Двенадцать поэтов 1812 года - Шеваров Дмитрий Геннадьевич (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗

Когда Василий Андреевич дописывал это полное признательных чувств письмо, он еще не знал, что 16 апреля, на третий день после Пасхи, главный герой его «Певца…», фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов, скончался в силезском городке Бунцлау.

Михаил Илларионович простудился, когда ехал в Бунцлау в открытых дрожках, в пути его застал снег с дождем, он смертельно простудился. Ох уж этот «вихрь и дождь»…

Батюшков писал Вяземскому 10 июня 1813 года: «Жуковского „Певца“ Государыня приказала напечатать на свой счет. Готовят виньеты…»

Готовил эти виньеты выдающийся деятель русской культуры Алексей Николаевич Оленин. Его участие в «Дмитриевском» издании «Певца…» было особенно трепетным и горячим. В сражении при Бородине участвовали два сына Оленина — Николай погиб, Петр был тяжело контужен. С осени 1812 года Алексей Николаевич неотступно думал об увековечении памяти бородинских героев. Еще в начале декабря он подал свой первый архитектурный проект.

Оленин, бывший артиллерийский офицер, предложил установить три колонны из трофейных пушек: в Смоленске, Москве и Петербурге. Пушек должно было хватить с избытком — их было захвачено 875 (сегодня в Кремле, у стен Арсенала, можно увидеть 754 наполеоновских ствола).

Более детально Оленин обрисовал свой план в поданном им императору в августе 1814 года «Опыте о приличной форме или наружном виде предполагаемого памятника из отбитых у неприятеля огнестрельных орудий в 1812 году».

Защищая достоинства своего проекта, Алексей Николаевич начинал свой «Опыт…» так: «Сей памятник, по всей справедливости, должен ясно гласить настоящим и будущим временам о страшном истреблении несметных сил врага, дерзновенно вступившего на землю Русскую! Какое же доказательство сего события может быть убедительнее несчетной военной добычи, какую мы в столь краткое время от него приобрели? Следственно, на сооружение сего памятника весьма основательно предположено было употребить без переливки те самые орудия, которые у неприятеля были нами отбиты…» ^[69]

Завершая описание проекта, Оленин писал: «Знаменитые подвиги Русского народа в 1812-м году в сей колонне могут быть представлены в барельеве, обтекающем колонну широкою полосою… Сверх того… с одной можно написать имена народов, силою приведенных противу нас воевать, а с другой имена Предводителей войск наших…» ^[70]

Судя по всему, подготовка виньетов для издания стихотворения Жуковского шла одновременно с работой над проектом памятника.

Возможно, что «Певец во стане русских воинов» своей архитектоникой напоминал Оленину ту стройную и величественную колонну, о возведении которой он мечтал. Конечно, странно сопоставлять строки и пушки, но число строк в «Певце…» (694) почти совпадает с количеством пушек, необходимых, по мнению Оленина, для возведения победной колонны. А яркие поэтические характеристики военачальников и в самом деле напоминают барельефы.

В письме 30 июня 1813 года Батюшков пишет Жуковскому: «Еще два слова: сегодня Оленин, которому И. И. Дмитриев поручал нарисовать для „Певца“ виньеты, показывал мне сделанные им рисунки. Они прекрасны, и ты ими будешь доволен. Жаль, что издание не прежде месяца готово будет. На одном из виньетов изображен вдали стан при лунном сиянии и в облаках тени Петра, Суворова и Святослава, гениев России. Твои куплеты подали идею сего рисунка…» ^[71]

Проект Оленина по сооружению столпа из французских пушек раскритиковали генерал-майор П. А. Кикин и государственный секретарь А. С. Шишков; они обвинили автора в «идолопоклонничестве». Это было совершенно несправедливо, поскольку Оленин предполагал увенчать колонну «приличными ваятельными простыми изображениями… святых и сильных поборников наших, издревле благочестивым русским народом почитаемых, а именно: Архистратига Михаила или Георгия Победоносца…» ^[72].

Александр I, в целом симпатизировавший проекту Оленина, решил от столпа из пушек до времени отказаться, а сосредоточить силы и ресурсы на проектировании и строительстве храма во имя Христа Спасителя (решение об этом было принято еще 25 декабря 1812 года). Но и проект храма-памятника утверждался крайне трудно и долго, а сам храм, как известно, ожидала нелегкая, а впоследствии и трагическая судьба.

Жуковский, приехав в Берлин осенью 1820 года, с горечью записал в дневнике: «Нам стыдно перед пруссаками: сколько уже у них памятников народной славе; они и Кутузова и Барклая не забыли, а мы строим храм, который вечно не достроится, хотим благодарить Бога, которому не нужна благодарность, и не думаем отдать чести тем, которые положили за отечество жизнь свою…» ^[73]

В конце 1812 года Жуковский был произведен в чин штабс-капитана, а летом его догнала бородинская награда — орден Святой Анны 2-го класса, указ о котором, как оказалось, был подписан еще 6 ноября 1812 года.

Первым сообщил другу о награде Константин Батюшков. 30 июня он написал из Петербурга в Белев: «Слух носится, что тебе назначена Анна 2-го класса… Дай обнять тебя, старый мой друг! Дай разделить с тобою твою радость, — радость, ибо приятно получить то, что заслужил; а ты, наш балладник, чудес наделал, если не шпагою, то лирой. Ты на поле Бородинском pro patria подставил одну из лучших голов на Севере и доброе, прекрасное сердце. Слава Богу! Пули мимо пролетели…» ^[74]

А услышал Батюшков о награждении Василия Андреевича от А. И. Тургенева, который, в свою очередь, узнал эту новость от графа Павла Александровича Строганова — того самого генерала, чье доброе имя Жуковский защитил в письме к Блудову.

Почти три десятилетия спустя после Бородинской битвы, 26 августа 1839 года, Жуковский вновь оказался на Бородинском поле. Приехал он в Бородино накануне вечером, в числе почетных петербургских гостей.

Утро было такое же ясное, как и в 1812 году. Только если в утро сражения пахло дождевой сыростью, слежавшимся намокшим сеном, то теперь стояла жара и густая пыль поднималась над дорогами там, где шли на Бородинский праздник войска.

Об этом дне Василий Андреевич написал подробное письмо великой княжне Марии Николаевне. С разрешения адресата письмо под названием «Бородинская годовщина» было опубликовано в журнале «Современник» (1839. № 4. С. 193–204).

«…Теперь на Бородинском поле была картина иная. Батареи на высотах исчезли, на них переливается жатва, и один монумент бородинский ими владычествует; только там, где так храбро дрался Воронцов, потерявший здесь почти всех людей своих, где погиб Тучков, не отысканный между мертвыми, остались признаки укреплений; но они служат подножием церкви, построенной вдовою Тучкова на месте погибели ее мужа, а вместо пушек, тогда здесь гремевших, являются тихие кельи монахинь. Здесь, накануне праздника, встретил я некоторых из наших храбрых генералов. Один из них показывал своим товарищам то место, где за четверть века бился; он сам уже не узнавал его, и монахини служили ему провожатыми к немногим остаткам тех окопов, на коих тогда пали его сослуживцы. В глазах заслуженного воина сверкали слезы; то были слезы глубокого, высокого чувства. Как могло не разогреться сердце при вступлении после стольких лет, после стольких изменений и в своей судьбе, и в судьбе народов на то место, где совершилось одно из главных событий жизни, где вдруг без прощанья надлежало расстаться с таким множеством храбрых ближних, где все они лежат, смешавшись с прахом земли, и где, вероятно, все они ожили в позднем воспоминании. На этом же месте явился и другой храбрый воин Бородинского дня; он вошел в церковь, сделал несколько земных поклонов перед царскими дверями, поклонился гробу Тучкова и положил на аналой образ, вероятно, с ним бывший в этом сражении, благодарною данию Спасителю-Богу…» ^[75]