Очерки по истории русской церковной смуты - Краснов-Левитин Анатолий Эммануилович (читаем бесплатно книги полностью TXT, FB2) 📗
Это стихотворение до сих пор имеет хождение среди читающей публики, хотя вряд ли кто-нибудь из современной молодежи имеет какое-нибудь понятие о злосчастном произведении Демьяна Бедного.
Широкая молва до сих пор приписывает это стихотворение С.А.Есенину. Техническое несовершенство вышеприведенного стихотворения и несколько тяжеловатый дактиль говорят как будто против этого предположения. Однако обилие характерных есенинских интонаций (например, первая и третья строфы) и не менее характерная для Есенина стилизация стиха под размер Демьяна Бедного (сравним другие стихотворения, посвященные Демьяну Бедному, которые имеются в собрании сочинений С.Есенина) говорят в пользу этого предположения.
В пользу этого предположения говорит также весь нравственный и идейный облик покойного поэта. Человек мятущийся и раздвоенный, Сергеи Есенин всегда был близок к религии, хотя, конечно, он отнюдь не был ортодоксальным верующим человеком. В эти, последние, годы своей жизни (его самоубийство последовало 28 декабря 1925 года) он неожиданно начинает читать В.С.Соловьева. Прочтя его «Чтение о богочеловечестве», еенин сказал одному из своих близких людей: «Если бы я разделял какую-нибудь философию — это была бы философия В.С.Соловьева. Но я — поэт, и мне не нужно никакой философии».
После смерти патриарха церковная смута, которая как будто несколько утихла в 1924 году, разгорелась с новой силой.
Согласно патриаршему завещанию, в качестве первого кандидата на пост временного главы Русской Церкви назывался митрополит Кирилл.
Это имя, конечно, не случайно возглавляло список возможных кандидатов. Это была действительно наиболее крупная личность из числа тогдашних иерархов.
Митрополит Кирилл (в миру — Константин Смирнов) родился в 1862 году. По окончании Духовной семинарии и Академии, женившись, о. Константин становится священником петербургской Воскресенской церкви «Общества трезвости» (у Варшавского вокзала). Уже в это время (в 90-е годы) он проявляет себя как энергичный и деятельный пастырь — проповедник и администратор. После смерти жены, приняв монашество, он принимает имя Кирилл. Это имя было дано новому иноку по его усиленной просьбе. Учитель Славянский, отважный и неутомимый миссионер, являлся любимым святым энергичного священника. В 1907 году, по инициативе митрополита Антония, вновь постриженный иеромонах был рукоположен во епископа Нарвского — викария Петербургской епархии. Будучи епископом Нарвским, владыка Кирилл часто служит и проповедует в эти годы в Александро-Невской Лавре. К числу его неоспоримых заслуг принадлежит введение общенародного пения.
В 1910 году владыка Кирилл был назначен епископом Тамбовским и Борисоглебским.
Деятельность епископа отличается рядом своеобразных особенностей: человек консервативных, монархических убеждений, епископ Кирилл никогда не был, однако, человеком одиозным: он никогда не примыкал к черносотенцам, никогда не одобрял никаких погромных настроений, никогда не разрешал никаких эксцессов.
Большую часть своего времени он посвящал объездам своей обширной епархии. При этом он охотно посещал сельские храмы, заглядывая в самые медвежьи уголки. Обычно епископ «налетал» на село внезапно, к большому смущению местного духовенства, приезжая всегда в тот момент, когда его не ждали. Войдя в храм, владыка смотрел на местный образ Спасителя и громко читал слова, написанные на раскрытом Евангелии, которое держал на иконе Христос. С этих слов начиналась импровизированная проповедь. Темы проповедей епископа Кирилла также резко отличались от обычных проповедей тогдашних иерархов. Чувствовалось хорошее знание народной жизни: пьянство, матерШИ» на, предубеждение против грамотности и школьного обучения — вот тот круг тем, которые затрагивал в своих речах владыка. Просвещение народа в духе Православной Церкви — такова была его главная жизненная цель.
Человек волевой и строгий, он был очень требователен к духовенству — требовательность его, однако, была разумной. Он был нетерпим ко всякой небрежности во время богослужения: стоило ему заметить, что Д диакона разговаривают друг с другом в алтаре, — и сразу их имена появлялись в приказе по епархии с опубликованием в «Тамбовских епархиальных ведомостях».
Человек живой, практичный, чуждый рутины, епископ Кирилл порой умел находить своеобразный, оригинальный выход из положения. К числу интересных идей епископа надо отнести телефонизацию собора. Происхождение этой идеи таково: владыка узнал о том, что несколько тяжело больных прихожан не могут посещать богослужения. И вот по распоряжению Преосвященного у них на квартирах были установлены телефоны. Поскольку телефонные аппараты были установлены и в соборе, таким образом, больные, лежа в постели, могли по телефону слушать службу.
Хорошо зная, как бывший приходский священник в районе, населенном питерской беднотой, что такое нужда, — епископ занимался широкой благотворительностью. Монархист по убеждениям, владыка обладал независимым и смелым характером, и, может быть, поэтому его не жаловали при дворе. Впрочем, он и не искал у сильных мира сего, будучи целиком погруженным в дела своей епархии.
В 1914 году, перед войной, по инициативе епископа Кирилла было совершено прославление мощей св. Питирима, первого епископа Тамбовского, — и владыка был возведен в сан архиепископа.
После февральской революции архиепископ Кирилл — один из самых деятельных отцов Поместного Собора. Он, в частности, возглавляет делегацию от Собора к А.Ф.Керенскому и излагает ему требования Церкви о восстановлении патриаршества. Избранный на Соборе членом Синода, архиепископ в конце 1917 года назначен митрополитом Тифлисским и Бакинским. Патриарх и Синод рассчитывали на то, что митрополит Кирилл сумеет с присущей ему твердостью и практическим умением разрешить сложные проблемы, связанные с автокефалией грузинской Церкви.
Митрополиту Кириллу не пришлось, однако, выехать в свою новую епархию, так как Кавказ оказался отрезанным от Москвы в первые же дни после Октябрьской революции. В 1918 году владыка Кирилл был переведен на Казанскую кафедру.
Впрочем, в советское время митрополиту Кириллу не пришлось святительствовать: на протяжении 23 лет (он умер в 1944 году) он почти не выходил из тюрем и лагерей. Смерть патриарха застала его в Коми-Зырянской республике, в ссылке.
Вскоре митрополит был доставлен в Москву — к Тучкову. Евгений Александрович был очаровательно любезен с митрополитом: он выразил надежду, что судьба митрополита вскоре изменится. Заявил, что он нисколько не сомневается в том, что говорит с будущим патриархом, заговорил затем о «легализации» Церкви (под этим термином подразумевалась тогда подконтрольность Церкви органам власти).
«Евгений Александрович, — спокойно сказал митрополит Кирилл, — Вы не пушка, а я не снаряд, чтобы мной стрелять в Православную Церковь». — «Конечно, конечно! Вы очень остроумны», — ответил Е.А.Тучков.
Затем, простившись с митрополитом, Е.А.Тучков проводил его до передней. В тот же день митрополит Кирилл был возвращен на место ссылки. Больше он не увидел свободы никогда.
Изложив этот знаменательный эпизод, о котором мы знаем со слов одного священника, лично близкого митрополиту (священник о. Николай Пульхеридов, умер в 1969 г.), считаем необходимым рассказать о дальнейшей жизни митрополита.
После появления у кормила Церкви митрополита Сергия митрополит Кирилл резко разошелся с ним во взглядах. Он, однако, никогда не был в расколе. Его установка была следующая: порываю с митрополитом Сергием и лично с ним в евхаристическом общении не нахожусь и главою Церкви его не признаю; однако не порываю общения с подведомственным ему духовенством, которое ни в чем не повинно. На этой позиции митрополит Кирилл остался до самого дня своей смерти, которая последовала в 1944 году в казахстанских лагерях.
Характеристику второго кандидата на пост патриаршего местоблюстителя, митрополита Агафангела, читатель найдет в первом томе нашего труда. В 1925 году митрополит все еще отбывал ссылку в Нарымском крае. К нему Е.А.Тучков даже не обращался: он никак не мог ему простить его знаменитого воззвания, написанного в июне 1922 года (об этом смотри также в первом томе нашего труда).
