Собрание сочинений. Том 2 - Маркс Карл Генрих (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
Поскольку рабочие не почитают закона, а лишь подчиняются ему, когда они не в силах изменить его, то вполне естественно, что они хотят, по крайней мере, внести предложения об изменении закона, что они стремятся поставить на место буржуазного закона закон пролетарский. Таким законом, предложенным пролетариатом, и является Народная хартия (people's charter), документ, по форме чисто политический и требующий реорганизации палаты общин на демократических началах.
Чартизм есть концентрированная форма оппозиции против буржуазии. В деятельности союзов и в забастовках эта оппозиция всегда оставалась разобщённой; отдельные рабочие или группы рабочих боролись с отдельными буржуа. Если борьба принимала иногда общий характер, то большей частью независимо от намерения рабочих; в тех случаях, когда это делалось сознательно, в основе этого сознания лежал чартизм. В чартизме же против буржуазии поднимается весь рабочий класс, нападая прежде всего на её политическую власть, на ту стену законов, которой она себя окружила. Чартизм ведёт своё происхождение от демократической партии, которая развилась в 80-х годах XVIII века одновременно с пролетариатом и внутри его, приобрела силу во время французской революции и выступила после заключения мира как «радикальная» партия. Главным её центром были тогда Бирмингем и Манчестер, а раньше — Лондон. В союзе с либеральной буржуазией она вырвала у олигархов старого парламента билль о реформе и с тех пор стала всё более и более укрепляться как партия рабочая, противостоящая буржуазии. В 1835 г. комитет всеобщей Лондонской ассоциации рабочих (Working Men's Association) с Уильямом Ловеттом во главе составил проект Народной хартии, заключавший в себе следующие «шесть пунктов»: 1) всеобщее избирательное право для всех совершеннолетних мужчин, находящихся в здравом уме и не совершивших никакого преступления; 2) ежегодно переизбираемый парламент; 3) вознаграждение членов парламента, чтобы и неимущий мог принять депутатские полномочия; 4) выборы путём тайной баллотировки для устранения подкупа и запугиваний со стороны буржуазии; 5) равные избирательные округа, чтобы обеспечить равномерное представительство, и 6) отмена и без того чисто формального земельного ценза в 300 ф. ст. для депутатов, чтобы каждый избиратель имел также право быть избранным. — Этих шести пунктов, которые все касаются только конституирования палаты общин, как они ни невинны на первый взгляд, достаточно всё же для того, чтобы смести с лица земли английскую конституцию вместе с королевой и палатой лордов. Так называемые монархический и аристократический элементы в конституции могут существовать до сих пор лишь потому, что буржуазия заинтересована в сохранении их для видимости; ведь и тот и другой элемент существуют в настоящее время только для видимости. Но когда палата общин будет иметь за собой общественное мнение всей страны, когда она будет уже выражать волю не одной только буржуазии, а всей нации, тогда она настолько завладеет всей полнотой власти, что монарх и аристократия потеряют последние следы своего ореола святости. Английский рабочий не питает уважения ни к лордам, ни к королеве, между тем как буржуазия, хотя она на деле и мало считается с их мнениями, воздаёт каждому в отдельности божеские почести. Английский чартист в политическом смысле республиканец, хотя никогда или, по крайней мере, почти никогда не употребляет этого слова; он симпатизирует республиканским партиям всех стран, но охотнее называет себя демократом. Он больше чем просто республиканец; его демократизм не ограничивается областью чистой политики.
С самого своего возникновения в 1835 г. чартизм был распространён, конечно, главным образом среди рабочих, но он тогда ещё резко не отделялся от радикальной мелкой буржуазии. Радикализм рабочих шёл рука об руку с радикализмом буржуазии. Хартия была их общим лозунгом, они совместно устраивали свои ежегодные «национальные конвенты» и составляли, казалось, одну партию. Мелкая буржуазия, разочарованная результатами билля о реформе и застоем в делах в 1837–1839 гг., была в то время настроена очень воинственно и кровожадно, и потому пламенная агитация чартистов была ей очень по душе. Об энергичном характере этой агитации не имеют в Германии никакого представления. К народу обращались с призывом вооружиться и даже восстать. Изготовлялись пики, как некогда во времена французской революции. В 1838 г. в движении принимал участие, между прочим, некий проповедник из секты методистов, Стефенс, который произнёс перед населением Манчестера такую речь:
«Не бойтесь силы правительства, не бойтесь солдат, штыков и пушек, которые имеются у ваших угнетателей, — в ваших руках средство гораздо более мощное, чем всё это, — оружие, против которого ни штыки, ни пушки ничего поделать не могут. И этим оружием может овладеть десятилетний ребёнок. Достаточно взять несколько спичек и пучок соломы, облитой смолой! Хотел бы я посмотреть, что сделает правительство со своими сотнями тысяч солдат против этого оружия, если только его смело пустить в ход!»{151}
Но в то же время обнаружился уже тогда своеобразный социальный характер чартизма рабочих. Тот же Стефенс на собрании 200 тыс. человек на Керсолл-Муре, упомянутой уже нами «Священной горе» Манчестера, сказал следующее:
«Чартизм, друзья мои, не вопрос политический, в котором дело идёт о завоевании для вас избирательного права и пр.; чартизм — это вопрос ножа и вилки; Хартия — это значит хорошее жилище, хорошая еда и питьё, хорошая заработная плата и короткий рабочий день».
Поэтому движение против нового закона о бедных и за десятичасовой билль находилось уже и тогда в самой тесной связи с чартизмом. На всех митингах того времени выступал тори Остлер, и наряду с национальной петицией о Народной хартии, принятой в Бирмингеме, выдвигались сотни петиций об улучшении социального положения рабочих. В 1839 г. агитация продолжалась не менее оживлённо, и, когда она к концу года стала несколько ослабевать, Басси, Тейлор и Фрост поспешили организовать восстание одновременно в Северной Англии, в Йоркшире и Уэльсе. Фросту пришлось начать восстание слишком рано, так как его планы были предательски раскрыты, и потому он потерпел неудачу. Организаторы восстания на Севере успели узнать о неудачном исходе попытки Фроста и вовремя отступили, Два месяца спустя, в январе 1840 г., в Йоркшире произошло несколько так называемых полицейских мятежей (spy-outbreaks)[114] — как, например, в Шеффилде и Брад-форде, — и затем возбуждение мало-помалу улеглось. Между тем буржуазия направила свои силы на более практичные и более выгодные для неё проекты, именно на борьбу с хлебными законами. В Манчестере образовалась ассоциация для борьбы против хлебных законов, и следствием её возникновения явилось ослабление связи между радикальной буржуазией и пролетариатом. Рабочие скоро поняли, что отмена хлебных законов принесёт им мало пользы, между тем как для буржуазии она очень выгодна, а потому буржуазии не удалось добиться от них поддержки проекта. Начался кризис 1842 года. Возобновилась такая же оживлённая агитация, как в 1839 году. На этот раз в ней принимала участие и богатая промышленная буржуазия, очень сильно страдавшая от этого кризиса. Лига против хлебных законов, как стала называться организованная манчестерскими фабрикантами ассоциация, приняла весьма радикальный, боевой характер. Её печать и агитаторы заговорили неприкрытым революционным языком, что объяснялось между прочим и тем, что с 1841 г. у власти стояла консервативная партия. Как раньше чартисты, так теперь Лига стала открыто призывать к восстанию, а рабочие, больше всех страдавшие от кризиса, тоже не оставались бездеятельными, как это показывает национальная петиция этого года, под которой стояло 31/2 миллиона подписей. Одним словом, если между обеими радикальными партиями раньше было некоторое отчуждение, то теперь они вновь заключили союз. 15 февраля 1842 г. на совместном собрании либералов и чартистов в Манчестере был составлен проект петиции с требованием как отмены хлебных законов, так и принятия Хартии; эта петиция была на следующий день одобрена обеими партиями. Весна и лето прошли под знаком бурной агитации, в обстановке растущей нищеты. Буржуазия имела твёрдое намерение воспользоваться кризисом и вызванными им нуждой и общим возбуждением, чтобы покончить с хлебными законами. Так как на этот раз у власти были тори, то буржуазия почти отказалась от дорогой её сердцу законности; она хотела революции, но руками рабочих.
