Кавказская война. Том 2. Ермоловское время - Потто Василий Александрович (прочитать книгу txt) 📗
Сечевой уряд держался на Кубани только до 1803 года, когда последовал указ об учреждении черноморских полков на общем основании с другими казачьими войсками. Единственная уступка, сделанная в этом отношении для Черноморского войска, заключалась в том, что в нем сохранено старинное конно-пешее устройство, какое было в Запорожской Сечи, и сверх десяти конных полков образовано столько же пеших, которых другие казачьи войска совсем не имели.
С учреждением полков дан был Черноморскому войску и форменный мундир: короткая куртка с откидными за спину рукавами синего цвета и такие же выпускные широкие шаровары, белый кушак, высокий кивер с султаном, ружье, лядунка, кавалерийская сабля и длинная пика. Пешие казаки отличались от конных только тем, что вместо пики имели короткий дротик, служивший при стрельбе подсошком.
С изменением устройства и порядка в Черноморье минули безвозвратно и старые времена. Но прежнее устройство, связанное с вековой историей Запорожья, долго оставалось в памяти народа, который поныне любит о нем вспоминать и добрые старые годы обозначает словами: «До полков».
«Тогда, – скажет вам казак, – было житье казачине. Тогда мы величали друг друга братом, а кошевого атамана – батьком. Так оно было и на самом деле. Мы не чувствовали тесноты в светличке о трех окнах, под низко спущенной камышовой крышей, где, на светаньи Божьего дня, звонко чиликали воробьи, благодарные за ночлег под одной с ними смиренной кровлей. Наши матери и молодицы разъезжали еще в стародубовских кибитках, в которых только и роскоши было, что медные головки на цвяшках (гвоздиках); а мы-то, мы с пренебрежением смотрели на колеса, и нас носили стремена. Стремя было для казацкого чобота что крыло для пяты Меркурия. На дружеских пирах мы пили свою родную варенуху, услаждали вкус мнишками, а слух – цимбалами и под их разудалое, задирающее за живое бряцанье отплясывали журавля да метелицу. Пуля и даже сабля не брали нас в бою, затем что никто из нас назад не оглядывался. У домашнего очага мы были недоступны ни для корчей, ни для иной злой немочи, не было преждевременных морщин, за которые могли б они ухватиться. Все недоброе от нас, как мяч, отскакивало; просто житье было тогда на казачине».
IV. АНАПА В 1807–1812 ГОДАХ
При черноморском атамане Бурсаке турецкой крепости Анапе пришлось играть роль довольно значительного местного центра русских военных действий в западной части Кавказа. Хотя сама по себе крепость эта, благодаря походам к ней Текелли, Бибикова, эскадры контр-адмирала Ушакова, намеревавшегося истребить на рейде ее турецкие суда, и особенно благодаря взятию ее приступом войсками генерала Гудовича, давно уже потеряла престиж неприступной твердыни; однако же возвращенная туркам по Ясскому миру, она продолжала служить для них не только опорным пунктом, откуда распространялось влияние их на всю Черкесию и часть Закавказья, но и главнейшим питомником черкесских набегов, всегда находивших в Анапе и защиту, и поощрение, и даже прямое подстрекательство. И вот во время атаманства Бурсака Анапа делается вновь предметом завоевания и остается в русских руках уже около пяти лет кряду.
В 1807 году эскадра контр-адмирала Пустошкина, подойдя к Анапе, открыла бомбардирование с моря; но, к удивлению, крепость не отвечала, и мичман Неверовский, высадившийся на берег с шестью матросами, нашел крепостные верки уже покинутые турками. Взойдя на вал, он поднял на нем кейзер-флаг. Радостное «ура!» целой эскадры огласило черноморские воды, приветствуя этот видимый знак русского владычества. В эту самую минуту Неверовский внезапно был атакован сильной партией горцев, но подоспевшая команда с флаг-офицером Юрьевым выручила храбрых моряков и отразила нападение. Через час после этого в Анапу вступил гренадерский батальон четвертого морского полка, который забрал оттуда все медные пушки, а все остальное имущество: каменные стены, верки и батареи – взорвал. Затем батальон посажен был опять на суда, и эскадра 6 мая возвратилась в Севастополь.
По удалении русских турки немедленно возобновили разрушенные верки, но через два года явилась опять эскадра капитан-лейтенанта Перхунова, вторично овладела Анапой и на этот раз уже заняла ее своим гарнизоном. Комендантом крепости назначен был генерал-майор Бугхольц, а командующим войсками – генерал Панчулидзев. Между тем турецкий паша, бежавший из Анапы в горы, успел поднять черкесов, которые, отрезав все сообщения Анапы с Кубанской линией, держали ее гарнизон почти в постоянной осаде, беспокоя окрестности мелкими нападениями. Тогда полковник Эстляндского пехотного полка Золотницкий был послан с небольшим отрядом наказать одного из главнейших и наиболее беспокойных черкесских князей Айдамира, у которого именно и скрывался паша. В продолжение двух дней Золотницкий громил черкесов и разорил до сорока аулов, но на обратном пути он, в свою очередь, был окружен двенадцатитысячным неприятелем и в течение целого дня должен был выдерживать неравный бой. К вечеру до Анапы дошли преувеличенные слухи о тяжком положении отряда, и Панчулидзев немедленно выступил на помощь к нему со всем гарнизоном. Но, прежде чем он успел подойти, дело было уже решено, и храбрый Золотницкий торжествовал полную победу. Неприятель, отброшенный в беспорядке, был прогнан с уроном до полутора тысяч человек, но успех недешево достался и Золотницкому, потерявшему более ста нижних чинов. А главное – экспедиция не принесла тех результатов, которые от нее ожидались.
До какой степени сообщения с линией оставались и после того опасными, может служить доказательством следующее дело, бывшее 18 августа 1809 года. В этот день в Анапу ожидали небольшую команду черноморских казаков, посланную с линии, под начальством есаула Кривошеи. Зная опасность пути, Панчулидзев заблаговременно отправил навстречу к ней две роты двадцать второго егерского полка, с орудием, под командой майора Витязя. Отряд вышел в пять часов утра, а в семь на окрестных высотах уже замечены были из Анапы сильные партии горцев, и скоро затем стала слышна и перестрелка. Тогда Панчулидзев двинул вслед за Витязем еще батальон пехоты, с двумя орудиями, под командой подполковника Краббе, и эта предусмотрительность только и спасла, как увидим, от гибели и Витязя, и Кривошею.
Отряды их были уже друг от друга на расстоянии не более чем верста, как вдруг из ущелья стремительно вынеслись две партии горцев под предводительством самого анапского паши, при котором находились и два турецких орудия; меньшая партия кинулась на егерей, большая обрушилась на казаков Кривошеи.
Сто сорок пять черноморцев, видя невозможность удержать стремительную лаву черкесской конницы, спешились и, не теряя присутствия духа, стали, по казацкому выражению, «на отбой». Точно скала, охваченная волнами разъяренного моря, стояла эта храбрая кучка под бешеным натиском черкесов. Но скоро оба казачьих офицера и многие из казаков были уже ранены. Витязь между тем стремительным ударом в штыки проложил себе путь и около полудня успел соединиться с казаками. Положение русских, впрочем, от того не выиграло. Обложив оба отряда густыми толпами, горцы выставили вперед свои орудия и поражали картечью с самых близких дистанций. В течение двух часов команда отбивалась от неприятеля; все пушечные заряды были уже выпущены, а между тем к горцам прибывали все новые толпы, и положение русских с каждой минутой становилось все затруднительнее и затруднительнее. Из пятнадцати офицеров в строю осталось уже всего только двое. Майор Витязь, получивший несколько ран, лежал возле орудия в совершенном изнеможении, но до конца не переставал ободрять своих подчиненных, заклиная их сражаться до последней капли крови и умереть с оружием в руках. Рядом с ним лежал на земле поручик Козлов, командовавший единственной пушкой. Истекая кровью, с простреленными ногами, он также не хотел оставить своего поста и всякий раз приказывал поднимать себя, чтобы лично наводить орудие. Остальные раненые офицеры взяли солдатские ружья и стреляли, понимая, как дорога была каждая лишняя меткая пуля. В этом примере доблестных начальников нижние чины почерпали энергию и мужество, которые позволили им наконец сделать возможным почти невозможное – отстоять орудие, на которое направлялись самые яростные атаки черкесов.
