Путь к империи - Бонапарт Наполеон I (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Говорят, что великий критик Февье щадит меня меньше, нежели известный натурфилософ (недавно умерший Делиль де Саль). Чем больше он будет поносить мой деспотизм, тем более французы будут почитать меня. Он был посредственнейший из ста двадцати префектов моей Империи. Мне не известна его «Административная переписка».
Умозаключения теологические стоят куда больше, нежели умозаключения философские.
Я люблю Ривароля больше за его эпиграммы, нежели за ум.
Мораль есть искусство гадательное, как наука о цветах. Но именно она является выражением высшего разума.
Можно извращать и величайшие произведения, придавая им оттенок смешного. Если бы «Энеиду» поручили перевести Скаррону, то получился бы шутовской Вергилий.
При ближайшем рассмотрении признанная всеми политическая свобода оказывается выдумкой правителей, предназначенной того ради, чтобы усыпить бдительность управляемых.
Для того чтобы народ обрел истинную свободу, надобно, чтобы управляемые были мудрецами, а управляющие – богами.
Сенат, который я назвал Охранительным, подписал свое отречение от власти вместе со мной.
Я свел все военное искусство к стратегическим маневрам, что дало мне преимущество перед моими противниками. Кончилось все тем, что они стали перенимать мою методу. Все в конце концов изнашивается.
В литературе ничего нового уже сказать нельзя; но в геометрии, физике, астрономии еще есть широкое поле для деятельности.
Потрескавшаяся со всех сторон общественная система в ближайшем будущем угрожает падением.
Победа всегда достойна похвалы, независимо от того, что ведет к ней – удача или талант военачальника.
Моя система образования была общей для всех французов: ведь не законы созданы для людей, но люди – для законов.
Меня сравнивали со многими знаменитыми людьми, древними и новыми, но дело в том, что я не похожу ни на одного из них.
Я никогда не слышал музыки, которая доставляла бы мне столько удовольствия, как татарский марш Мегюля.
Мой план десанта в Англию был серьезным предприятием. Только континентальные дела помешали моей попытке осуществить его.
Говорят, будто мое падение обеспечило спокойствие Европы, но при этом забывают, что именно мне она обязана своим покоем. Я направил корабль революции к его конечной цели. Нынешние же правители пускаются в плавание без компаса.
Английское министерство покрыло себя позором, завладев мною. Я был крайне удивлен, прочитав в газетах, что стал пленником. На самом же деле я добровольно ступил на борт «Беллерофона».
Когда я писал принцу-регенту, прося его о гостеприимстве, он упустил прекрасный случай снискать себе доброе имя.
Все в этой жизни есть предмет расчета: нужно держаться середины между добром и злом.
Легче создавать законы, чем следовать им.
В единстве интересов заключена законная сила правительства: невозможно противиться им и не наносить при этом себе же гибельный вред.
Союзники доказали, что не я был им нужен, но мои трофеи и слава Франции: вот почему они наложили на нее контрибуцию в семьсот миллионов.
Конгресс – это выдумка, используемая дипломатами в своих целях. Это – перо Макиавелли в соединении с саблею Магомета.
Меня огорчает слава M[opo], который нашел смерть в рядах неприятеля. Если бы он умер за родину, я завидовал бы такой судьбе. Мне ставили в вину его изгнание; так или иначе – ведь нас же было двое, тогда как нужен был только один.
Я дал французам Кодекс, который сохранит свое значение дольше, нежели прочие памятники моего могущества.
Плохо, ежели молодые люди постигают военное искусство по книгам: это – верное средство воспитать плохих генералов.
Смелые, но неопытные солдаты – это наилучшая предпосылка для победы. Добавьте им по чарке водки пред тем, как отправить в бой, и вы можете быть уверены в успехе.
Люди делают хорошо лишь то, что делают сами: я наблюдал это не раз в последние годы своего царствования.
Итальянская армия была ни на что не годным сбродом, когда Директория назначила меня командующим: у нее не было ни хлеба, ни одежды: я показал ей миланские долины, приказал выступить в поход, и Италия была завоевана.
После побед в Италии я не мог вернуть Франции ее королевское величие, но принес ей блеск завоеваний и язык, которым говорят подлинные государи.
Пруссия могущественна лишь на географической карте, политически же и нравственно это – самая слабая из четырех великих держав, кои диктуют ныне законы всей Европе.
Всякое значение Испания уже потеряла: у нее не осталось более ничего, кроме инквизиции да прогнивших кораблей.
Иго англичан не по вкусу ни одной нации. Народы всегда страдают под властью этих англичан.
Приготавливаясь к экспедиции в Египет, я не собирался лишать престола Великого султана. По пути туда я уничтожил дворянство Мальты, хотя до этого ему удавалось сопротивляться силам Оттоманской империи.
Я никогда не видел такого одушевления, какое обнаружил французский народ при моей высадке во Фрежюсе. Все говорили мне, что сама судьба привела меня во Францию, и в конце концов я сам тому поверил.
Если бы я хотел быть только вождем революции, то моя роль скоро оказалась бы сыгранной. Но, благодаря шпаге, я стал ее повелителем.
Я побился бы об заклад, что ни император России, ни император Австрии, ни король Пруссии не пожелали бы стать конституционными монархами, но они поощряют к тому мелких государей, ибо хотят, чтобы те оставались ни на что не годными. Цезарю легко удавалось покорить галлов только потому, что последние всегда были разобщены под властию представительного правления.
Самое важное в политике – следовать своей цели: средства ничего не значат.
Нидерланды – всего лишь российская колония, где действует британское исключительное право.
Политическая система Европы внушает жалость: чем больше ее изучаешь, тем более опасаешься гибельных последствий, к которым она приводит.
В Европе мое последнее отречение так никто и не понял, ибо действительные его причины оставались неизвестными.
У меня никогда не было сомнений в том, что Т[алейран] не поколебался бы приказать повесить Ф[уше], но, кто знает, может быть, они пожелали бы идти на виселицу вместе. Епископ хитер как лиса, его же собрат – кровожаден как тигр.
Самоубийство – величайшее из преступлений. Какое мужество может иметь тот, кто трепещет перед превратностями фортуны? Истинный героизм состоит в том, чтобы быть выше злосчастий жизни.