История человеческой глупости - Рат-Вег Иштван (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Тем большего успеха он достиг при рассаживании. На выборах граф сидел под черным балдахином в кресле, обтянутом черным сукном. Во время визита капитула его кресло отличалось от кресел каноников тем, что с него свисала золотая бахрома. На торжественном обеде его кресло было обтянуто красным бархатом. За здоровье императора он пил из хрустального кубка на золотом подносе; членов капитула он приветствовал по очереди простым стаканом; когда епископ поднял тост за графа, тот выпил вино из кубка с крышкой.
Граф не упускает также возможности описать, каким образом он занимал свое место за столом совещания. Каноники a dextro latere (правой стороны) стояли у самого стола, а левой стороны — отодвинув свои стулья, так что императорский поверенный проходил на свое место между ними и столом.
В таких случаях, именно углубившись в подробности, начинаешь понимать, как тяжела была карьера дипломата.
В любую минуту посол мог поскользнуться на коварно отполированном веками пути этикета и сломать себе шею. Отсюда вечные опасения, бдительная настороженность, постоянная придирчивость по поводу привилегий и приоритета.
Граф Оттинген, посол Леопольда I, в Заланкемене встретился с послами султана. Каждый из них смотрел за другим, как тот слезает с лошади. Потому что если кто-то раньше коснется подошвой земли, то этим выразит уничижение перед еще сидящим в седле. Австрийский граф был человек больной, передвигался с трудом и не мог одним махом соскочить с седла. Пока он медленно слезал с лошади, турки, приподнявшись, стояли одной ногой в стремени. Наконец граф встал на землю, в тот же момент и они соскочили с коней.
Не только пятки имели большое значение в дипломатии. Много значения придавалось и другой части тела: кто скорее усаживался, тот выгадывал в авторитете. На международном конгрессе в Карловицах (1698-1699) послы Австрии, Польши и Венеции в опасениях за свой авторитет прибегли к остроумной уловке. Они велели сколотить им круглое строение с единственным залом и круглым столом посередине. В здании было четыре двери, против каждой из дверей снаружи приставили по посольскому шатру. По сигналу послы одновременно вышли из своих шатров, разом открыли двери и с солдатской точностью разом уселись за стол переговоров. Ни одному из них не вышло обиды [53].
Король Пруссии Фридрих I [54] направил послом в Версаль однорукого полковника, не на шутку озадачив тем самым французский двор. Ведь если теперь послом Франции в Берлин поедет человек с руками и ногами, то прусский король будет посмеиваться в кулак. Совещались до тех пор, пока не нашли одноногого дипломата, и тот именно благодаря своей инвалидности получил почетное место посла в Пруссии.
Возможно, это просто анекдот, но тогда весьма характерный. В противоположность этому чистейшую правду содержит дневник сэра Джона Финетта, главного церемониймейстера, который он вел обо всяких церемониальных странностях, встреченных им [55]. Дневник вышел в свет только после его смерти, то есть он совершенно определенно не думал о публикации и писал свои воспоминания исключительно ради собственного удовольствия.
Больше всего неприятностей у него было со строптивым венецианским послом. Итальянца как-то пригласили на Придворное празднество, но прежде, чем ответить, он призвал к себе сэра Джона и потребовал слово в слово сообщить ему текст приглашения, направленного французскому послу. Он упрямо настаивал, чтобы его приглашение звучало точно так же, как и французского посла, до единой буквы. Сэр Джон уважил просьбу и как человек, хорошо выполнивший свою работу, отправился домой. Но опять прибежал посыльный и, запыхавшись, доложил, что венецианец желает знать, будет ли присутствовать на празднестве посол великого герцога. Да. В этом случае соблаговолите, сэр Джон, сообщить, какой посол раньше получил приглашение, он или великий герцог? Потому что от этого зависит, пойдет он или нет. Что было делать сэру Джону? Успокоил: дескать, да, венецианского пригасили раньше.
Наиболее удачно выступил сэр Джон в конфликте, возникшем между вечно ссорившимися испанским и французским послами. Речь шла о том, кому сидеть по правую руку от папского посла на конференции. Не вызывало сомнений, что у папского посла есть только одна правая рука. Церемониймейстер блестяще вышел из трудного положения. Он попросил папского посла вызвать из Парижа папского нунция. Посол посмеялся, однако вызвал. Теперь, совершенно естественно, по правую руку от папского посла полагалось сидеть нунцию. Обоим скрежещущим зубами послам предоставили свободный выбор места. Французский посол выбрал левую руку — так он все же сидел ближе к папскому послу; испанец выбрал правую сторону; хоть и через нунция, но все же он получал более почетное место. Оба остались довольны.
Бывало и так, что не помогали никакие уловки, интриги, посредничество. Послы сами решали между собой вопросы первенства с помощью оружия.
Невероятный случай произошел в Лондоне в сентябре 1661 года. Новый посол Швеции прибыл в Лондон по Темзе. Согласно придворному этикету на берегу у Тауэра посла ожидал королевский экипаж, который доставил бы посла в Уайтхолл. К шествию должны были присоединиться парадные кареты иностранных послов. Разразился острый спор: какой карете ехать непосредственно вслед за шведским послом — испанской или французской? Король Карл II [56] пожимал плечами: решайте, мол, господа, сами между собой. Хорошо, уж они-то решат.
Английское правительство знало, что это решение может вылиться в скверную стычку, поэтому распорядилось держать своих граждан подалее. В гавань были направлены солдаты, они оттеснили тысячные толпы зевак. По доброму английскому обычаю солдат не интересовало, каким образом чужеземцы буду колошматить друг друга.
Шведский посол должен был прибыть в три часа пополудни. Испанская карета была на месте уже в десять утра в сопровождении вооруженного отряда в пятьдесят человек. Французы опоздали и оказались в худшем положении. Но у них было сто пятьдесят человек, сто пеших и пятьдесят конников.
Показалась ладья, на берег вышел шведский посол, занял место в королевском экипаже. Едва карета тронулась, противники налетели друг на друга. Испанцы развернули боевой строй и преградили путь, чтобы прикрыть собственный экипаж, который, воспользовавшись преимущественным положением, уже катил за каретой со шведским послом. Французы дали залп из пистолетов, потом со шпагами наголо бросились на испанцев. Началось настоящее побоище. Испанцы, одержимые гневом, сражались против нападавших превосходящим числом французов, не уступая ни пяди. Двенадцать человек полегло и сорок было ранено. Один житель Лондона увеличил собою число убитых: любопытство заманило его в опасное место, и ему прострелили голову.
Казалось, что в противовес слепому героизму испанцев французы лучше разбираются в военных науках. Они держали в засаде на всякий случай конный отряд, задачей которого было догнать испанскую карету, напасть на нее и перерезать постромки. Так и случилось. Однако — о чудо из чудес! — постромки не поддавались оружию. Испанцы оказались хитрее: вместо ремней они взяли цепи и обернули их в кожу, чтобы они казались ременными.
Исход битвы был решен, вопрос приоритета — нет. Людовик XIV в гневе теребил свой парик. Он порвал дипломатические отношения с Испанией. Он вернул паспорт испанскому послу, а своего отозвал из Мадрида. Ветер войны задул над Пиренеями. Испания, чувствовавшая себя слабее, была вынуждена склониться. Маркиз Фуэнтес, посол Испании, в присутствии версальского двора и двадцати шести иностранных послов торжественно заявил, что Испания признает дипломатический приоритет Франции. По случаю столь важного события Людовик приказал вычеканить памятную медаль. На одной ее стороне изображена его голова в венке, а на другой — он, стоя под балдахином своего трона, перед ним в униженной позе маркиз Фуэнтес, вокруг прочие послы. Надпись по кругу: "Jus praece — denti assertum, confitente hispanorum oratore" (право приоритета подтверждено, посол испанцев это признал).
