Записки (ноябрь 1916 года - ноябрь 1920 года) - Врангель Петр Николаевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
Как я имел уже случай упомянуть, слежка за старшими командными лицами, включительно до ближайших помощников Главнокомандующего, велась ставкой систематически. Получив от полковника Артифексова должный отпор, Карташев попытался объяснить свои слова недоразумением и попыток своих не возобновлял.
Теперь оба брата Карташевы, объезжая с генералом Шкуро станицы, вели против меня самую ярую агитацию, распространяя слухи о том, что я готовлю "переворот" с целью "провозгласить в России монархию" и "призвать немцев" (генерал Науменко ознакомил меня с рядом донесений контрразведывательного отделения кубанского войскового штаба, не оставлявших сомнений в вышеизложенном). В основу этих бессмысленных инсинуаций ложился явно подлый расчет - произвести соответствующее впечатление с одной стороны на "демократическую" общественность, а с другой на англичан. Начальник штаба Английской миссии, ведающий дипломатической частью, генерал Кийз находился как раз на Кубани и, надо думать, не без указаний из Лондона, ловил рыбу в мутной воде, усиленно за последнее время заигрывая с кубанскими самостийниками. О данном Главнокомандующим генералу Шкуро поручении, мне ничего известно не было. Отношение мое к генералу Шкуро было известно генералу Деникину и не могло не быть известным и самому генералу Шкуро.
При создавшейся политической обстановке, выполнение возложенной на меня Главнокомандующим задачи, при отсутствии со стороны ставки должной поддержки, становилось, конечно, невозможным. Вместе с тем, я не считал возможным уклониться вовсе от работы. Я решил подробно ознакомиться с разработанными войсковыми штабами планами мобилизации и формирования кубанских и терских частей, дать соответствующие указания и необходимые инструкции командирам корпусов для дальнейшей работы их на местах, после чего, наладив дело, от него отойти. Я предупредил генерала Науменко, что на следующий день буду в войсковом штабе, где прошу начальника штаба сделать доклад по намеченным штабом мобилизации и формированиям, и что прошу к этому времени прибыть в штаб его, генерала Науменко, генерала Улагая и генерала Шкуро. Оказалось, что генерал Улагай также лежит в тифу. На другой день утром прибыл ко мне генерал Шкуро. Он с напускным добродушием и нарочитой простоватостью начал жаловаться на "строгое" мое к нему отношение:
- "Сам знаю, что виноват, грешный человек, люблю погулять и выпить. Каждому из нас палка нужна. Треснули бы меня по голове, я бы и гулять бросил, а то гляжу, командующий армией, наш Май, первый гуляет, ну нам, людям маленьким, и сам Бог велел..."
Мне стало мерзко и я поспешил закончить разговор.
В то же утро был у меня генерал Кийз. Он произвел на меня весьма неприятное впечатление, недоброжелательного и неискреннего человека. В разговор он весьма осторожно пытался критиковать действия главного командования, надеясь, вероятно, встретить во мне поддержку. Он обвинял генерала Деникина в недостаточной твердости, с одной стороны, и политической гибкости, с другой, указывая на то, что непримиримостью своей политики Главнокомандующий отталкивает готовых оказать нам всяческое содействие поляков, что будто бы Балканские славяне готовы были бы, при известных шагах с нашей стороны, нас поддержать. Вскользь затронул он вопрос о взаимоотношениях главного командования с казачеством, "справедливо желающим осуществить свои национальные чаяния".
Не встретив с моей стороны поддержки, он искусно перевел разговор на другую тему и стал сетовать на отсутствие единения между русской эмиграцией и на неудачный подбор наших дипломатических представителей, на которых, по его словам, в значительной мере падала вина за безразличное или враждебное отношение к белому движению за границей. Он, видимо, хотел переложить на нас самих ответственность за новый, открыто враждебный белому движению, курс английской политики.
Разработанный войсковым штабом мобилизационный план я полностью одобрил, внеся лишь несущественные поправки. По расчетам штаба, Кубань могла в течение шести недель выставить до 20 000 конницы, намечалось формирование трех корпусов.
Казаками Ейского и Таманского отделов должны были быть укомплектованы полки корпуса генерала Топоркова. Генерал Науменко должен был собирать казаков линейцев и лабинцев. Генерал Шкуро - казаков Баталпашинского отдела. Мы наметили и обсудили совместно главнейшие вопросы, дальнейшая работа должна была вестись на местах.
Вечером я выехал в Пятигорск, где, совместно с генералом Эрдели, войсковым атаманом генералом Вдовенко и начальником терской дивизии генералом Агоевым, также разработал меры по укомплектованию терских частей.
Из разговоров с казачьими правителями Терека и Кубани я вынес убеждение, что и здесь не верили в возможность восстановления генералом Деникиным нашего положения. Но если и я, и другие помощники Главнокомандующего в тревоге за участь нашего дела предлагали те или иные стратегические решения, указывали на желательность тех или иных мероприятий, на необходимость замены оказавшихся не на месте лиц, то среди казачьих верхов возможность спасти положение видели в реорганизации самой власти. С отходом армий в казачьи пределы выдвигались предложения о создании общеказачьей власти, самостоятельной в вопросах политики внутренней и внешней. За Главнокомандующим предполагалось оставить лишь оперативное руководство войсками.
Вечером 24-го декабря я выехал в Кисловодск с тем, чтобы на следующий день ехать в Батайск, где в поезде находился Главнокомандующий.
Мы собирались в вагоне встречать сочельник, когда к дебаркадеру Кисловодского вокзала подошел ярко освещенный поезд. В Кисловодск прибыл навестить проживавшую там свою семью генерал Шкуро. Гремели трубачи, на площадках и окнах вагонов мелькали волчьи папахи. Генерал Шкуро зашел ко мне, чтобы просить меня с женою отобедать у него 25-го. Мы пытались отказываться, однако он настаивал, что сочтет себя обиженным в случае нашего отказа. Пришлось согласиться. Отобедав у генерала Шкуро, я вечером выехал в Батайск.
