Очерки по истории русской церковной смуты - Краснов-Левитин Анатолий Эммануилович (читаем бесплатно книги полностью TXT, FB2) 📗
Уважение к памяти патриарха с особой силой проявилось во время его похорон 12 апреля 1925 года в Донском монастыре.
Патриарх умер во вторник шестой седмицы Великого поста. Его погребение было назначено на Вербное воскресение.
В среду, 8 апреля 1925 года, гроб с телом патриарха был установлен в Соборном храме Донского монастыря. Тотчас потянулись к монастырю длинные очереди, начались самые многолюдные в истории Русской Церкви похороны.
Год и три месяца назад, в январе 1924 года, Москва видела другие похороны — похороны В.И.Ленина. Аналогия напрашивается сама собой: в похоронах патриарха приняло участие не меньше людей, чем в похоронах Ленина. Прощание с покойным продолжалось и в том, и в другом случае в течение пяти суток — и в том, и в этом случае ни на минуту не прекращался нескончаемый поток народных масс к гробу. Очередь к Колонному залу Дома союзов протянулась от Охотного ряда к Страстной площади, очередь к Донскому монастырю тянулась к Калужской заставе. Каждый желающий проститься с покойным должен был в обоих случаях посвятить пять или шесть часов. И в январе 1924 года, и в апреле 1925 года многие москвичи проводили в очереди бессонные ночи. Следует отметить, что и социальный состав провожающих обоих покойных деятелей в последний путь не был столь различен, как это могло бы показаться на первый взгляд: многие участники похорон патриарха отмечают большое количество «бывших», как тогда любили выражаться, в очереди, тянущейся к Донскому монастырю. Однако нельзя забывать и о большом количестве рабочих, подмосковных крестьян, советских служащих.
«Вагоны трамвая переполнены. Линия № 1, в этой части Москвы обычно пустующая, берется с боя. Массовый психоз — иначе не назовешь того, что творится у самого монастыря, — писал корреспондент «Вечерней Москвы». — Длиннейшая лента паломников, по 4 человека в ряд, раскинулась версты на полторы от монастырских ворот. Вся эта масса людей, облепленная тучами слетевшихся со всех концов Москвы нищих, гнусавым голосом распевающих псалмы, черепашьим шагом подвигается вперед. Чтобы попасть в монастырь, простаивают по 5–6 часов — и все это лишь для того, чтобы наспех приложиться к чему-то, покрытому золотой парчой, и быть вежливо выпровожденным рукой одетого в парадную ризу послушника. Стоящий посреди церкви гроб с телом Тихона плотным кольцом окружен духовенством. По обеим сторонам гроба — два узких прохода для публики, соблюдающей строжайшую очередь. Как и всегда в «хвостах», толпа ревниво следит, чтобы более предприимчивые как-нибудь не пробрались вне очереди. То тут, то там вспыхивают на этой почве ссоры, прекращаемые быстро прилетающим послушником. С жаром молятся: «И прости ему прегрешения, вольные и невольные». При этих словах все духовенство опускается на колени, как бы подчеркивая особую важность именно этой просьбы. Мирно раскачиваются паникадила. Певчие тонкими голосами оплакивают смерть последнего патриарха — Тихона… «Великому господину патриарху Московскому и всея Руси вечная память!» — провозглашают по очереди сменяющие друг друга диаконы. Им вторят разноголосые хоры одетых в какую-то послушническую форму певчих». (В Донском монастыре. — Вечерняя Москва, 1925, 13 апреля, № 84, с. 2.)
Во время похорон патриарха Тихона верующие люди проявили не только свою преданность Церкви, но и необыкновенную сплоченность и организованность. 8 апреля 1925 года, на другой день после смерти патриарха, Е.А.Тучков милостиво предложил, чтобы органы милиции поддерживали безопасность. Однако епископ Борис (Рукин Можайский), назначенный председателем погребального комитета, категорически отклонил предложение Е.А.Тучкова. «Мы сами обеспечим образцовый порядок на похоронах», — заявил он.
Действительно, епископ Борис проявил в эти дни незаурядные административные способности и исключительное трудолюбие: в течение шести суток он почти не спал — почти все время был на ногах, непрерывно распоряжался, улаживал недоразумения, появлялся всюду и везде, где была толпа. Епископ Борис организовал специальную дружину из рабочих, которые с красными повязками на руках бдительно следили за порядком. Малейшая попытка посеять панику, организовать какую-либо демонстрацию пресекалась твердо и неуклонно. Московская жительница, написавшая интересные воспоминания о патриархе Тихоне, напечатанные в парижском «Вестнике культуры» за 1937 год (во II томе нашей работы мы их цитировали), рассказывает о следующем интересном эпизоде:
«Около монастыря пересек площадь и направился к воротам какой-то гражданин с портфелем. К нему подошел пожилой рабочий с повязкой на рукаве: «Там, где столько людей, необходимо соблюдать порядок», — сурово, но вежливо сказал он. «Я работник ОГПУ», — ответил гражданин. «Тогда вам здесь не место», — был ответ рабочего. Помолчав минутку, гражданин нырнул в толпу и скрылся».
Наконец наступило 12 апреля — самый день похорон.
«Небольшой собор Донского монастыря битком набит духовенством, — отмечает корреспондент «Вечерней Москвы». — Кроме бесчисленного количества священников, протоиереев, здесь присутствуют 56 архиереев и 4 митрополита, съехавшиеся со всех концов России. «Мирян» здесь очень мало, да и те оттеснены к самым стенам. Чтобы попасть сюда, в этот собор, куда уже к 10–12 часам дня не пропускали даже священников без облачения, многие из этой истерически настроенной толпы дежурили с 5–6 часов вечера предыдущего дня. Немудрено, что в спертой, невероятно тяжелой атмосфере, которая тысячами свечей доведена до атмосферы бани, то тут то там слышатся крики, и очередная жертва религиозного фанатизма падает в обморок. Объединенный хор Чеснокова и Астафьева тянет «Со святым покой». Целые пять часов продолжается отпевание. Один за другим читают архиереи и митрополиты, стоящие двойной цепью вокруг гроба. На каждом из них дорогое облачение, расшитое золотом, серебром и шелком. Особенно любопытны митры — тяжелые серебряные и золотые головные уборы со вделанными в них драгоценными камнями.
В начале шестого часа начался, наконец, вынос. Перед гробом — патриаршее облачение. Шествие замыкается духовенством. Процессия обходит вокруг собора и направляется к склепу, еще накануне приготовленному в зимней церкви». (Похороны Тихона. — Вечерняя Москва, 1925, 13 апреля, № 84, с. 1.)
«12 апреля 1925 года в Донском монастыре состоялись похороны б. патриарха Тихона, — сухо сообщали «Известия». — Погребальный обряд, начавшись утром, закончился только в 7 вечера. Среди венков выделялся большой венок из лавров и пальм с английской надписью на ленте: «От архиепископа Кентерберийского». Тихон похоронен в склепе одной из церквей монастыря». (Известия, 1925, 14 апреля, № 84, с. 8.)
Когда умирает частный человек, его близкие предаются скорби о нем, и все остальное отходит для них на задний план. Не так бывает, когда умирает крупный деятель: история не оставляет ему ничего — даже в момент смерти она стоит у его гроба, исторический деятель лишен того, что имеет последний нищий — возможности быть оплаканным своими близкими. Что будет дальше? Кто преемник? Каково будет теперь положение Церкви? — вот вопросы, которые задавал себе каждый из пришедших на похороны, начиная от архиереев, кончая нищими старушонками, протягивающими руку у ворот Донского монастыря.
В толпе ползли всевозможные слухи, назывался ряд различных имен, ' опустевших покоях покойного патриарха непрерывно шли совещания. В Вербную субботу (накануне похорон) здесь собрались четыре митрополита (Петр Крутицкий, Тихон Уральский, Сергий Нижегородский, Иосиф Розовский). К ним присоединились несколько архиереев. Перед этим Тучков принял Петра Крутицкого. Было известно, что он непрерывно обменивался телеграммами с Коми-Зырянской республикой (там жил в ссылке митрополит Кирилл) и с Нарымом, где так же в ссылке находился митрополит Агафангел.
Во время всенощной, накануне погребения, митрополит Петр был сильно взволнован: во время полиелея, отправившись по храму для каждения, он с размаху задел кадилом подсвечник — послышался резкий металлический звук, толпа вздрогнула от неожиданности.
