Сталин и бомба. Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956 - Холловэй (Холловей) Дэвид (читаем книги онлайн .txt) 📗

Красильников подчеркнул, что ядерное оружие изменит взаимоотношения между различными родами войск, — так оно и произошло к тому времени, когда его статья была опубликована. Хрущев решил отказаться от программы Сталина по строительству военно-морских кораблей, которую он считал «самой большой его ошибкой» в военной политике ^{1804}. Хрущев, поддерживаемый Жуковым, верил в то, что появление ядерного оружия превратит корабли надводного флота в анахронизм. Он прекратил строительство этих кораблей, несмотря на возражения адмирала Кузнецова, главнокомандующего военно-морскими силами ^{1805}. Вышеизложенное в основном относилось к крупным надводным боевым кораблям, поэтому приоритет в военно-морских силах был отдан подводным лодкам, авиации, базирующейся на суше, а также небольшим надводным кораблям ^{1806}.

Разногласия существовали также в вопросе применения ядерного оружия в наземных войсках. Некоторые высшие офицеры доказывали, что важно увеличить численность войск, поскольку имеющийся состав можно было легко уничтожить; другие полагали, что войск нужно меньше, потому что их огневая мощь будет усилена за счет ядерного оружия. Жуков и Хрущев придерживались последних соображений. В августе 1955 г. правительство объявило о сокращении к концу года численности вооруженных сил на 640 тысяч человек. Это был первый шаг на пути сокращения вооруженных сил, численность которых в 1955 г. достигла 5,7 миллионов человек. ^{1807}

V

В своей речи на похоронах Сталина Маленков сказал, что Советский Союз будет проводить политику, исходящую из «ленинско-сталинского положения о возможности длительного сосуществования и мирного соревнования двух различных систем — капиталистической и социалистической» ^{1808}. Несмотря на подобный, если так можно выразиться, ритуальный поклон в сторону Ленина и Сталина, эти слова указывали на появление нового направления в политике. Сталин и в самом деле говорил о возможности мирного сосуществования между социализмом и капитализмом, но только при соблюдении определенных условий [417]. Он рассматривал мирное сосуществование как ряд последовательных уступок со стороны Запада, хотя, безусловно, в дальнейшем потребовал бы еще больших уступок, как предостерегал Литвинов. Сталинская концепция устройства мира после окончания второй мировой войны, его ожидание новой мировой войны через пятнадцать-двадцать лет, его военные приготовления в начале 50-х годов, подтвержденная им идея неизбежности войны и его речь на октябрьском пленуме Центрального Комитета (1952 г.) — все это находилось в явном противоречии с провозглашенной им же концепцией возможности долговременного мирного сосуществования социализма и капитализма.

Преемники Сталина провели незамедлительные изменения во внешней политике. Наиболее тяжелой проблемой, которая перед ними стояла, была корейская война. В мае 1952 г. на переговорах о перемирии было достигнуто соглашение по всем пунктам, за исключением освобождения военнопленных. Соединенные Штаты настаивали на том, чтобы возвращение пленных было добровольным; коммунистическая сторона хотела, чтобы все китайские военнопленные были возвращены на родину вне зависимости от их желания. В октябре 1952 г. мирные переговоры были прерваны на этом пункте ^{1809}. Когда Чжоу Эньлай прибыл в Москву на похороны Сталина, он обсуждал ситуацию в Корее с советским руководством. От имени китайского правительства он предложил, чтобы Советский Союз помог закончить войну. Согласно советскому отчету, написанному тринадцатью годами позже, «такая позиция китайцев совпадала и с нашей позицией» ^{1810}. В том же месяце Москва направила специального посланника в Пхеньян, чтобы обсудить шаги, которые следует предпринять для окончания войны. К этому времени «корейцы проявляли явное стремление к скорейшему прекращению военных действий» ^{1811}.

19 марта 1953 г., ровно через две недели после смерти Сталина, Совет министров СССР утвердил проект письма к Мао Цзэдуну и Ким Ир Сену. «Было бы неправильно продолжать линию, проводимую до последнего времени, — говорилось в письме, — не внося в нее изменений, которые отвечают нынешнему политическому моменту и которые вытекают из самых глубоких интересов наших народов» ^{1812}. В этом письме был предложен ряд шагов, которые следовало предпринять руководителям трех коммунистических стран в последующие недели. 28 марта Пэн Дэхуай и Ким Ир Сен сообщили генералу Марку Кларку, главнокомандующему войсками Организации Объединенных Наций в Корее, о согласии принять предложение, сделанное им в письме от 22 февраля, об обмене больными и ранеными военнопленными ^{1813}. Двумя днями позже Чжоу Эньлай предложил, чтобы все военнопленные, отказавшиеся от репатриации, были переправлены в нейтральную страну — до тех пор, пока проблема с ними не будет разрешена ^{1814}. Ким Ир Сен сделал заявление, поддерживающее предложение Чжоу Эньлая. 1 апреля Молотов также высказался в поддержку заявлений Чжоу Эньлая и Ким Ир Сена ^{1815}.

Предложение Чжоу Эньлая рассматривалось в Вашингтоне как важная уступка, но оно не было принято, так как в этом случае не желавшие репатриироваться военнопленные должны были провести остаток жизни в тех странах, куда их направят ^{1816}. Затянувшаяся вокруг свободной репатриации «торговля» продолжалась на возобновившихся в конце апреля переговорах. На этот раз давление, направленное на завершение переговоров, оказывал Вашингтон. 21 марта государственный секретарь Джон Фостер Даллес, находившийся с визитом в Индии, проинформировал премьер-министра Неру о том, что «если мирные переговоры провалятся, то Соединенные Штаты не ослабят свой военный нажим, а скорее усилят его и что это может существенно расширить зону конфликта» ^{1817}. Даллес надеялся, что это соображение станет известно в Пекине. 25 мая в соответствии с инструкциями, полученными из Вашингтона, главный посредник ООН на мирных переговорах представил своим коммунистическим партнерам измененное предложение и объяснил, что оно отражает окончательное решение ООН ^{1818}. В то же время генерал Кларк написал Ким Ир Сену и Пэн Дэхуаю, что Соединенные Штаты не намерены затягивать переговоры ^{1819}. 28 мая посол Соединенных Штатов в Москве Чарльз Болен сказал Молотову, что самое последнее предложение было «наиболее серьезным и важным» ^{1820}.

Для советского руководства не стало сюрпризом то обстоятельство, что предложение Чжоу Эньлая от 28 марта не привело к непосредственному окончанию войны. Последний абзац письма Мао Цзэдуну и Ким Ир Сену ясно показал, что потребуются дальнейшие шаги: «Конечно, мы не можем сейчас предвидеть все шаги и меры, которые правительства СССР, КНР и КНДР должны будут принять. Тем не менее, если между нашими правительствами будет достигнуто полное согласие о главной линии по этому вопросу — а мы полностью уверены в том, что это так, — тогда можно будет достичь соглашения по остальным возникающим вопросам» ^{1821}.