Иллюстрированная история нравов: Эпоха Ренессанса - Фукс Эдуард (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
Рядом с этим существуют в каждую эпоху и индивидуальные требования, вытекающие из исключительных потребностей. Но они исчезают вместе с индивидуальным случаем. Если же половые нормы обусловлены общественными потребностями целой эпохи, то они будут постоянно вновь появляться, пока существуют эти социальные условия. Здесь коренится ключ к объяснению того факта, что в прежние эпохи можно констатировать более продолжительное существование известного нравственного уклада. Прежде перевороты в области производственного механизма совершались чрезвычайно медленно, поэтому и общественное бытие долгое время оставалось неизменным. На этом основании «нравственность», характерная для некоторых эпох мелкобуржуазной культуры, в самом деле долгое время была фактом. Ее сравнительно продолжительное существование было исторической необходимостью. По тем же причинам в другие времена так же долго продолжались эпохи нравственной испорченности.
Необходимо здесь покончить и с тем умозаключением, которое обыкновенно выводится из того факта, что идеологии — в данном случае нравственные нормы — имеют свою собственную логику, что они порой движутся совершенно самостоятельно, не считаясь с изменениями, давно уже происшедшими в общественном бытии человечества. Умозаключение это сводится к тому, что в этой стадии причина и следствие меняют свое место, что следствие становится оплодотворяющей причиной или иначе, что дух определяет экономику, подобно тому как раньше он сам определялся экономикой. Подобное предположение оказывается при более внимательном исследовании совершенно неосновательным. Напротив, при таком исследовании очень быстро наталкиваешься на совершенно другой факт, а именно, что границы оплодотворяющего действия нравственных идеалов на общественное развитие чрезвычайно узки.
Действительность всегда представляет следующую картину. Нравственные нормы, выросшие на почве эпохи с медленно развивавшейся половой моралью, упрочиваются в той же мере, в какой неизменными остаются экономические отношения, становятся, следовательно, тем крепче, чем медленнее последние меняются. Мораль превращается в обычай, которому придается значение общеобязательного закона. Соответствующие воззрения получают характер самостоятельных явлений, уже не следуют за непрерывным общественным прогрессом, обусловленным экономическим развитием, а ведут самостоятельную жизнь. Эта последняя часто не прекращается и тогда, когда социальная почва уже давно стала другой.
В результате получается, что каждая эпоха — в особенности это касается нашего времени — богата пережитками морали, коренящимися в совершенно иной общественной почве. Но в такие моменты обыкновенно и прекращается их оплодотворяющее воздействие на общество. Оплодотворяющим образом такие моральные взгляды могут влиять только до тех пор, пока они движутся в направлении главной экономической тенденции эпохи, пока поддерживают реальные жизненные интересы общества. В противном случае, противореча этим жизненным интересам, они уже не в силах преобразовать общество, не определяют экономику, производственный процесс, требующий иных норм, а превращаются из рычага общественного прогресса в его тормоз. Подобное состояние продолжается до тех пор, пока изменившееся жизненное содержание не приведет к таким резким противоречиям, что общество вынуждено в интересах своего сохранения довести конфликт до крайности, до последнего конца. Другими словами, подобный антагонизм длится всегда до тех пор, пока не завершится революцией. В эти моменты за борт выкидываются самым радикальным образом изжившиеся, ставшие нелогичными моральные воззрения, и если и не возникают совершенно новые нравственные нормы, то получают жизненную силу и законную санкцию постепенно назревшие моральные необходимости. Потом начинается снова тот же процесс. Такова картина, которую перед нами развертывает действительность.
Наша точка зрения, само собой понятно, не отрицает воздействия нравственных идеалов на общество, а только отводит этому влиянию надлежащее место.
Из последнего явствует, какое огромное значение имеют в истории человечества эпохи революционных переворотов. Исследование подобных эпох дает нам, кроме того, ключ к целому ряду Других важных фактов, подлежащих здесь еще обсуждению.
В такие эпохи, когда экономическая почва общества настолько поколеблена, что все находится в брожении и всюду подготовляется новое, никогда не бывает прочных моральных воззрений. В такие эпохи и в области половой жизни царит крайняя анархия. Наиболее, по-видимому, незыблемые основные законы, на которых выстраивается вся цивилизация, игнорируются и нарушаются самым чудовищным образом. Под этими преступлениями нужно подразумевать не только заметное возрастание случаев супружеской неверности, но и массовое необузданное торжество чувственных вожделений, пренебрегающих всеми социальными инстинктами и добродетелями, не признающих даже границ, возведенных самой природой, черпающих высшее наслаждение как раз в этом преднамеренном игнорировании границ.
Эта особенность прежде всего отличает классы, находящиеся в процессе преобразования или новообразования. Распространенность и степень всеобщей извращенности зависит, естественно, от того, какие классы и сколько находятся в этом процессе преобразования или новообразования. Эти явления, граничащие порой с ужасом, также находят объяснение в законах, которым подчинено и которым следует всякое классовое господство. При определенном развитии последнее должно неизбежно привести к неотвратимым последствиям. Каждый господствующий класс стремится сохранить неизменными известные моральные воззрения, которые служат ему, как мы видели, важным средством укрепления власти. Так же поступают и консервативные классы, воплощающие отсталые экономические общественные формы, все существование которых покоится на устарелых социальных условиях. Преследуя те же интересы, они категорически и последовательно отвергают всякие поправки, требуемые изменившейся социальной почвой.
Но, заметьте, только для других. Сами же для себя они отвергают эти поправки только в теории. Они даже менее других могут избежать влияния изменившихся общественных условий, так как они присвоили себе наилучшие плоды происшедшей эволюции. Неизбежным результатом бывает пресловутая мораль с двумя донышками, которая на известной ступени развития, в зависимости от исторической ситуации, перекидывается или в лицемерие, или в цинизм. Классический пример первого случая — буржуазная Англия XIX в., провозгласившая общественной моралью самую беззастенчивую форму нравственного лицемерия. Не менее классическим примером второго случая служит процесс разложения феодализма в XVIII в., достигший своей высшей ужасающей точки, как известно, во Франции. Как ни различно поведение, внешняя видимость лицемерия и цинизма, оба приводят к одинаковым проявлениям, так как оба — результат одних и тех предпосылок, а именно непримиримого противоречия между унаследованной нравственностью и реальными общественными условиями жизни. Чувственный разврат, к которому в Англии нравственное лицемерие привело разлагавшиеся классы, настолько же антисоциален и чудовищен, как и чувственные оргии, в которых тратил свои последние силы старый режим во Франции. Оба ввели в употребление даже ту же самую технику и те же специальные приемы разврата. Скандальная хроника современной Англии часто упоминает эротические оргии, в которых самое изысканное удовольствие состоит в том, что ни одна женщина не принадлежит исключительно одному участнику, а переходит из рук в руки и служит утехе всех, с кем ее сведет случай. А в эпоху старого режима оргии bandes joyeuses [17], устраивавшиеся герцогом де Фронсаком, графом д'Артуа и другими, служили всем libeltins [18] заманчивым примером. Во время этих оргий хороший тон прямо требовал, чтобы каждый homme superieur предоставлял свою любовницу другим.
Всеобщее лицемерие или открытый цинизм, всегда характеризующие отмирающие или разлагающиеся классы, достигают тем большего развития, чем свободнее могут проявляться частные интересы этих классов. Чем меньше противодействия других классов встречают они, чем неограниченнее их роль в государстве и обществе, тем откровеннее игнорируют такие классы социальные инстинкты, имеющие значение социальных добродетелей.
