Русские и русскость - Резниченко Семен (серия книг .txt) 📗
Тогда имперским элитам приходится меняться. Они обращаются к традиционализму и охранительству, когда чувствуют, что почва уходит у них из-под ног, как это было в России при поздних Романовых. Частично и гораздо менее последовательно — в позднем Советском Союзе. Как это происходит в России сейчас — совсем уж «показушно». Только поэтому империи ассоциируются с консерватизмом и апелляциями к традиции. Такими их заставали накануне гибели…
К сожалению, наша ситуация гораздо печальнее, чем в древних империях. И в России, и на Западе в период модерна и постмодерна имперский принцип достиг своего максимально полного воплощения. Специфика жизни элиты была распространена практически на всё население, во многом для того, чтобы избежать дальнейших революций и исключить в зародыше недовольство. Организация экономики и общества, уровень благосостояния позволили распространить на большую часть населения принципы индивидуализма и гедонизма.
Люди не получили реальной возможности управлять государством и обществом. На деле самоуправления и самоорганизации граждан стало гораздо меньше, возросла зависимость от государства, особенно в Советском Союзе и постсоветской России. Просто специфика взаимоотношений, притязаний и психологические установки чиновников, богемы и буржуа стали характерны для большей части населения без получения, конечно же, реальных полномочий, а также реальных знаний и навыков.
Большинство «простого народа», как уже говорилось, состояло из крестьян, самостоятельных хозяев, людей с серьёзными навыками самоорганизации на местном уровне и ещё более серьёзными навыками самостоятельного автономного выживания, например в плане добычи пропитания, которым крестьяне ещё и обеспечивали всех остальных. Они обладали очень чёткими представлениями о должном и недопустимом.
И на деле любая элита крестьянства побаивалась и считалась с ним, хотя изо всех сил старалась это скрыть.
В Китае крестьянство регулярно устраивало успешные революции. В Европе и России крестьянские войны и восстания, как правило, терпели поражения. Но крестьянство достаточно жёстко «поддавливало» элиту снизу, заставляло её быть в тонусе, например, проявлять доблесть во внешних войнах, совершать другие яркие общественно значимые деяния. На деле Иван Грозный гораздо больше считался с мнением народа, чем Ельцин или Путин.
В эпоху модерна хитрая и «цивилизованная» элита решила избавиться от векового кошмара — от крестьянства. Стала вестись целенаправленная разносторонняя работа, сочетавшая жестокий террор и подкуп, идеологическое шельмование «сельского быдла» с оплакиванием его трудной, «совершенно невыносимой» жизни.
Классический пример уничтожения крестьянства — политика российских коммунистов: от «Декрета о земле» до коллективизации, от коллективизации до борьбы с «неперспективными деревнями» и вплоть до разрушения фактически теми же коммунистами ими же созданного колхозного строя.
И в СССР, и на Западе был брошен клич о выравнивании людей, как в плане прав и свобод, так и в плане материального достатка. Появилась возможность голосовать, иметь машину и ездить в отпуск.
В обмен на это массой «цивилизованных» людей была утрачена способность к какому-то вообще материальному самообеспечению, самоуправлению и самоорганизации. Из самостоятельных мелких хозяев основная масса населения превратилась фактически в дворовую прислугу элиты, в людей, у которых нет ничего своего.
А известно, что дворня — это вместилище всех возможных пороков: пьянства, разврата, лени, неспособности делать что-либо полезное. Единственным занятием некоторых дворовых были мелкие пакости, в основном в отношении ещё более слабых.
Не правда ли, знакомо!
Именно ценой превращения всего населения в полностью зависимых дворовых людей западная и российская элита планируют избежать революций. Только вот на дворовых и опереться толком нельзя!
Отсюда гедонизм, индивидуализм, взаимная жестокость и отчуждённость, массовое движение сексуальных меньшинств, падение значимости религии — словом, всё, что веками было достоянием элитарного «лепрозория», распространилось на основную массу населения. Отсюда — слабость народа, его небывалая зависимость от элиты (замкнутость элитарных групп, несомненно, имела и гигиенический характер и была призвана защитить от развращения низы общества), неспособность людей элементарно прокормить себя без помощи «начальства», что веками успешно делали «тёмные и забитые» крестьяне. Теперь народ живёт по тем же принципам, что и начальство, и ни на что самостоятельное не способен.
Крестьянских и прочих эгалитарных, самоуправляющихся и самоорганизующихся общин у нас сейчас практически нет. И только в случае их возникновения могут появиться хоть какие-то надежды на обновление общества, возрождение государственности и пр. Без них наше позднеимперское общество не способно ни к движению вперёд, ни к простому самосохранению.
Напомню немного о подлинных республиканских принципах. Индивидуализм, автаркия отдельной личности, права меньшинств, атеизм в их число не входят! Эти принципы исключительно имперские!
Любая настоящая республика держится на последовательном коллективизме и единстве граждан, полном подчинении общественному мнению и общественной воле отдельного человека, преданности отеческой вере.
Недаром на рубеже XVIII–XIX веков умеренность и патриотизм называли республиканскими добродетелями и противопоставляли их «имперской» развращённости.
Таковы были ценности античных полисов, русских казачьих войск, ранних Соединённых Штатов Америки. И если эти принципы нарушались, то республики либо гибли, либо перерождались в империи. Столп республики — неизменность обычаев и традиций (религиозных, брачных и многих других).
Основной недостаток империи отнюдь не в том, что людям живётся в ней бедно и плохо или что нет свободы. Наоборот, в империях сравнительно высок уровень благосостояния, личной свободы, безопасности. Просто, в том числе под влиянием этих достоинств, разрушаются устои человеческого общежития. Любая империя — саморазрушающаяся структура, и механизм неизбежного самоуничтожения заложен в ней самой.
Современная демократия европейского типа чаще всего приживается в странах, где в своё время был развит жёсткий сословно-кастовый строй с минимальной социальной мобильностью (Европе, Индии и Японии). Ведь этот строй предполагает наличие прав и обязанностей вне зависимости от материального достатка и служебного положения. И отсюда один шаг до признания неотъемлемых прав гражданина. А вот в странах, где в старину каждый, по крайней мере теоретически, мог стать важным и значительным, демократия толком не прижилась. Здесь менять свою жизнь к лучшему предпочитали индивидуально, в рамках авторитарной системы, тогда как в сословно-кастовом обществе добиться прав и свобод может лишь социальная группа в целом, изменив общество.
В России сословия по европейскому образцу были, сам термин такой есть. Только вот неотъемлемые права, не зависящие от богатства и служебного положения, милости «начальства» не слишком соблюдались. И каждое усиление государственности сопровождалось ослаблением сословности, государственность её постепенно перемалывала, вплоть до советизации «с сословностью наоборот» и неудачной попыткой не допустить сложение новой сословности.
И судьба институтов западной демократии у русских противоречивая: это и чередование изрядно либеральных периодов с «закручиванием гаек», и сосуществование институтов западного общества с авторитарной властью, например, изрядная свобода печати, независимость судопроизводства, а потом и парламентаризм сосуществовали с самодержавием на рубеже XIX–XX веков, свобода прессы существовала при диктатуре Ельцина.
Русскость предполагает не авторитаризм или демократию, а, скорее, их чередование и (или) сосуществование. В целом демократия трижды присутствовала в истории великороссов в виде, близком к вечевым: Смутное время, революционные события 1917–1918 года, 1990—1991-е годы. Периоды эти были короткие. В остальное время «гибридный режим» чередовался с жёсткой диктатурой.
