Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1 - Гитин Валерий Григорьевич (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Это у нас сейчас можно устроить телеведущей свою шепелявую наложницу, которая и трех-то слов связать толком не в силах, или принять в творческий союз сына какого-нибудь высокопоставленного чиновника, редкую бездарь, способную опозорить не только тот союз, но и всю государственную систему, допускающую такие ситуации. Но нет, не опозорят, потому что опозорить можно только того, кто воспримет это как позор. А если он попросту не способен воспринимать мир с позиций чести и совести, тогда что?
Он (или его покровитель) улыбнется, разведет руками и скажет: «Ну и что? Ведь не боги горшки обжигают!» Не боги, мразь, не боги, но пойди в церковь и поставь свечку в благодарность Богу за то, что ты со своими способностями и усердием не живешь в том жестоком, но справедливом XIII веке…
КСТАТИ:
«Рука прилежных будет господствовать, а ленивая будет под данью».
Соломон Мудрый
Да, в те времена быть ленивым и бездарным означало быть бедным, зависимым, а то и битым.
А вот прилежные, то есть мастера, были в почете, их избирали в городской совет, они получали выгодные заказы, так что за свои труды они были вознаграждены по достоинству.
Старшины цехов, как правило, были представлены королю. Члены цеха по очереди несли сторожевую службу в городе и составляли отряд городского войска.
Каждый цех имел свой герб, флаг, свою церковь и даже кладбище. Казалось бы, идеальная структура, чего еще желать… Да, на определенном этапе развития так оно и было, но жизнь не стоит на месте, она усложняет свои требования, и чтобы им достойно соответствовать, нужно не просто усердно и квалифицированно трудиться, нужно трудиться творчески, изобретая и выдумывая, а трудиться творчески в коллективе попросту невозможно, так что цехи со временем превратились в тормоз технического прогресса. К примеру, цеховые правила предусматривали определенное количество станков у мастера, и не только количество, но их тип и другие параметры. Расширить мастерские не позволялось, как не позволялось применять новые инструменты и технологии. Известны случаи уничтожения ценных изобретений и жестоких расправ с изобретателями.
Снова проблема сильных и слабых — вечная, неизбывная проблема человечества…
Равенство возможностей — это прекрасно, но нет ничего гнуснее установленного и зорко охраняемого силами непродуктивного большинства равенства результатов — светлой мечты лентяев, бездарей, пьяниц, дураков и т.п. Это все равно что сообщить бегунам перед стартом, что все должны бежать вместе, не отрываясь от коллектива, а ежели кто и вырвется вперед, пусть перед финишем притормозит, подождет товарищей, а то ведь им обидно будет, да и приз-то все равно придется делить между всеми…
Запретить Антонио Страдивари или Джузеппе Гварнери применять нестандартные технологии при изготовлении скрипок, а то, видите ли, другим мастерам обидно… Наверное, самая порочная, самая подлая тенденция из всех возможных в практике человеческих отношений.
КСТАТИ:
«Изобретай, и ты умрешь, гонимый, как преступник; подражай, и ты будешь жить счастливо, как дурак!»
Оноре де Бальзак
«Гонимый, как преступник»… м-да… мсье де Бальзак явно романтизировал действительность. Хотя… может быть, в XIX веке преступники были все еще гонимы… может быть…
А человеческое творчество все равно неистребимо, потому что оно — величайший дар Божий, и вполне естественно, что Он не распределил его поровну, как не распределил же Он поровну между людьми ум, музыкальный слух или математические способности и т.п. Природное неравенство наших способностей исключает равенство наших достижений, так что все попытки установить равенство силовым путем попросту бесперспективны. Но искушение, как свидетельствует История, велико, ох как велико…
КСТАТИ:
«Когда крикнут: „Да здравствует прогресс!“ — всегда спрашивай: „Прогресс чего?“
Станислав Ежи Лец
Так или иначе, но колыбелью прогресса всегда был Город. Здесь было изготовлено огнестрельное оружие, что повлекло за собой глобальные перемены в оружейном деле, в фортификации, в боевой тактике, а за нею — в конечном счете — и в стратегии, и в политике, и во многом и многом…
А в основе всех этих перемен — человеческое творчество, опять-таки мозги, которые дороже рук.
Именно они, мозги, способствовали тому, что Город обретал независимость и в отношениях с деревней, и в отношениях с феодалами, на землях которых он располагался, и, — в меньшей степени, конечно, — с монархами, которые волей-неволей должны были считаться с политической, военной и финансовой мощью того или иного Города. Пример тому — так называемое Магдебургское право, возникшее в Германии (XIII в.). Согласно этому праву, города, наделенные им, освобождались от значительней части обычных обязательств в отношении центральной власти. Нужно заметить, что Магдебургское право — вовсе не монаршая милость, не благотворительность, а лишь разумное решение проблемы взаимоотношений государственного центра и периферии. Ведь лучше же получать гарантированную десятину с миллиона рублей, чем вероятные семьдесят процентов от сотни тех же рублей. Простая, вроде бы, арифметика, но не для мозгов современных парламентариев, увы…
КСТАТИ:
«Лучше сначала дать возможность народу получить выгоду и лишь затем отобрать часть ее, чем совсем не давать народу возможности получать выгоду и отнимать ее у него».
Сюнь-цзы
Это было, пожалуй, золотое время для предприимчивых и трудолюбивых людей. Идеализировать, конечно, его не стоит, как и всякие иные времена, но золотым хочется признать хотя бы потому, что городское творчество тогда уже перестало быть нeрассуждающим слугой феодала и еще не стало наемным рабочим нового француза (англичанина, немца, голландца, новгородца, ливонца и т.д.), то есть того, кто делит мир только на два аспекта восприятия: «купи» и «продай». К счастью, они тогда еще не набрали силу, так что Европа была лесистой, в ее реках протекала чистейшая вода, кишащая рыбой, воздух был свеж, а придорожные грибы — съедобными.
На холмах выросли ветряные мельницы, окна домов оделись в прозрачное стекло, а на башнях городских ратуш начали бить городские часы…
КСТАТИ:
«Часы бьют. Причем всех».
Станислав Ежи Лец
Кое-кому всегда, во все времена было крайне тягостно наблюдать проявления чужой независимости, чужой предприимчивости, незакомплексованности, раскрепощенности. Учитывая тот очевидный факт, что люди, обладающие независимостью духа и т.д., всегда пребывали в подавляемом меньшинстве, ни в какие времена не составляло особого труда создать из представителей подавляющего большинства какой-нибудь карательный орган, который не только по долгу службы, но еще и с большим удовольствием будет преследовать тех, которые не вписываются в рамки общепринятого стандарта «простого человека», позволяют себе вольные мысли и высказывания, и вообще…
Церковь, осознав тот очевидный факт, что в бурных социально-экономических и политических процессах того времени ей практически не остается места, что она все более превращается в какое-то инородное тело при наличии системы городского самоуправления, что купцы, ремесленники, ученые, то есть люди состоявшиеся, благополучные, в ней нуждаются все меньше и меньше, решила принять надлежащие меры.
Так, в 1215 году была учреждена инквизиция (Конгрегация святой службы), в переводе с латинского — «расследование».
Возглавить исполнение такого рода деятельности должен был монашеский орден доминиканцев, основанный Домиником де Гусманом. Символом этого ордена была собачья голова, которая, по идее, должна была охранять овец-мирян от волков-еретиков. Эта организация с самых первых шагов своей деятельности запятнала себя гнуснейшими преступлениями против человечества, и никакие покаянные выступления современных отцов Церкви не осушат морей крови, пролитой инквизиторами.
