Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны - Черток Борис Евсеевич (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
По расчетам баллистиков получалось, что времена стартов приходятся на период от 3 до 4 часов утра. После недолгого обсуждения утвердили для 7К-ОК № 4 (название для открытых публикаций «Союз-1») пуск 23 апреля в 3 часа 35 минут по московскому времени. Если за сутки не будет никаких противопоказаний, то пуск 7К № 5 — «Союза-2» — осуществить 24 апреля в 3 часа 10 минут.
Чего-то нам не хватало, чтобы поднять настроение до уровня апреля 1961 года. Не было тогдашнего праздничного настроя.
— Я догадываюсь, чего нам всем не хватает, — сказал Рязанский, с которым я делился в трудные минуты своими сомнениями.
— Нам не хватает Сергея и Леонида.
Я с ним согласился.
Все главные на Госкомиссии подтвердили готовность двух носителей и кораблей. Кириллов еще раз доложил о результатах испытаний, но на этот раз воздержался от критики. Каманин от имени командования ВВС доложил о готовности экипажей и внес предложения по персональному составу. Командиром активного корабля предлагался Владимир Комаров, командиром пассивного — Валерий Быковский.
Дублерами экипажей были названы Гагарин и Николаев.
На пассивном корабле для выхода в открытый космос и переход предполагались кандидатуры Алексея Елисеева и Евгения Хрунова, а их дублеров — Горбатко и Кубасова.
Госкомиссия без обсуждения утвердила предложения. Каманин, Келдыш, Мишин, Руденко, Керимов, Карась поздравили космонавтов и не забыли пожелать им благополучного приземления. Командиры — Комаров и Быковский — выступили со словами благодарности за доверие и обещали выполнить возложенные на них задачи.
После заседания Госкомиссии я спросил Мишина, как понимать назначение Гагарина дублером. Ведь Смирнов ему же совсем недавно говорил, что Гагарин может летать только с согласия Политбюро.
— Это все ВВСовские штучки, — раздраженно ответил Мишин. Устинова убедили, что Гагарин не может быть руководителем подготовки космонавтов, если сам не будет летать.
— Мне положено за сутки до старта первого корабля вместе с Гагариным — членом ГОГУ — вылететь в Евпаторию. Как же теперь?
— Вылетайте с Раушенбахом без Гагарина. Он будет здесь до старта, а потом мы все к вам прилетим, — сказал Керимов.
Келдыш, Мишин, Пилюгин после Госкомиссии обменивались мнениями по поводу назначения Гагарина дублером на «Союз-1».
Им это было явно не по душе, тем не менее на Госкомиссии никто не голосовал против этого предложения. Кто его знает, может быть Гагарин сам договорился об этом с Устиновым или даже Брежневым. Понимая, что ничего изменить уже нельзя, я все же переспросил Каманина:
Мне, Раушенбаху и Гагарину, входящим в руководство ГОГУ, положено еще до пуска быть в Евпатории. Как же теперь?
— Теперь вы с Раушенбахом вылетаете, а Гагарина мы к вам пришлем сразу после пуска. На следующий день отправим «Союз-2» и все к вам перелетим.
21 апреля мы улетели в Крым без Гагарина. Я снова получил возможность насладиться панорамами Главного Кавказского хребта с высоты семь тысяч метров. Вероятно, уставшие от тяжелейших рюкзаков альпинисты сейчас с завистью смотрят на пролетающий над ними самолет. А я почему-то завидовал им. Уже в который раз любуясь горами с самолета, испытываю ностальгию по нелегкому горному туризму, по друзьям-товарищам, с которыми на привале надо делить банку сгущенки и запивать это лакомство ледяной до боли в зубах водой.
Евпатория встретила нас прекрасной весенней погодой. Хороша просыпающаяся весной казахская степь, но Черное море все же лучше, даже когда оно еще холодное.
Весь день 22 апреля прошел в тренировках, проверках готовности служб, всех НИПов, распределении людей по двум кораблям в группах анализа и телеметрии. Мы понимали, что первые сутки, невзирая на формальное распределение, все будут заняты первым кораблем и наше расписание носит формальный характер. На бумаге распределение по группам, кораблям и сменам выглядело вполне прилично.
Основной зал управления евпаторийского ЦУПа располагался на втором этаже здания, стоящего в непосредственной близости от мощного сооружения «АДУ-1000». Восемь шестнадцатиметровых чашек этого красивого инженерного решения для слежения за «Союзами» нам не требовались. Обширное пространство НИП-16 застроено десятками других одиночных разнокалиберных антенн. Через них нам предстоит принимать телеметрическую информацию, контролировать орбиты, передавать команды, вести телефонную связь и наблюдать за космонавтами по телевизионному каналу. Десятки антенн — это только видимая часть радиотехнического айсберга. В невысоких зданиях под каждой антенной установлена аппаратурная начинка, которую обслуживают сотни солдат и офицеров.
Много хлопот местному военному начальству доставляют приезды на пункт генералов, членов Госкомиссий и начальства, приобщающегося к космонавтике. Гораздо спокойнее идет военная служба, когда в космосе нет ничего интересного, а на пункте нет никаких Госкомиссий.
По сравнению с Тюратамом здесь, конечно, блаженство. В самые горячие минуты можно подойти к открытому окну, освежить прокуренные легкие чистым морским воздухом и дать отдых глазам, вглядываясь в синюю даль моря, сверкающего солнечными бликами.
Стартовые сутки на полигоне в Тюратаме начинались 22 апреля. Мы непрерывно держали связь с полигоном и получали полную информацию о ходе подготовки. Утром 22 апреля у ракеты на старте состоялся митинг участников подготовки и пуска, на котором выступили Феоктистов, Кириллов, офицеры и сержанты, заверившие экипажи кораблей в том, что все подготовлено надежно и космонавты могут положиться на технику. С ответом выступали командиры кораблей Комаров и Быковский. Никому, ни единому человеку на старте, в Евпатории, на заводе или где бы то ни было не дано было знать, что произойдет. И никакие предполетные испытания не могли обнаружить опасность, которая затаилась в каждом из двух готовых к полету кораблей еще на заводе.
В эти первые пилотируемые «Союзы» была заложена технологическая ошибка, которой не было ни на предыдущих пусках, ни при всех видах ранее проведенных испытаний.
Никто не мог крикнуть:
— Остановитесь! Эти корабли нельзя пускать!
Чтобы быть бодрыми к началу доклада на Госкомиссии, все члены ГОГУ, оставив дежурство, после обеда отправились спать.
В 23 часа 30 минут на полигоне началось пусковое заседание Госкомиссии. Левин протранслировал нам, что все главные и все службы доложили о готовности. На Госкомиссии огласили нашу телеграмму о готовности ГОГУ и всех служб КИКа, которую подписали Агаджанов, Трегуб и я.
На старте начался процесс заправки ракеты, закончившийся к 3 часам утра уже 23 апреля. Комарова и Гагарина в автобусе привезли на старт. Позднее Гагарин вспоминал, как он поднимался в лифте вместе с Комаровьм на верхнюю площадку фермы обслуживания и оставался у корабля до закрытия люка.
— Я был последним, кто видел его живым и сказал: «До скорой встречи!».
Спустившись в бункер, Гагарин вместе с Николаевым вел с Комаровым разговор, обмениваясь информацией о ходе подготовки. Все шло без сбоев по графику. Трансляция всех событий к нам приходила тоже четко, без сбоев. Подъем ракеты прошел точно в расчетное время, в 3 часа 35 минут. Информация с НИПов, контролирующих активный участок, не вызывала никаких сомнений. Через 540 секунд пришел доклад, что корабль отделился и вышел на орбиту ИСЗ.
Первый корабль «Союз» с человеком на борту!
Мы аплодировали. Но тут же спохватились. Теперь формально власть управления полетом перешла к нам.
Агаджанов, я, Трегуб, Раушенбах и два десятка людей, затихших за нашими спинами, ждали первой телеметрии и первых докладов Комарова.
Первый доклад телеметристов ударил по натянутым нервам: «По данным НИП-4 и НИП-15 все антенны раскрыты. Пока не открылась левая панель солнечной батареи… перепроверяем по току Солнца».
Была надежда, что панель солнечной батареи раскрылась, но не работает датчик. Корабль ушел за радиогоризонт, успокоенный после возмущений отделения. Нам оставалось ждать почти час до его появления в зоне нашего пункта. Агаджанов доложил Госкомиссии, ожидавшей информации на второй площадке в кабинете Кириллова:
