Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны - Черток Борис Евсеевич (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Работа подкомиссий продолжалась более месяца. В процессе работы комиссий мне пришлось близко познакомиться с заместителем Главнокомандующего ВВС Михаилом Мишуком. Он оказался человеком на редкость эрудированным и в отличие от многих своих коллег способным к нестандартному мышлению. С ним и как с человеком, и как со специалистом по проблемам авиационной надежности было интересно и приятно общаться. Импонировала и его объективность. Он не делил людей на «своих», то есть авиационных специалистов, и «чужих» — ракетчиков и «космиков». Очень тщательно и объективно все остатки корабля исследовали специалисты НИИЭРАТ — такое название носил институт эксплуатации и ремонта авиационной техники. Расследования почти всех авиационных катастроф проходили через руки специалистов этого НИИ. Они имели богатейший опыт и первыми ответили на мучивший электриков вопрос, подтвердив, что все пиропатроны сработали от электрических команд, а не от высокой температуры при пожаре.
Подкомиссии изучили тысячи листов документации, провели множество экспериментов и расчетов. СА с парашютами продувались в трубах ЦАГИ. В Феодосии сбрасывались макеты с выпущенными тормозным и запасным парашютами. Однозначно было установлено, что основной парашют не вышел из своего контейнера, а запасной был вытянут, но не наполнился. Наиболее вероятной причиной невыхода основного парашюта, по заключению комиссии, явилась недостаточность усилия тормозного парашюта. Причиной ненаполнения запасного парашюта явилось аэродинамическое затенение его неотстреленным тормозным парашютом ОСП. Возможность их одновременной работы ранее не проверялась. Причина недостаточности усилия тормозного парашюта объяснялась комиссией тем, что за счет перепада давления контейнер ОСП деформировался и сжимал упаковку парашюта так, что потребное для вытягивания усилие существенно превосходило тягу, развиваемую тормозным. На вопрос, почему этого не заметили при всех отработочных сбросах, ответы были не очень убедительные. Что касается 7К-ОК № 3 «Космос-140», то перепада не было, так как после прогара днища СА разгерметизировался. Убедительно объяснить нормальную работу ОСП при испытательных сбросах с самолетов во время работы комиссий не удалось.
Независимо от всех подкомиссий бригада специалистов нашего завода, оставшаяся на полигоне, решила провести свой эксперимент. У них были основания для сомнений. Они открыли люк ОСП, вытянули тормозной парашют, подцепили его стропы к подъемному крану через динамометр и начали подъем для замера усилия, при котором начнет выходить упаковка основного парашюта. Каково же было удивление, когда оказалось, что массы СА в 2800 килограммов не хватало. А ведь при этом контейнер никакому перепаду давления и, следовательно, сдавливающей укладку парашюта деформации не подвергался. Об этом эксперименте они комиссии не доложили.
В общей сложности комиссия понаписала столько рекомендаций по повышению надежности, что на их реализацию не хватило бы и года.
Основным мероприятием было изменение формы, увеличение объема и повышение жесткости контейнера ОСП. Эдуард Корженевский заподозрил еще одну причину — шероховатость внутренней поверхности контейнера, вдобавок ко всему прочему сила трения могла быть очень большой. По его предложению внутреннюю поверхность решили полировать. Умный и опытный конструктор Корженевский возможно догадывался еще о чем-то. Психологически очень эффективным мероприятием было пооперационное фотографирование всего процесса укладки парашютных систем. Внесли, как это бывает в таких случаях, изменение и в логику автоматики управления, изменили циклограмму, высказали много рекомендаций в адрес организации управления полетом.
Было предложено устранить двоевластие при управлении. Командовать впредь должна только ГОГУ из Евпатории. Самым важным итогом деятельности комиссии было решение о предварительной проверке всех ее рекомендаций при беспилотных пусках.
Мы получили возможность провести до 50-летия Октября по меньшей мере пуски двух 7К-ОК в беспилотном режиме для проверки автоматического сближения и надежности процесса посадки. Последующие пуски доказали, что разработанные мероприятия были правильными. Ни единого отказа парашютных систем с тех пор и по сие время не было.
И тем не менее… Много лет спустя, когда прибегать к репрессиям «по истечении срока давности» не имело смысла, была высказана еще одна, может быть, наиболее достоверная причина катастрофы, не зафиксированная ни одной из подкомиссий. Ограниченный круг людей на нашем заводе догадывался, но счел за благо молчать. Тем более, что этой причиной было нарушение технологии, устранить которую на будущее не составляло никаких трудностей. Согласно штатной технологии, после обмазки спускаемого аппарата теплозащитным покрытием он помещался в автоклав, в котором при высокой температуре происходила полимеризация синтетических смол, являющихся составной частью теплозащиты. В отступление от утвержденной технологии все СА до № 4 и № 5 поступали в автоклав без парашютных контейнеров. Как это часто бывает, изготовление контейнеров по срокам отставало от всего корпуса. Это было, казалось бы, безобидное нарушение технологического процесса. Для беспилотных пусков такое отступление допускалось. Для самолетных испытаний макеты СА просто обклеивали пенопластом, без всякой теплозащиты. Поэтому операция в автоклаве не требовалась.
Начиная с № 4 и № 5, предназначенных для пилотируемых пусков, всякие отступления от штатной технологии были категорически запрещены. Спускаемые аппараты для № 4 и № 5 в автоклавы помещались вместе с контейнерами. Но теперь оказалось, что по срокам отстали штатные крышки парашютных контейнеров. Чем и как закрывали контейнеры вместо крышек, если кто и помнил, то не рассказывал. Когда я ради этих мемуаров интересовался подробностями, оказалось, что живых свидетелей уже нет. Высказывались предположения, что контейнеры, по всей вероятности, чем-то закрывали, но неплотно.
Другими словами, технологи цеха № 1 не подумали вовсе о том, что в автоклаве на внутреннюю поверхность контейнеров могут осаждаться летучие фракции обмазки, образующиеся при полимеризации, от чего поверхность превращалась в шероховато-бугристую и клейкую. Из такого контейнера тормозному парашюту вытащить плотно забитый основной действительно оказалось не под силу.
Теперь легко объяснялись успешные испытания парашютных систем при самолетных сбросах. Макеты СА для этих испытаний не имели теплозащиты, не проходили через автоклав, контейнеры оставались чистыми и усилий тормозных парашютов было достаточно для вытягивания основного.
Летные корабли № 4 и № 5 собирались по одной и той же технологии. Если бы на «Союзе-1» после выхода на орбиту открылись обе панели солнечных батарей и не было бы отказа датчика 45К, то 24 апреля наверняка состоялся бы пуск «Союза-2» с космонавтами Быковским, Хруновым и Елисеевым. После стыковки Хрунов и Елисеев должны были перейти в корабль Комарова. В этом случае они бы погибли втроем, а чуть позднее с большой вероятностью мог погибнуть и Быковский. Эксперименты показали, что панель солнечной батареи не открылась, зацепившись за экранно-вакуумное «одеяло». Астрокупол датчика 45К просто запотел.
Виновники этих дефектов не очень строго были наказаны в административном порядке. Согласно последней неофициальной версии их надо было бы не наказывать, а благодарить за спасение трех жизней и непроизвольную защиту престижа советской космонавтики. Строже всех был наказан Федор Ткачев. Вскоре после гибели Комарова произошли еще две аварии, связанные с деятельностью НИЭИ ПДС. Министр авиационной промышленности Казаков снял Ткачева с должности главного конструктора и начальника института. На его место был назначен Николай Лобанов.
Встряска, которую получила вся наша космическая промышленность, оказала решающее влияние на повышение надежности всех систем и дальнейшую программу отработки «Союзов». Все благополучно слетавшие, летающие и те, кто будут летать в космос на «Союзах», должны помнить, что надежным и благополучным возвращением на Землю они обязаны не только создателям космических кораблей, но и Владимиру Комарову.
