День «Д». 6 июня 1944 г. - Амброз Стивен (первая книга .TXT) 📗
Наконец Андерсон подвел судно к берегу. Подошли к прибою и другие двадцать три ДССПЛС с «Дороти Дике». Шесть судов подорвались на минах или попали под огонь немецкой артиллерии. Хемингуэй пишет в заключение: «Это была лобовая атака с высадкой на побережье, заминированное и заставленное самыми разными заграждениями и препятствиями, которые только может придумать изощренный военный ум. Противник защищался упорно и искусно, как бы это делал любой другой на его месте. Но суда с „Дороти Дике“ сумели высадить войска. Мы не потеряли ни одного судна из-за неумелого мореходства. Несколько судов погубили немцы. Но мы овладели берегом».
Капитан Джеймс Роберте, помощник генерала Джероу, высадился в секторе «Изи-Ред» в 17.00. «Когда мы подходили к берегу, — вспоминает он, — на нас обрушился артиллерийский огонь. Осколками снарядов убило несколько человек, в том числе шкипера ДСП. Одновременно судно село на мель, а мы все еще находились от прибоя на расстоянии ста ярдов. Возникла паника. Я тоже запаниковал. На стальной палубе не выроешь окоп, и укрыться практически было негде».
Роберте спрыгнул с борта и по грудь в воде побрел к берегу: «На пляжах творилось что-то несусветное. Это был настоящий ад. Повсюду тела погибших десантников. Над ранеными склонились медики. Я проходил мимо танка и услышал крики:
— Морфин! Морфин!
Танк горел, и те, кто в нем находился, молили о помощи. Я ничего не мог для них сделать, и это было ужасно».
Снаряды взрывались по всему берегу. Роберте постарался поскорее с него уйти. Ему предстояло развернуть у Сен-Лорана командный пункт. Когда он взбирался по скале, по нему открыл огонь снайпер. Пули пролетали над головой. Роберте попытался выстрелить, но карабин оказался забит песком. Капитан укрылся в окопе, чтобы почистить оружие. Когда карабин заработал, снайпер уже исчез.
Роберте поднялся наверх. Он не смог найти никого из своей штабной роты: «У меня не было рации, и я остался не у дел». Капитан вернулся на гребень скалы и посмотрел на море: «Это было потрясающее зрелище. Насколько хватало глаз, растянулись эскадры кораблей».
Вскоре Роберте все-таки встретил свою роту и развернул командный пункт V корпуса на северной окраине Сен-Лорана. Кто-то принес палаточное снаряжение. Роберте поставил двухместную палатку для генерала Джероу. Генерал прибыл около 21.00. Его беспокоили отсутствие связи и возможность танковой контратаки. У V корпуса не было никаких контактов ни с британской 50-й дивизией на левом фланге, ни с американским VII корпусом — на правом (и с рейнджерами у Пуант-дю-О, кстати). Если бы немцы контратаковали, то V корпусу пришлось бы туго.
Роберте был обеспокоен безопасностью генерала. Передовая линия отстояла от штаба корпуса всего на полкилометра, что «никак не соответствовало военным инструкциям».
Когда стемнело, Роберте разорвал пакет с полевым пайком и первый раз за весь день перекусил. Он раздобыл солдатское одеяло и укрылся под ним на ночь в кювете. Ему не спалось. Капитан думал: «Какой выдался денек! Если так будет и дальше, то мне войну не пережить».
Немецкого контрнаступления не было. Планы сражения, продуманные Роммелём на день «Д», остались неосуществленными. Тому много причин.
Первая. Фактор внезапности. В результате обманных действий операции «Фортитюд» немцы сосредоточили все свое внимание на Па-де-Кале. Они были уверены, что именно здесь произойдет главное сражение. Поэтому германское командование сконцентрировало основные бронетанковые силы на севере и на востоке бассейна реки Сены. Отсюда их было трудно перебросить для проведения контрнаступления в Нормандии.
Вторая. Замешательство. У немцев отсутствовала разведка с воздуха. Их совершенно запутали выбросы парашютистов в самых неожиданных местах, то здесь, то там, то где-нибудь еще. Телефонные линии перерезали бойцы Сопротивления. Командующие армиями, корпусами, дивизиями и даже отдельные полковые командиры находились на штабных учениях в Ренне. В результате немецкие войска оказались не только без достоверной информации, но и без лидеров. Не было на месте самого главного командующего — Роммеля, который добирался до Ла-Рош-Гийон на автомобиле. Еще одна плата за то, что немцы потеряли контроль над воздушным пространством. Роммель не осмелился воспользоваться самолетом.
Третья. В высшем военном командовании Германии царил полный хаос. Гитлер не доверял своим генералам, военачальники недолюбливали фюрера. Эта взаимная вражда была «королевским подарком» для союзников, точно так же, как привычка Гитлера много спать и строить воздушные замки (Wolkenkuckucksheim).
Правильно оценил и отреагировал на кризисную ситуацию лишь фельдмаршал Рундштедт, пожилой человек, «свадебный генерал», которым пренебрегали и Гитлер, и Верховное командование вооруженными силами Германии (Oberkommando des Wehrmacht — ОКВ), Еще за два часа до морского десанта он приказал, чтобы две резервные бронетанковые дивизии (12-я СС и «Лер») незамедлительно вышли в направлении Кана. Фельдмаршал принял такое решение, интуитивно понимая, что сброс парашютистов не является отвлекающим маневром (как в этом убеждали его некоторые штабисты). Он был уверен, что за ним последует высадка с моря: в Нормандии, либо на Кальвадосе, либо на Котантене. Рундштедт хотел послать «броню» именно туда.
Фельдмаршал не ошибался в оценке планов союзников. Он действовал решительно и четко. Но бронетанковые дивизии ему не подчинялись. Они являлись резервом ОКВ. Чтобы выиграть время, Рундштедт сначала приказал им выдвинуться, а затем запросил в ОКВ одобрения своих действий. В ОКВ не согласились с его решением. В 7.30 Йодль информировал Рундштедта, что дивизии не могут быть задействованы до тех пор, пока не поступит распоряжение Гитлера. А фюрер спал. Фельдмаршалу пришлось отменить свой приказ. Гитлер спал до двенадцати часов.
Две бронетанковые дивизии ждали дальнейших указаний все утро. Небо было закрыто тяжелыми облаками, и они могли бы продвигаться, не опасаясь ударов с воздуха. Только в 16.00 Гитлер разрешил использовать танковый резерв. К этому времени облака рассеялись, и союзнические истребители и бомбардировщики уничтожали все, что перемещалось внизу. Танкисты прятались в придорожных лесах в ожидании темноты, чтобы пойти дальше.
— Это замечательно, — сказал Гитлер, когда ему сообщили о вторжении в Нормандии. — Пока войска противника находились в Британии, мы не могли их уничтожить. Сейчас они здесь, и нам ничего не стоит их ликвидировать.
Фюрер под Зальцбургом устраивал прием для нового венгерского премьер-министра: на нем должны были присутствовать дипломаты не только из Венгрии, но и из Болгарии и Румынии. Им предстояло выслушать нотации Гитлера насчет того, что надо больше вкладывать в военную экономику Германии. Фюрер вошел в зал сияющий и воскликнул:
— Наконец началось!
После приема он подозвал к карте Франции Геринга и сказал:
— Они высаживаются здесь и здесь, именно там, где мы и ожидали!
Геринг не стал отрицать откровенную ложь. Министру нацистской пропаганды Геббельсу сообщили о сбросе парашютистов в 4.00.
— Слава Богу, наконец, — сказал он. — Это последний раунд.
Причины, почему Гитлер и Геббельс восприняли высадку союзников с некоторым облегчением, объясняет один из помощников Геббельса, который 10 апреля 1944 г. записал в своем дневнике: «Вопрос о том, произойдет вторжение союзнических войск на Западе или нет, доминирует на всех политических и военных совещаниях. Геббельс опасается, что союзники пока не осмелятся на этот шаг. Для нас промедление будет означать бесконечное, изнурительное ожидание, что, безусловно, скажется на выдержке и боеспособности наших войск. Наш военный потенциал не увеличивается, а сокращается. С каждым новым воздушным начетом уменьшаются запасы горючего». Нацистов раздражало то, что союзники наращивают свои силы в Англии, а люфтваффе и вермахт не в состоянии нанести по ним удар. Теперь их войска оказались в пределах досягаемости.
Но Гитлеру больше хотелось бомбить Лондон, нежели вести оборонительную войну. Для этого у него имелось оружие — самолет-снаряд V-1. Его испытали еще накануне Рождества в 1943 г. К июню 1944 г. снаряд был готов к запускам. V-1 представлял собой самолет с реактивным двигателем, способный нести боеголовку весом в одну тонну. Высокой точностью попадания снаряд не отличался (из 8000 снарядов, пущенных по Лондону, только 20 процентов достигли этого крупного города). Однако у него были хорошая дальность полета (250 км) и скорость 700 км в час, что делало самолет недоступным и для союзнической авиации, и для зениток.
