На грани риска (сборник) - Волович В Г (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
Но где-то в глубине души уже просыпалось сожаление, что все позади. Да, наверное, все-таки прав был Джозеф Конрад: "У того, кто изведал горечь океана, навсегда останется во рту его привкус".
ГЛОТОК ВОДЫ
Вода, у тебя нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха, тебя невозможно описать, тобой наслаждаются, не ведая, что ты такое! Нельзя сказать, что ты необходима для жизни: ты - сама жизнь. Ты наполняешь нас радостью, которую не объяснить нашими чувствами. С тобою возвращаются к нам силы, с которыми мы уже простились. По твоей милости в нас вновь начинают бурлить высохшие родники нашего сердца.
А. Сент-Экзюпери. Земля людей
Вертолет шел над пустыней. Справа от него, то взбираясь на барханы, то соскальзывая в межбарханные лощины, мчалась его тень. В пилотской кабине было жарко и душно, хотя оба вентилятора жужжали, что было сил. Ракитин, устроившись на откидном сиденье между пилотами, всматривался в желтые волны песчаного моря, тянувшиеся до самого горизонта.
Время от времени на золотистом холсте пустыни возникало темное шевелящееся пятно - неторопливо бредущие отары. Иногда, вспыхивая солнечными бликами, появлялась зеркальная, идеально гладкая поверхность солончака.
- Ну и жарища сегодня, - сказал пилот, - спасу нет. Хорошо, что лететь осталось недолго. Вон лагерь нефтяников, а от него до оазиса уже рукой подать.
Действительно, внизу показалась ажурная башня буровой с разбросанными вокруг кубиками домиков и рядком автоцистерн. Миновав высокий бархан, который под своими песками хранил тайну древнего поселения, командир отвернул машину вправо, туда, где, словно войско, готовое к наступлению, выстроились стройными рядами бесчисленные барханы, похожие на серп молодого месяца. Между ними темнели, будто отполированные, участки такыра*.
Всякий раз, когда Ракитину приходилось летать над пустыней, он испытывал смешанное чувство подавленности и восхищения ее суровым величием. Пустыни - лишенные влаги, опаленные солнцем. Они отняли у земной суши пятую ее часть. Пустыни - это зыбучие эрги** великой Сахары с их решетчатыми дюнами, наводящими ужас на путешественников, и каменистые, пышущие жаром хамады***, усыпанные обломками скал; бескрайние диски сериров****, словно кем-то тщательно выметенных и замощенных галькой, где человек теряет представление о времени и пространстве, и причудливые ландшафты горных плато Тассилин-Аджера в Сахаре; это раскаленный каменный ад аравийских пустынь Харра и Нефуд и непроходимые пески Дехна; мрачные, лишенные жизни равнины кевиров***** Ирана и похожие на лезвие ятагана кочующие барханы Каракумов и Кызылкума. Это отполированные ветрами глинистые такыры, растрескавшиеся на бесчисленное множество многоугольников, гладкие, словно каток, твердые, как бетон. Это гигантские песчаные пирамиды Такла-Макан и бескрайние просторы горной Гоби.
* Такыры (тюрк.) - характерные для пустынь Средней Азии гладкие глинистые участки с очень твердой, местами растрескавшейся от высыхания поверхностью.
** Эрг (араб.) - массив дюн.
*** Хамада (араб.) - выровненное пространство в пустыне, образованное выходами плотных пород, часто покрытое известковыми или гипсовыми корами.
**** Серир (араб.) - равнинные пространства в пустыне, покрытые щебнем.
* Кевир (иран.) - солончаково-глинистая равнина, соляная пустыня в Иране.
Багровый солнечный шар, чуть подернутый кисеей пыли, повис над раскаленными пространствами. Здесь царствует ветер, который, как гласит арабская пословица, "встает и ложится вместе с солнцем". У ветра пустыни много имен. В Северной Сахаре он зовется "ифири" или "шехели", в Восточной "хамсином", в Нубийской Сахаре - "харифом", в Азии - "афганцем", а в Ливии "гебли". Но как бы ни называли его, он всегда могуч, жарок и безжалостен ко всему живому. Он поднимает в воздух мириады песчинок - за одни сутки почти миллион тонн, - переходя нередко в песчаную бурю. И все же ни солнце, ни ветер так не страшны человеку, как отсутствие воды.
Это ей слагают гимны, ей поклоняются жители пустынь. Дожди здесь благодеяние. Но как редки и кратковременны они! А водоисточники? Можно проехать сотни и сотни километров и не встретить ни ручейка, ни колодца, ни озерка, ни родника.
И горе человеку, оказавшемуся волей случая один на один с пустыней. Как же поступить ему? Остаться на месте, ожидая помощи, или идти ей навстречу? Экономить скудный запас воды, укрывшись в тени тента, или отправиться на поиски воды? Сбросить одежду или остаться в ней, превозмогая жар и духоту? Ответы на эти многочисленные вопросы нельзя получить ни за письменным столом, ни в лаборатории - можно только в эксперименте с испытателями, поставленном в условиях, близких к реальным. Понять муки жажды и голода можно, лишь испытав их.
Разморенный жарой, убаюканный монотонным гулом двигателя, Ракитин погрузился в дремоту. Из этого состояния его вывел громкий голос второго пилота.
- Подлетаем, - сказал он. - Вон там, где дым по курсу виден.
Через десяток секунд Ракитин тоже увидел тоненькую струйку дыма. Сверкнуло бликами крохотное озерцо с серебряной змейкой ручья, исчезнувшего за поросшим травой барханчиком. Вертолет сделал круг, завис над коричневым пятном такыра, пошел вниз и, коснувшись земли, мягко присел на амортизаторах. Защелкали тумблеры. Замолк двигатель, и только с тихим шелестом еще продолжали кружиться длинные лопасти винта, рисуя в воздухе желтое кольцо.
Ракитин спустился в грузовую кабину. Механик открыл дверцу. Пахнуло жарким воздухом Кызылкума.
Место, выбранное для работы, и впрямь подходило по всем статьям. Из широкой трубы, торчавшей из песка, с бульканьем выплескивалась толстая струя воды. Вода оказалась теплой и слегка попахивала сероводородом. Недалеко от скважины шелестело кроной невысокое раскидистое деревцо. Ракитин сразу признал в нем тополь разнолистный - туранги. Это водолюбивое растение служит в пустыне живым указателем близости грунтовых вод. Верхние листочки на ветках были вполне тополиные - округлые, сердечком. Но зато нижние - узкие, длинные - можно было принять за ивовые. "Тополиные" листы были мясистыми и прохладными на ощупь. Пески вокруг поросли ярко-зелеными снопиками селина с белыми султанами. Всюду виднелись островки терпко пахнущей мяты, бледно-зеленые кустики верблюжьей колючки - янтака. Кое-где торчали высокие стебли катрана с белыми метелочками мелких цветов и широкими, похожими на капустные листьями. Несколько раскидистых кустов лоха, который узбеки называют джидхой, сверкали серебром своих изящных узких листочков. Они напомнили Ракитину детство. Он не раз лакомился сладковатыми мясистыми плодами, похожими формой на миниатюрную маслину. Лох так и называют на Кавказе - дикой маслиной. Там и сям возвышались молодые стволики белого саксаула, казавшиеся прозрачными на голубом фоне неба.
