Кавказская война. Том 2. Ермоловское время - Потто Василий Александрович (прочитать книгу txt) 📗
Присутствие неприятеля в столь близком расстоянии от границ и невозможность сохранять все протяжение линии заставили генерала Мейера сосредоточить войска в центральной позиции между Солено-Бродским постом и Беломечеткой. Но так как большая часть Казанского полка, расположенного в этой дистанции, находилась тогда в Осетии, то весь отряд генерала Мейера составился только из одного неполного батальона пехоты да нескольких сотен донских и линейных казаков.
Целых две недели лазутчики, то и дело являвшиеся к Мейеру, приносили тревожные вести о сборе значительных кабардинских партий. Нужно было ожидать грозы, и она наконец разразилась.
Вечером 18 августа с Патрикеевского поста дали знать, что кабардинцы идут. Мейер ночью передвинул туда часть своих казаков, а следом за ними отправил и роту Казанского полка, при одном орудии. Но эта последняя помощь оказалась излишней. Опытные, не уступавшие противникам в приемах разбойничьей войны, практиковавшейся на Кавказе вообще, линейцы отлично изучили все мелочные сноровки внезапных ночных нападений и, руководствуясь своими соображениями, не пошли на пост, где горцы могли их заметить, а, приближаясь к нему, еще вдали, по-волчьи, разъехались в разные стороны, засели по глубоким балкам и стали поджидать неприятеля.
Был второй час ночи. До чуткого слуха казака донеслись глухие всплески волн – знак, что кабардинцы переправляются. Ближайшая засада, где сидел сотник Софиев с волжской сотней, приготовилась к встрече. И едва кабардинцы целой толпой поднялись на высокий берег, как сотня вынеслась из балки и молча, без выстрела, ринулась на них, никак не ожидавших именно в этот момент увидеть перед собой неприятеля. Толпа заколебалась и дрогнула. Напрасно храбрейшие из нее рванулись было вперед – они в одно мгновение ока были изрублены, а между тем с других сторон уже неслись сюда же сотни Венеровского, Гусельщикова, и между кабардинцами воцарилась паника. Разом отбитые от бродов и прижатые к берегу, они повернули назад и ринулись в Малку с крутого обрыва. Много погибло и всадников, и лошадей при этом отчаянном сальто-мортале, и пока внизу, под кручей, шла страшная суматоха, пока живые выбивались из-под мертвых и мертвые, загораживавшие дорогу к речке, разбрасывались в стороны, казаки спешились, растянули цепь по окраине берега и метким огнем поражали и тех, которые еще толпились под кручей, и тех, которые уже плыли по Малке…
Предприимчивый Мейер знал, что нужно ожидать немедленно новых вторжений кабардинцев, которые будут всеми силами стараться мстить за поражение, и, чтобы заставить их заботиться более об охранении своих жилищ, чем о вторжении в русские пределы, решился сам сделать набег в ущелье Сабан-Кош, на аулы князя Росламбека Мисостова.
На самой заре 24 августа войска перешли через Малку. Линейцы с майором Лучкиным и есаулом Венеровским пошли вперед. Уже Сабан-Кошское ущелье было в виду, как вдруг из него показалась двухтысячная конная партия кабардинцев, шедшая к линии. Раздумывать было некогда – и линейцы ударили в шашки. Кабардинцы смело понеслись навстречу, и обе стороны сшиблись в рукопашной свалке. Сильнейшие числом кабардинцы смяли казаков. И вот линейцы несутся назад, кабардинцы – за ними. Заметив впереди ложбину, опытные линейцы стали сдерживать лошадей и вдруг повернули в сторону, а кабардинцы, пронесшиеся мимо них, в упор налетели на скрытую в засаде пехоту. Дым грянувшего залпа окутал всю кабардинскую партию; между тем линейцы повернули назад и врезались в ряды неприятеля, жестоко расплачиваясь за первую свою неудачу; кабардинцы, исстари славившиеся своим наездничеством, не уступали, и нападение, и защита шли с равным ожесточением. Глазенап описывает в своем донесении, как целая толпа панцирников насела на казацкого сотника Софиева и как этот богатырь один отбился от всех, изрубил трех, с головы до ног закованных в панцири, а остальных заставил бежать.
Но пока на равнине шло жаркое кавалерийское дело, а кабардинские вестники скакали повсюду, сбивая народ на тревогу, Мейер с двумя ротами казанцев быстро проник уже в глубь Сабан-Кошского ущелья, занял аулы и истребил богатейшие кабардинские пасеки. Крики тревоги неслись еще по горам, а Мейер вслед за тем притянул к себе конницу и быстро отошел обратно за Малку.
Эта экспедиция, памятная упорной кавалерийской схваткой, о которой старые казаки говорят еще и поныне, замечательна не менее и быстротою марша кавказской пехоты.
«Я выступил из лагеря, – говорит в своем донесении Мейер, – в четыре часа утра, а в три часа пополудни уже возвратился назад, сделав в оба пути пятьдесят шесть верст, выдержав битву и истребив кабардинские пчельники».
Но пока Мейер ходил к Сабан-Кошу, шайка отчаянных абреков, под начальством молодого Атажукина, перебралась на русскую сторону и своим появлением навела панику на целую окрестность. Сам Георгиевск, защищаемый всего ста восьмьюдесятью драгунами Таганрогского полка, три дня был в оборонительном положении. Драгуны бивуакировали на площади, орудия стояли на валу с зажженными фитилями, а по пробитии вечерней зари пушки вывозились на мост к городским воротам. Нужно было во что бы то ни стало очистить край от разбойничьей шайки, и Мейер, отправив обозы в Марьевку, 27 августа налегке выступил к вершинам Малки. Отряд не отошел еще и нескольких верст, как один из перебежчиков дал знать, что уже дня три абреки скрываются на Золке в кошарах армянина Панаева. Линейные сотни майора Лучкина и есаулов Венеровского и Старожилова повернули туда, но партия кабардинцев оказалась настолько значительной, что линейцы, спешившись, послали просить подкрепления. Мейер повел к ним казанские роты форсированным маршем. До полутораста абреков, завидев приближающуюся пехоту, понеслись на нее в атаку с такой стремительностью, что едва не ворвались в каре по следам своего предводителя, который почти в упор выстрелил из ружья в генерала Мейера: к счастью, ружье осеклось. Маленькое каре, однако же, устояло, а залп его одним из первых уложил на месте смелого предводителя. Тело его быстро подхватили нукеры, но ружье, из которого он выстрелил в Мейера, было захвачено солдатами. В эту минуту казаки, вскочив на коней, ударили в шашки – и абреки бежали. Пехота преследовала их за Золку. Казаки рубили бегущих. В числе убитых были два узденя Адиль-Гирея и два брата Анзоровы, славившиеся своим наездничеством.
«Для меня, – писал Мейер по поводу этого дела, – нет ничего лестнее, как командовать хотя малым, но именно таким отрядом, каков мне поручен… Офицеры заслуживают высшей похвалы, чем та, какую я приписать им могу».
Наступил сентябрь, а Кабарда не утихла. На Чегеме было народное собрание кабардинцев, на котором после шумных споров порешено разделиться на две части: одной ударить на отряд Мейера, другой – на слободу Солдатскую. И вот, когда 17 сентября Мейер, оставив свой лагерь под прикрытием ста тридцати пяти донских казаков, с есаулом Денисьевым, передвинулся со всем отрядом за двадцать шесть верст к Солено-Бродскому посту, где были хорошие броды, к тому же Солено-Бродскому посту, по другой стороне Малки, приближалась сильная кабардинская партия, предводимая Шамахой Наврузовым, намеревавшимся также именно здесь переправиться через речку. Далеко прокатившийся по горам гул пушечного зоревого выстрела и три сигнальные ракеты, взвившиеся над русским лагерем, дали знать Наврузову о прибытии Мейера. Тогда, отменив переправу, Наврузов бросился вниз по течению, перешел речку близ Крымовского поста и внезапно атаковал вагенбург. Донская сотня после недолгого боя отступила, и Наврузов зажег оставленный русский лагерь. По первому известию об этом Мейер быстро двинулся назад, но застал на месте своего становища уже только печальные следы разрушения. Наврузов, однако же, не пошел внутрь линии и отступил за Малку.
Тогда, отправив все свои тяжести в Беломечетку, Мейер решился все-таки держаться ближе к Солдатской и 19 сентября выступил на Золку, имея при себе неполный батальон Казанского полка в триста шестьдесят штыков и четыреста донских и линейных казаков. Это было все, что можно было собрать тогда на линии.
