Очерки истории российской внешней разведки. Том 1 - Примаков Евгений Максимович (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Руководитель Посольского приказа, однако, недолго купался в лучах славы и монаршей милости. Он лично на себе испытал справедливость старинной русской поговорки: «Подальше от царей — головушка целей!» Кто-то из завистливых придворных сумел убедить российского государя в том, что Ордин-Нащокин «уж больно рьяно и подозрительно» старается замириться с Речью Посполитой в ущерб сношениям с другими государствами. А тут как раз на имя царя пришла «служебная записка», исполненная рукой самого Афанасия Лаврентьевича. В своем послании царю глава Посольского приказа упорно повторял мысль о необходимости заключения русско-польского союза и даже о возможном возвращении Киева полякам. Эта записка и решила дальнейшую судьбу «русского Ришелье». Его предполагаемая поездка в Речь Посполитую была отменена, и он был лишен звания «сберегателя Посольского приказа». А в конце 1671 года царь и формально принял отставку своего первого дипломата. В присутствии всех своих приближенных царь зачитал указ, в котором говорилось, что он принимает отставку А. Л.Ордин-Нащокина и «освобождает его явно от всей мирской суеты».
Ордин-Нащокин был внешнеполитическим деятелем крупной величины — «наихитрейшей лисицей», по выражению вступавших с ним в переговоры иностранных представителей. «Это был мастер своеобразных и неожиданных политических построений, — писал В.О.Ключевский. — Вдумчивый и находчивый, он иногда выводил из себя иноземных дипломатов, с которыми вел переговоры, и они ему же пеняли на трудность иметь с ним дело: не пропустит ни малейшего промаха, никакой непоследовательности в дипломатической диалектике, сейчас подденет и поставит в тупик неосторожного или близорукого противника».
У Ордин-Нащокина была своя заветная мечта, которую он пытался осуществить с большим упорством и последовательностью. Он считал первостепенным направить все усилия Российского государства на приобретение «морских пристаней» на Балтике. Но судьба распорядилась иначе: пришлось «бросить якорь» на Псковщине. Время Петра еще не пришло, хотя было уже не за горами.
6. Вор Гришка
26 января 1664 г. шведский представитель в Москве (или, как тогда называли, комиссар) Адольф Эберс в зашифрованном донесении своему королю писал: «Мой тайный корреспондент, от которого я всегда получаю ценные сведения, послан отсюда к князю Якову Черкасскому и, вероятно, будет некоторое время отсутствовать. Это было для меня очень прискорбно, потому что найти в скором времени равноценное лицо мне будет очень трудно».
В одном из донесений на имя короля Адольф Эберс пояснял: «Оный субъект, хотя русский, но… по своим симпатиям добрый швед… обещался и впредь извещать меня обо всем, что будут писать русские послы и какое решение примет Его царское Величество…»
Из этих донесений даже самому неискушенному в делах спецслужб ясно, что у Адольфа Эберса был в Москве ценный агент из числа русских, имевший доступ к секретной переписке царских послов и, по всей видимости, из близкого окружения царя. Такой человек мог быть только из Приказа тайных дел или из Посольского приказа.
Если бы в Москве знали об этих донесениях Эберса, то предателя нетрудно было бы вычислить, зная, где в тот момент находился князь Черкасский. А он вместе с другим царским воеводой, князем Прозоровским, сдерживал в это время стоявшие на берегу Днепра польские войска. Туда же, под Смоленск, к ним прибыли проводить переговоры о мире с Польшей особо доверенный царский воевода Ордин-Нащокин вместе со своим родственником Богданом Нащокиным и подьячим Григорием Котошихиным. A.Л.Ордин-Нащокин — один из наиболее доверенных людей царя — находился вне всяких подозрений, его родственник — тоже. Остается Г.К.Котошихин?
Среди начальства и сослуживцев его не без оснований считали весьма способным молодым человеком с явной перспективой занять высокий пост при дворе. Сам царь благоволил к нему, хотя однажды в сердцах и приказал строго наказать его. То ли по молодости лет, то ли просто в минуту рассеянности допустил он ужаснейшую ошибку: при написании грамоты вместо «великий государь» написал просто «великий», пропустив высочайшее имя! Алексей Михайлович такие промахи не терпел. Дьяку Посольского приказа Ордин-Нащокину, где служил провинившийся, было дано следующее письменное указание: «…Подьячему Гришке Котошихину, который тое отписку писал, велели б есте за то учинить наказание — бить батоги».
У Гришки в душе, конечно, засела обида. Но царь не был злопамятен и вскоре сменил гнев на милость. Буквально в следующем году Котошихин был включен в состав важного посольства, направленного Алексеем Михайловичем в Эстонию для переговоров со шведами.
В Посольском приказе сохранилось письмо, посланное А.Л. Ордин-Нащокиным из занятого русскими войсками Дерпта, в котором он сообщал, что отправил Котошихина в Ревель поторопить шведское посольство поскорее направиться в Москву. Шведы ответили, что выедут без задержки, как только вернется из Стокгольма отозванный туда за инструкциями посол Бенгт Горн. Известно также, что позднее Котошихин беседовал со шведским послом, который пожаловался ему на «небрежность» русских (в грамоте на имя шведского короля был пропущен один из титулов «король лифляндский»), и выразил надежду, что предстоящие переговоры закончатся подписанием мирного договора на вечные времена. Котошихин умолчал о том, что «описка» была преднамеренной, так как русские не считали Лифляндию шведской землей.
21 июня 1661 г. в эстонской деревушке Кардис, расположенной между Дерптом и Ревелем, был подписан наконец договор о перемирии со шведами. Котошихин принимал участие в заключении этого договора.
В августе 1661 года царь посылает Котошихина в Стекольн (так тоща русские называли Стокгольм) с письмом к шведскому королю Карлу XI. Алексей Михайлович просил короля прислать своих посланцев для обмена ратификационными грамотами, подтверждающими одобрение Кардисского договора высшими органами государственной власти. Шведы встретили Котошихина с почетом и отпустили с дорогими подарками.
Договор был вскоре утвержден, и стороны приступили к вопросу об урегулировании взаимных денежных претензий. Переговоры на эту деликатную тему в Москве с царской стороны вел окольничий Василий Семенович Волынский, а со шведской — уже известный читателю Адольф Эберс.
Что же подтолкнуло Котошихина на предательство? Может, обида на царя? Среди архивных бумаг Посольского приказа за тот период сохранились ведомости на выплату дьякам и подьячим жалованья. В одной из ведомостей против суммы в «13 рублев» стоит подпись Котошихина и следующее пояснение: «Григорию Котошихину великого государя жалованье на нынешний на 169 год (т. е. на 7169 год по старому или 1661 год по новому летосчислению)».
Тринадцать рублей за год службы — не очень-то жирно. В то же время Эберс в одном из сообщений королю докладывал, что заплатил своему источнику за ценную информацию целых сто червонцев! Не в материальной ли основе заключался тайный корыстный умысел предательства?
Может быть, и так. Тем более, что по возвращении из Кардиса Котошихина ждали в Москве неприятности: он узнал, что его отец, монастырский казначей, был обвинен в растрате. История эта осталась довольно темной. Известно, в частности, что за долги отца у Котошихина отобрали дом со всем добром. А потом проведенным расследованием выяснилось, что растраты вроде бы никакой и не было: в монастырской казне не хватало пяти алтын, всего пятнадцати копеек. Но отобранное в казну имущество Котошихину так и не вернули.
Вполне вероятно, что допущенная несправедливость могла вызвать в нем озлобленность, хотя все эти неприятности не отразились на служебной карьере Котошихина. Он продолжал пользоваться доверием и продвигаться по службе. В 1663 году он получал уже тридцать рублей, а Эберс, как выяснилось позднее со слов самого Котошихина, заплатил ему не сто червонцев, а только сорок, ловко прикарманив остальные…
Последняя запись, внесенная в 1665 году в ведомости на выплату жалованья дьякам и подьячим Посольского приказа, гласит: «В прошлом во 172 году Гришка своровал, изменил, отъехал в Польшу. А был он в полках бояр и воевод князя Якова Куденетовича Черкасского с товарыщи». Что именно «своровал» Гришка и своровал ли действительно — установить сейчас не представляется возможным, каких-либо конкретных документов или свидетельств на сей счет не обнаружено. Однако сохранилось прошение самого Котошихина на имя шведского короля Карла XI с просьбой предоставить ему убежище и работу в Швеции.
