе, лице, взоре бросал такие слова, сенаторов охватило не давно знакомое и ставшее привычным в испытаниях, которым они постоянно подвергались, уныние, а внушенный видом воинских отрядов во всеоружии еще не изведанный ими глубокий страх. К тому же в их воображении витал почтенный облик самого Тразеи. Были и такие, которые жалели Гельвидия, обрекаемого казни не за совершенные им преступления, а только за то, что он с ним породнился: и Агриппину также ничего не вменяют в вину, кроме грустной судьбы отца, который, столь же ни в чем не повинный, как он, погиб от свирепости Тиберия. Да и Монтана, благонравного юношу, никогда не сочинявшего поносных стихов, собираются изгнать на чужбину лишь потому, что он обнаружил дарование.
30. Между тем в сенат входит обвинитель Сорана Осторий Сабин и начинает с того, что говорит о дружбе Сорана с Рубеллием Плавтом и о том, что в бытность проконсулом провинции Азии он не столько пекся об общественном благе, сколько о снискании расположения ее обитателей и с этою целью потворствовал мятежным общинам. Но это дела давнишние, а было и нечто новое, чем Осторий впутывал и дочь в затеянный против отца судебный процесс, утверждая, что она издержала много денег на магов. Действительно, Сервилия — так звали молодую женщину, — движимая тревогою за отца, из любви к нему и по свойственной ее возрасту неосмотрительности, обратилась к ним, запросив их, однако, только о том, все ли будет благополучно с семьей, можно ли мольбами смягчить Нерона и не принесет ли сенатское расследование чего-либо страшного. Ее, вызвали в сенат, и у трибунала консулов встали друг против друга престарелый отец и юная дочь, которой шел лишь двадцатый год, с недавних пор, после того как ее муж Анний Поллион был отправлен в ссылку, осиротелая и одинокая, не смевшая даже взглянуть на отца, ибо считала себя виноватою в том, что усугубила тяжесть его положения.
31. На вопрос обвинителя, не продала ли она свадебных уборов или снятого с шеи ожерелья, чтобы добыть деньги для магических таинств, она, простершись ниц, долго плакала, не произнося ни слова, а затем, обняв жертвенник с алтарем, сказала: «Я не призывала злых богов, не произносила заклятий и в моих злосчастных молитвах смиренно просила только о том, чтобы ты, Цезарь, и вы, сенаторы, оставили жизнь этому лучшему из отцов. Я отдала драгоценности, наряды и знаки моего достоинства, как отдала бы кровь и самую жизнь, если бы их от меня потребовали. Только этих прежде мне совсем неизвестных людей касается, какая слава утвердилась за ними и каким ремеслом они занимаются. А принцепса я называла лишь в ряду остальных божеств. Несчастнейший мой отец ни о чем не был осведомлен, и если содеянное мной — преступление, то совершила его я одна».
32. Не дав ей закончить, Соран восклицает, что она не последовала за ним в провинцию, что по молодости лет не могла знать Плавта, что не была замешана в преступлениях мужа и, повинная лишь в чрезмерной любви к отцу, должна быть оставлена в стороне от дознания по его делу; сам же он покорится уготованной ему участи, какой бы она ни была. И он кинулся бы в объятия устремившейся к нему дочери, если бы подоспевшие ликторы не отстранили их друг от друга. Затем приступили к опросу свидетелей; и если необоснованность жестокого обвинения возбудила глубокое сочувствие к подсудимому, то презрение и гнев навлек на себя свидетель Эгнаций. Этот клиент Сорана, подкупленный, чтобы погубить друга, носил личину последователя стоической школы; искушенный в притворстве, он внешностью и речами изображал добродетель, но в душе был хитер, коварен, жаден и похотлив. Деньги вызвали все это наружу, и на своем примере он воочию показал, что нужно остерегаться не только погрязших в обмане и запятнавших себя дурными поступками, но и тех, кто под покровом добропорядочности лжив и вероломен в дружбе.
33. Тот же день принес, однако, и возвышенный образец честности, явленный Кассием Асклепиодотом, выдававшимся среди вифинцев несметным богатством; почитая Сорана, когда тот был на вершине могущества, он не покинул его и в беде, за что и был лишен достояния и отправлен в ссылку, показав своею судьбой, сколь безразличны боги к добру и злу. Тразее, Сорану и Сервилии предоставляется избрать для себя смерть по своему усмотрению; Гельвидий и Паконий изгоняются из Италии; Монтан, во внимание к просьбе отца [21] , был прощен, впрочем с оговоркою, воспрещавшей ему отправление государственных должностей. Обвинителям Эприю и Коссуциану было пожаловано по пяти миллионов сестерциев, Осторию — миллион двести тысяч и квесторские знаки отличия.
34. Между тем к Тразее, который оставался у себя в садах, уже под вечер был послан консульский квестор. Тразея в тот день созвал к себе многих знатных мужчин и женщин и главное внимание уделял учителю кинической философии Деметрию, с которым, как можно было предполагать по выражению лиц и доносившимся до слуха словам, когда они начинали говорить громче, обсуждал вопрос о природе души и о раздельном существовании духовного и телесного, пока не прибыл один из его ближайших друзей Домиций Цецилиан, сообщивший о принятом сенатом решении. Узнав о нем, все разразились слезами и сетованьями, и Тразея стал убеждать их покинуть его возможно скорее, дабы не навлечь на себя опасности подвергнуться участи осужденного; обратился он с увещанием и к Аррии, высказавшей желание умереть вместе с мужем, последовав в этом примеру своей матери Аррии [22] , и уговаривал ее не расставаться с жизнью и не лишать единственной опоры их общую дочь.
35. Затем он направился к портику, где скорее обрадованного вестью о том, что его зять Гельвидий только изгоняется за пределы Италии, чем погруженного в скорбь, его и находит квестор. Получив от него сенатское предписание, Тразея уводит в спальный покой Гельвидия и Деметрия; там он протягивает обе руки, чтобы ему надрезали вены, и, когда из них хлынула кровь, окропив ею пол и подозвав к себе квестора, говорит: «Мы совершаем возлияние Юпитеру Освободителю; смотри и запомни, юноша. Да сохранят тебя от этого боги, но ты родился в такую пору, когда полезно закалять дух примерами стойкости». Но смерть медлила, и он, испытывая тяжелые страдания, обратив к Деметрию… [23] .
