Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1 - Гитин Валерий Григорьевич (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Этот эпизод породил крылатую фразу «Пойти в Каноссу», означающую необходимость идти на унизительные уступки.
Правда, Генрих IV поквитался с Папой за свое унижение сразу же после подавления мятежа германских феодалов.
Но с папской властью нельзя было не считаться, и хотя бы потому, что Церковь как-то незаметно, ненавязчиво превратилась в чрезвычайно богатую организацию. В Западной Европе она владела третьей частью пахотных земель, деревнями, торговыми путями и т.д. Церковь взимала со всего населения особый налог на свое содержание — церковную десятину, что составляло в сумме огромные средства, которыми едва ли владел кто-либо из европейских монархов.
Немалые деньги наживались и посредством различного рода сборов и пожертвований в пользу Церкви, а также продажи «святынь» типа волос Христа или гвоздей, которыми его прибивали к кресту. Сказать, что все потребители товара такого характера были сплошь умственно неполноценными, значило бы погрешить против истины; скорее здесь имело место массовое психологическое заражение, спровоцированное, правда, все той же Церковью.
КСТАТИ:
«Невежество — первая предпосылка веры, и поэтому Церковь так высоко его ценит».
Поль-Анри Гольбах
Но вершиной церковного авантюризма была продажа индульгенций — специальных грамот о прощении тех или иных грехов, в зависимости от денежного эквивалента каждой из них. К примеру, убийство могло быть прощено за сумму, в полтора раза превышающую плату за грех изнасилования, которое, в свою очередь, обходилось дороже клятвопреступления, однако в один и две десятых раза дешевле грабежа. Вот так, все имеет свою цену, а раз так, то все можно, выходит, купить. И, соответственно, продать.
Зря они это делали, ох как зря… Нельзя зарабатывать деньги любыми методами, и католическая церковь очень скоро испытает на себе справедливость этой мысли. А пока что— бойкая торговля бумажками, освобождавшими преступников от вероятных угрызений совести и от сомнений в своем загробном благополучии…
КСТАТИ:
Во время воскресной службы священник объявил прихожанам:
— Среди вас находится человек, вступивший в богопротивную связь с чужой женой. Если этот грешник не положит на блюдо десять долларов, я назову его имя с амвона!
Когда блюдо обошло собравшихся и вернулось к священнику, на нем оказалось двадцать десятидолларовых купюр и одна пятидолларовая с запиской: «Пять долларов принесу завтра».
Ну, здесь хоть угрожала перспектива огласки греха, но платить просто так, за неизвестно кем подписанную справку о том, что ее предъявитель отныне не мерзавец, не прелюбодей и не мошенник… Впрочем, а если такая справка подписана не неизвестно кем, а известно кем, что это меняет?
Пока что она, Церковь, диктовала свои условия многим сильным мира сего, а слабых того же мира подавляла, устрашала, впечатляла до обалдения величественными соборами, торжественными мессами, крестными ходами и т.п. Западноевропейская культурная традиция нашла свое воплощение в знаменитых готических храмах, глядя на которые, проникаешься величием человеческого творчества, перед которым отходят на задний план индульгенции, церковные судилища и костры инквизиции.
Собор Парижской Богоматери, Шартрский собор, Амьенский собор, Реймский, Кельнский, Страсбургский, Миланский. А кто помнит тех инквизиторов?
Очень важно, правда, учитывая уроки тех эпох, не допустить новых аутодафе, новых святейших трибуналов, но, если по правде, кто может остановить тех, кто изучает Историю лишь с целью трансформирования ее мерзостей в современные политические программы и формы управления людьми, которые отличаются от животных прежде всего тем, что животных охватывает безумная паника, дикий страх от зрелища насильственной смерти их собрата, а люди, густо заполнив городскую площадь, с огромным воодушевлением глазеют на казнь себе подобного…
Это было всегда и всегда будет. Люди не меняются. Меняются лишь декорации, техника, мода, но никак не характер человеческий…
КСТАТИ:
«Утверждать, что социальный прогресс производит нравственность, все равно, что утверждать, что постройка печей производит тепло».
Лев Толстой
Тем не менее Город строил печи, соборы, ратуши, биржи, больницы, университеты, суды — все необходимое для жизни вне зависимости от ее нравственной окраски или идеологической направленности. Целью жизни прежде всего является сама жизнь.
И она всегда, при любых обстоятельствах побеждала рукотворную анти-жизнь без оглядки на какие бы то ни было традиции, правила и стереотипы.
Искусство очень медленно, но все-таки освобождается от мертвящих догм ненавистников живой человеческой плоти. В готических статуях уже просматриваются под тяжелыми складками одежды выпуклости тела, а лица отражают уже не только скорбную готовность до самозабвения служить отцу небесному, отринув все то, для чего Он, собственно, и сотворил всех нас…
Картины духовного содержания уже соседствуют с полотнами, на которых радуются жизни вполне реальные люди, радуются пока что несмело, в процессе лишь трудовой деятельности, но все же радуются!
Литература воспевала подвиги рыцарей, их верность долгу, любовь к Прекрасной даме и благородство на грани полного самоотречения.
Именно тогда родился прекрасный рыцарский девиз: «Шпагу — королю, сердце — даме, честь — никому!»
Жизнь была яркой, что и говорить. Театральные постановки, рыцарские турниры, карнавалы — звонкие прелести городской жизни, отвлекающие от страха перед инквизицией, от войн, эпидемий, сточных канав на узеньких улочках, от огромных крыс, разгуливающих спокойно и с достоинством, совсем как хозяева Города…
А может быть, это и были хозяева Города, только уже после реинкарнации, кто знает. А впрочем, какая разница? Видимо, этим вершителям судеб нечего было сказать миру и нечего было оставить после себя, кроме золота, которое растрачивают алчные наследники, кроме стереотипов мышления, которые живут только за счет массовой ксенофобии, и кроме переполненных нужников, как заметил в свое время нестандартный Леонардо да Винчи. Вот их сущность и воплотилась в этих бурых длиннохвостых грызунов, которые так нагло разгуливают по улицам, не уступая дорогу не только простым смертным, но и самому Данте. Божественному Данте, задумчиво бредущему улицами Флоренции, его родного города, очага прекрасного человеческого творчества, раздираемого на части алчными политиканами.
Великий поэт примкнул к антипапской партии, руководствуясь исключительно велением сердца, но вскоре эта партия оказалась разгромленной, и он был изгнан из Флоренции.
Он навсегда остался скитальцем, которому не нашлось места ни в одном из Городов, которые могли бы оправдать свое существование только лишь тем, что им оказал честь своим присутствием Данте Алигьери.
Это был выдающийся поэт всего христианского мира, создавший целый ряд прекрасных поэтических произведений, философских трактатов и непревзойденный шедевр — «Божественную комедию».
Влюбленный Данте
В этой поэме Данте изображает путешествие по трем царствам потустороннего мира: через пропасть ада («Ад»), через гору покаяния («Чистилище») и через райские кущи («Рай»). Это грандиозное эпическое полотно, аллегорически отражающее вполне земную жизнь, со всеми ее проблемами, радостями и горестями, Добром и Злом, величественную, низменную и прекрасную во всех своих ипостасях.
ИЛЛЮСТРАЦИЯ:
Данте Алигьери. «Божественная комедия»