Ермак - Копылов Дмитрий Игнатьевич (книга жизни .TXT) 📗
Татары, лихие наездники, отлично дрались на конях, действуя копьем и саблей, но весьма неохотно вступали в рукопашный бой. Бросаясь в схватку толпой, без боевых порядков, они бестолково метались, мешая друг другу, и, встретив отпор, легко поддавались панике [81].
Узнав по-настоящему противника, Ермак в дальнейшем стремился навязать ему бой на узких прибрежных участках, где не могла развернуться лавина татарской конницы. Татары принуждены были спешиваться и после получения огневого удара вступать в рукопашную схватку. Струги обеспечивали дружине хорошую маневренность и надежный тыл. Казаки всегда могли отступить на суда и оторваться от неприятеля. Ермак придавал большое значение временным полевым укреплениям. Мы видели, какую роль сыграли они в битве при Бабасанах, не дав возможности конникам Маметкула вплотную приблизиться к казакам и защитив их от вражеских копий.
Правильно оценил роль полевых укреплений и Маметкул. Как увидим дальше, он приказал своим воинам построить засеки на берегу Иртыша, на подступах к главному городу ханства.
После сражения у Бабасанских юрт Ермак сталкивался только с отрядами местных татарских мурз, чьи владения лежали на Тоболе. Летописи не упоминают больше о Маметкуле вплоть до знаменитого боя у Чувашского мыса. По-видимому, он поскакал в Искер, чтобы организовать его оборону и встретить казаков на берегах Иртыша.
Близ устья Туры, правого притока Тобола, тянулся крутой и высокий яр, обрывом спускавшийся к реке. Это место, названное позднее Долгим яром, было весьма удобно для нападения на казачьи струги. Ермак ждал здесь засады, поэтому не решился сразу плыть дальше, а остановился на небольшом островке, чтобы дружина могла отдохнуть и со свежими силами на предельно высокой скорости проскочить опасное место. Но опасения оказались напрасными. Прижимаясь к левому берегу, струги беспрепятственно миновали Долгий яр. Лишь несколько стрел, пущенных татарским дозором, тонко прозвенели в воздухе и упали в воду за несколько сажен от казаков.
В 16 верстах от устья Тобола находился улус Карачи (визиря) — «думного кучумова боярина», по выражению Русской летописи. Летописи не донесли до нас его собственного имени. Продовольственные запасы дружины подходили к концу. Поэтому Ермак решил занять Карачин городок [82] и поживиться его добром. Хотя городок и был укреплен, но большого сопротивления казакам не оказал. Карача еще раньше сбежал в Искер и увел с собой большую часть улусных людей. Казакам досталась большая добыча: золото, серебро, драгоценные камни, жемчуг, много меда и скота. Главный сановник хана, по всем признакам, оставил свой улус с большой поспешностью. Это было в сентябре 1582 года.
В Кунгурской летописи события у Карачин городка описываются иначе. Дружина Ермака, встретив здесь крупные силы татар, не отважилась вступить с ними в бой. Более того, превосходящие силы противника вызвали среди казаков панику. Ермак счел за лучшее повернуть обратно, поднялся вверх по Тоболу и Тавде, намереваясь уйти на Русь. Но, повоевав пелымских манси и обложив их ясаком, дружина воспрянула духом, возвратилась на Тобол и с боем заняла городок Карачи.
В. И. Сергеев, приняв летописное известие за достоверное, отнес поход Ермака на Тавду к лету 1581 года. По его мнению, зиму 1581/82 года [83] Ермак провел в Карачине. Повторилась та же странная ситуация, которая год назад якобы имела место в Чимги-туре. Оба противника пребывали в полном бездействии. Ни Ермак, ни Кучум, потерявший половину ханства, не предпринимали никаких шагов к изменению положения. Чтобы как-то объяснить летаргию атамана, В. И. Сергеев выдвинул чисто гипотетический факт посылки Ивана Кольца за подкреплениями к Строгановым.
Странная позиция, таким образом, сразу получила объяснение: Кучум страшился решительного сражения, Ермак ждал строгановской помощи и тоже не решался продолжать поход. В таком равновесии страха и прошел целый год.
Трудно освободиться от впечатления, что и летописцу, и следующему за ним историку потребовались этот поход на Тавду и «сидение» Ермака сначала в Чимги-туре, а затем Карачине лишь для того, чтобы заполнить зияющую пустоту между произвольно выбранной датой начала похода (1579 год вместо 1581-го, как значится в документах) и действительной датой его завершения (1582 год). Поход, длившийся немногим более года, ими растянут до трех лет. Еще Г. Ф. Миллер вполне удовлетворительно объяснил, как в «Истории Сибирской» Ремезова оказалось два описания одного и того же похода Ермака на Тавду под разными датами, и нам нет необходимости здесь повторять это объяснение [84].
Итак, заняв в конце сентября 1582 года Карачинский улус, Ермак стал готовиться к завершающему этапу похода. Близилась зима, и он должен был торопиться, чтобы до ледостава выйти в Иртыш, где, как ему донесли, его ждал сам Кучум с главными силами. Поредевшая в боях дружина насчитывала не более 800 воинов. Хан следил за движением Ермака, разослав по всем дорогам дозоры со строгим наказом, «чтобы никто от казаков ни птицею мимо их не пролетел».
Погрузив припасы на струги, Ермак покинул городок Карачи и 1 октября появился на Иртыше. По многократным опросам татар он точно знал и топографию окрестностей, и состояние противостоящих ему сил, и характер вражеских укреплений. Устье Тобола тогда еще не было отведено к югу, и он впадал в Иртыш как раз против нижнего посада будущего Тобольска. Правый берег Иртыша высок и крут. Но против устья Тобола Иртыш отступил от высоких круч, освободив ровную площадку треугольной формы. Во время весеннего разлива она почти целиком покрывалась водой. Летом вода спадала, и тогда на площадке оставались лишь небольшие озера и сеть мелких речек, текущих в Иртыш. В описываемое время площадка была покрыта высокой травой и мелким кустарником, в котором водилось много дичи. Многочисленные сыновья Кучума любили развлекаться здесь соколиной охотой, что закрепилось в названии места — Княжий луг.
Высокий иртышский берег, полукольцом окружавший Княжий луг, был издавна заселен. На нем стояли городки Бицик-тура и Чувашский. Последний в мирные дни, вероятно, был летней резиденцией хана, но теперь выполнял функцию предместного укрепления столицы, и в нем распоряжался «начальный воевода» Маметкул. По его указаниям городок опоясали земляным валом и рвами. В Бицик-туре жила одна из жен Кучума — дочь сановника Девлетим-бея [85]. К слову заметить, хан не любил держать своих жен под одной крышей и даже в одном месте. По летописным известиям и народным преданиям, каждой из них он строил особый городок. Так, юная красавица Сузге жила в городке, поставленном на сопке, которая до сих пор носит ее имя — Сузгун [86]. Старшая жена, узбечка Симбула (до отправки ее по старости в Бухару), имела резиденцию в местечке Абалак.
Появление казачьей флотилии на Иртыше не было неожиданностью для татар. Казаков ждали с часу на час. Чувашский мыс, укрепленный снизу, со стороны Княжего луга засеками, а сверху земляным валом с бойницами, угрюмо и грозно смотрел на плывущую дружину. По одним известиям, Ермак попытался с ходу овладеть укреплением, но был отбит, по другим — он, не задерживаясь у Чувашского мыса, проплыл 2–3 версты вверх по Иртышу и, высадившись на левый берег, занял городок Аттики-мурзы. В дальнейшем этот городок служил ему опорной базой в наступательных операциях против Кучума.
Первая ночь на берегу Иртыша была тревожной. Опасаясь нападения, казаки не сомкнули глаз. С Чувашского мыса ветер доносил чужую речь: воинственные возгласы татар перемежались с молитвами. Там тоже не спали. Впечатления дня угнетающе подействовали на воинов. Особенно беспокоило численное превосходство врага: «Како может стати противу толикого собрания!»
