Брестская крепость - Смирнов Сергей Сергеевич (онлайн книга без .txt) 📗
На больничной койке она слышала мой радиорассказ о Брестской обороне. Он взволновал её, тем более что там, под Брестом, пятнадцать лет назад отдал свою жизнь её любимый сын. И когда вскоре в здоровье её наступило временное облегчение, Ольга Михайловна написала мне. «Не могу ли я чем-нибудь быть полезной в поисках героев Брестской крепости? — спрашивала она. — Мне так хочется ещё послужить людям».
В то время на радиопередачи откликнулись два участника обороны крепости, живущие в Тамбове. Я послал их адреса Ольге Михайловне, прося повидаться с ними, записать их воспоминания и отправить мне. Она выполнила эту просьбу немедленно и с истинно бухгалтерской точностью.
Но Ольга Михайловна не остановилась на этом. Она по собственной инициативе стала искать других защитников крепости в Тамбове и Тамбовской области. Оказалось, что здесь живёт немало бывших участников обороны, главным образом бойцов 393-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, формировавшегося до войны в большой мере из тамбовцев. Этот дивизион, как известно, составлял основное ядро гарнизона Восточного форта, оборонявшегося под командованием майора Гаврилова.
С помощью уже известных защитников крепости Ольга Михайловна отыскивала их товарищей, так же добросовестно записывала воспоминания и присылала мне. Вскоре тамбовское землячество брестцев насчитывало уже больше десяти человек. Все это были, как правило, люди нелёгкой судьбы. Один по возвращении из плена был несправедливо осуждён, в прежние годы отбывал наказание и оставался ещё не реабилитированным, нося в душе незаживающую моральную травму. Другой, с расстроенным войной здоровьем, нуждался в срочном отдыхе и лечении. У третьего были тяжёлые жилищные условия, четвёртый долго не мог добиться пенсии, пятому нужна была материальная помощь.
И Ольга Михайловна приняла горести этих людей так же близко к сердцу, как свои несчастья. Она сделалась своеобразным ходоком по делам героев Брестской крепости.
Теперь эту женщину постоянно можно было встретить то в обкоме, то в горкоме партии, то в горсовете, то в прокуратуре, в собесе, в военкомате, в городских органах здравоохранения. Она добивалась пересмотра дела и реабилитации несправедливо осуждённого, новой квартиры для нуждающегося в жильё, выхлопатывала бесплатную путёвку в санаторий, денежную ссуду, пенсию. Одинокая женщина, она вдруг превратилась неожиданно для себя как бы в мать большой семьи с острыми, неотложными нуждами, с десятками самых разнообразных дел, которые надо уладить, устроить, подтолкнуть. И тамбовские защитники крепости стали в самом деле ласково звать её «наша мама» и несли к ней все свои радости и беды, как несут к родной матери. Она сделалась близким человеком в их семьях, участницей семейных дел, советчицей и помощницей. И теперь, стоило ей заболеть, слечь в постель, как один за другим являлись новые друзья и питомцы, их жены, матери, и снова ожила опустевшая было комната, и Ольга Михайловна уже совсем не ощущала себя одинокой и ненужной.
И самое удивительное было в том, что даже болезнь начала отступать и она стала чувствовать себя теперь гораздо лучше. Реже приходилось лежать в постели, все реже её укладывали в больницу, словно настоятельность чужих дел, которыми она была теперь поглощена, прогоняла и ослабляла недуг. Как могла она лежать, когда снова свалился в остром припадке эпилепсии герой крепости, а сейчас местный художник Саша Телешев, когда надо помочь в трудоустройстве Ивану Солдатову, надо поехать в соседний город Кирсанов навестить участника обороны Василия Солозобова и помочь его жене, у которой только что родился ребёнок, а потом подтолкнуть дело с реабилитацией Серёжи Гудкова.
Сергея Гудкова, тоже бойца 393-го дивизиона, Ольга Михайловна нашла позже других. В крепости он был тяжело контужен, потерял речь, стал подвержен нервным припадкам и в таком состоянии пережил годы плена. Видимо, особенно жестокий и бездушный бериевский следователь после войны несправедливо объявил пособником врага этого тяжело искалеченного, дёргающегося и почти немого человека. Гудков отбыл наказание и теперь жил на родине, в Тамбове, жил в трудных условиях и с кровоточащей душевной раной, ещё более обострявшей его болезнь.
Со всей своей энергией Ольга Михайловна принялась поправлять его судьбу. Мы с ней добились пересмотра его дела в прокуратуре, и незаслуженное обвинение в измене Родине было полностью снято с него. Вслед за тем Гудкову установили пенсию, выдали денежное пособие и, наконец, предоставили новое удобное жильё. И во всём этом большую роль сыграли хлопоты О. М. Крыловой. Удивительно, что и тут, как в случае с Ольгой Михайловной, болезнь тоже начала отступать: здоровье Сергея Гудкова улучшается, к нему возвращается речь, реже происходят нервные припадки, и, окружённый дружеской заботой и человеческим вниманием товарищей, он чувствует себя вернувшимся к жизни.
С помощью Ольги Михайловны удалось найти ещё одного интересного героя крепости, о котором я знал до этого, но считал его погибшим.
Ещё в первые годы поисков несколько защитников Восточного форта рассказали мне о смелости своего товарища, бойца 393-го дивизиона Ивана Серегина.
— Это было на четвёртый или пятый день обороны. Только что огнём счетверённого пулемёта была отбита очередная атака врага. После боя человек 10-15 защитников форта собрались в комнате на втором этаже казарм дивизиона по соседству с тем помещением, где стоял пулемёт.
Артиллерия противника, как всегда после неудачной атаки, начала обстреливать форт. Но никто не уходил в укрытие — к обстрелу привыкли.
И вдруг в разбитое окно влетел снаряд. Уже на излёте он упал на пол в самом центре комнаты, вертясь волчком.
В первое мгновение все застыли. Потом кинулись ничком на пол, прижавшись всем телом к доскам и закрыв глаза в ожидании взрыва.
Снаряд перестал вертеться и лежал, чуть дымясь, ещё горячий. Взрыв мог произойти каждую секунду.
Внезапно один из лежавших на полу бойцов — это был Иван Серегин — вскочил на ноги, склонился над снарядом, схватил его в руки и, подбежав к окну, выбросил наружу. Затаив дыхание люди снизу искоса следили за ним. Снаряд не разорвался ни у него в руках, ни внизу, на камнях двора. А Серегин, морщась, потирал руки, слегка обожжённые горячим снарядом, и чуть посмеивался в ответ на похвалы товарищей. Как мне сказали, Иван Серегин впоследствии погиб.
