Среди свидетелей прошлого - Прокофьев Вадим Александрович (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Узник нетерпеливо усаживается за стол. Перед мечтой рухнули стены крепости, нет ночи, исчез призрак смерти. Ясный солнечный день озаряет большую поляну. Небо опрокинулось над травами. Люди’— много-много людей. Смех, цветы, гремят оркестры. На поляне какой-то невиданный аппарат сверкает стальными частями, чей-то властный голос, перекрывая шум, музыку, отдает команду. Аппарат отрывается от земли и легко повисает в воздухе, будто его подтянули на тросе к облаку. Крики «ура». У всех запрокинуты головы, счастливо блестят глаза?!..
Узник устало качает головой. Он думает долго, напряженно, что-то считает на клочке бумаги, невидящим взором смотрит в темный провал окна.
Надзиратель заинтересован. Вот уже два часа этот странный смертник что-то пишет. Завещание? Вряд ли нигилисту есть что завещать, а потом все равно власти конфискуют. Письмо кому-нибудь? Глаза надзирателя округлились. Преступник сошел с ума. Ему мерещится клад, и он рисует план, как его отыскать. Нет, похоже, какая-то машина. Уж не задумал ли он с ее помощью упорхнуть на волю?
Смертник вскакивает со стула и вздрагивает. Он только сейчас заметил надзирателя. «Что, опять на допрос? Но мне некогда, как они не понимают!..»
От стены — к двери, от двери — к стене, не считая шагов, чуть замедляя их на повороте, чтобы не закружилась голова. Теперь нельзя мечтать, мечта расслабляет. Нужен прилив творческой фантазии, если нет опыта. Как нет опыта?
И снова склоняется к столу голова.
В камере погасили свет, пришлось лечь. Но разве уснешь! Усталость не дает сосредоточиться. Мелькают обрывки воспоминаний. Одесса! Как ласково твое солнце, как игриво море! Оно нескончаемо шумит прибоем, перемигивается миллионами искрящихся фонариков. Вечерами бледно-фисташковые, лиловатые блики вспыхивают на лакированных боках тихой зыби. Он был в Одессе в те дни, когда там ждали императора. Он тоже ждал. Чтобы убить его. Готовил мину. А Одесса волновалась: украшались парки, скверы, прихорашивались ресторации. Каждый вечер гулянья, хотя царь еще не приезжал. На берегу фейерверк. Как дружно взлетали ракеты, лопаясь в вышине!.. Ракеты?..
Как тесен мир камеры, как темно в ней! Усталый, заметно возбужденный, узник засыпает.
Раннее утро застает его за работой. Теперь он спокоен, внутренне собран. Прочь мечты! Точный анализ, схема, расчет. Нет таблиц, придется ограничиться описанием общей идеи. Если она верна, то найдутся люди, которым посчастливится жить завтра; они рассчитают, построят и, быть может, помянут добрым словом узника-изобретателя.
Дверь камеры широко распахивается. На пороге какой-то господин. Что ему еще нужно?
— Я пришел познакомиться с вами. Мне предстоит быть вашим адвокатом на процессе.
Узник понимает, что господин выполняет служебный долг. Как его зовут? Ведь вчера на допросе называли его фамилию. А, вспомнил…
— Милости прошу, господин Герард, извините за непрезентабельность, но в сем я не повинен.
Герард с удивлением смотрит на этого худощавого, скорее суховатого человека с тонкими и правильными чертами лица. Даже улыбка не может скрыть усталость. Но глаза, глаза! Их освещает внутренний огонь. Его предупреждали, что подзащитный далеко не созерцательного склада человек, что он сам признавался: временами у него появляется желание бросить зажженную спичку у пороховой бочки.
— Я помешал, вы были чем-то заняты?
— Да, господин адвокат.
— Разрешите полюбопытствовать?
— Пока нет, господин адвокат.
Герард ничем не выдал своего удивления. Потянулась скучная, обязательная беседа. Когда подзащитный родился, вероисповедание, род занятий, образование… «Какое это имеет значение теперь, когда впереди смерть и так мало времени?» Или защитник хочет выяснить мотивы, побудившие его встать на путь революционной борьбы? И он подробно рассказывает, как сын священника, сочувствуя социалистической пропаганде, хотел идти в народ, слиться с ним, поднять его нравственный и умственный уровень, но был остановлен на полпути арестом. Аресты, ссылки, а потом и казни бросили мирного пропагандиста в объятия террора. Ему он отдал свои знания техника…
Герард ушел. Узник и не услышал, как захлопнулась дверь. На бумаге появился чертеж. Несколько минут узник раздумывает над ним, потом быстро проставляет на плане буквы, отодвигает от себя и начинает его описание.
23 марта 1881 года смертник, наконец, познакомил Герарда со своим изобретением и передал ему на хранение.
В этот день ошеломленный защитник ни о чем не расспрашивал узника.
«Находясь в заключении, за несколько дней до своей смерти, я пишу этот проект. Я верю в осуществление моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении.
Если же моя идея после тщательного обсуждения учеными специалистами будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу родине и человечеству. Я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибнет вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своей жизнью».
Начальство заверило приговоренного, что его проект передадут на рассмотрение ученых.
И он ждал. Ждал 28 и 29 марта, ждал 30-го. Позади жизнь, процесс, впереди казнь. До нее три дня. А ответа нет и нет…
Он не просил о помиловании, не подавал кассационных жалоб, он ждал решения экспертов. Его жизнь — это аппарат. Если аппарат будет жить, то можно умереть. Он уверен в правоте дела, за которое умрет, сейчас важна уверенность в правоте идеи, которая столько откроет людям!
31 марта смертник снова склонился к столу. Как легко писался проект, как тяжело написать эти строки: «Его сиятельству господину министру внутренних дел»!
«По распоряжению Вашего сиятельства мой проект воздухо-плавательного аппарата передан на рассмотрение технического комитета. Не можете ли, Ваше сиятельство, сделать распоряжение о дозволении мне иметь свидание с кем-нибудь из членов комитета по поводу этого проекта не позже завтрашнего утра, или по крайней мере получить письменный ответ экспертизы, рассматривавшей мой проект, тоже не позже завтрашнего дня…»
До завтрашнего, и не позже! Если у экспертов есть сомнения, вопросы, нужно иметь в резерве хоть день-два, чтобы обдумать ответы и дать разъяснение. Как томительно тянется время, как гнетет неизвестность и одиночество! Скорее уж!..
«Их сиятельство» прочел прошение, позвонил, передал секретарю. В «деле» узника появилась еще одна бумажка, на ней стояло: «Приобщить к делу о 1 марта». Она была последней, перед ней был подшит конверт, в котором лежал проект, на проекте той же рукой написано: «Давать это на рассмотрение ученых теперь едва ли будет своевременно и может вызвать только неуместные толки».
Узник мечтал о Луне. Он умирал за социализм. Ему было двадцать семь лет…
Апрельский номер журнала «Былое» за 1918 год был целиком посвящен народовольцам, участникам «дела 1 марта 1881 года». В журнале были опубликованы статьи «Проект воздухоплавательного аппарата Н. И. Кибальчича» и «О проекте воздухоплавательного прибора системы Н. И. Кибальчича». Обе эти статьи написаны после того, как еще в августе 1917 года в архиве департамента полиции был найден пакет. В пакете — чертеж и описание воздухоплавательного аппарата, прошение отдать его на рассмотрение экспертов и отношение начальника жандармского управления генерала Комарова в департамент государственной полиции: «В удовлетворение ходатайства обвиняемого в государственном преступлении сына священника Николая Кибальчича, проект его о воздухоплавательном приборе при сем представить честь имею».
Проект смелый, проект, слухи о котором все время тревожили иностранную прессу. Она узнала об этом проекте из брошюры «Николай Иванович Кибальчич», Лондон, 1882.
Автор этой книжечки писал: «Что касается его проекта воздухоплавательной машины, то, если не ошибаюсь, он состоял в следующем: все ныне употребляемые двигатели (пар, электричество и т. д.) недостаточно сильны для того, чтобы направлять воздушные шары. Идея Кибальчича состояла, кажется, в том, чтобы заменить существующие двигатели каким-нибудь взрывчатым веществом, вводимым под поршень. Сама по себе эта идея, насколько мне известно, не нова; но здесь важны подробности: какое вещество вводится, при каких условиях и т. д. Будет, конечно, очень жаль, если инквизиторская ревность правительства заставит его сражаться даже с мертвым врагом и похоронить вместе с ним его, может быть, в высшей степени важное изобретение. Но всего вероятнее, конечно, что оно будет просто украдено, — благо протеста с того света никто не услышит».
