Царь грозной Руси - Шамбаров Валерий Евгеньевич (книги бесплатно читать без TXT) 📗
Успешно развивалось и дело Строгановых на Каме. Здесь возникали деревни, соляные варницы. В 1560 г. Строгановы основали монастырь во имя Преображения Господня (позже он стал называться Пыскорским), выделив ему несколько варниц и большие угодья — за это монахи должны были молиться о здравии Ивана Васильевича и его рода. В монастыре на старости лет принял постриг и глава семьи Аника Федорович. И Строгановым было за что воссылать молитвы о царе. Оценив, что эксперимент с «частным» освоением земель удался, Грозный смело стал расширять его. В 1564 г. дозволил промышленникам основать второй городок, Кергедан, он же Орел-городок, ставший «столицей» Строгановых. В 1568 г. государь выделил им дополнительно более 4 млн. десятин земли, были построены Нижний Чусовской городок, Сылвенский и Яйвенские острожки.
Иван Васильевич оказывал Строгановым всемерное покровительство. Принял их со всеми городками в опричнину. Запретил англичанам лезть в их владения и торговать там. Кроме пермских земель, приказал отвести промышленникам на Ваге болота с железной рудой, чтобы они развивали металлургическое производство, за это взимался оброк по полуполтине с каждой построенной домницы. Но такое сотрудничество получалось выгодным не только для предпринимателей, для государства тоже. Армия получала оружие, хозяйство — железные инструменты. Царь привлекал Строгановых в качестве надежных и опытных правительственных агентов при продаже казенной соли, хлеба. Они оказывали большую помощь в период голода, нанимали за свой счет воинов в трудные моменты войны, а во время восстания казанцев 1572–1573 гг. выставили собственную дружину.
И все же восточные границы оставались неспокойными. Ногайцы после разгрома под Москвой согласились подтвердить договор о дружбе, но соблюдать его не спешили. Не упускали случая пограбить русских, втягивали в набеги своих соседей-башкир. А сибирский хан Кучум в течение 7 лет признавал себя вассалом царя. Но признавал лишь до того момента, пока он вел войны, покоряя местные племена. В 1570 г. Кучум наконец-то сумел прочно утвердиться на сибирских землях, а вскоре еще и узнал о сожжении Москвы. Счел, что заискивать перед Россией больше нечего, и подло умертвил посла Третьяка Чубукова, приехавшего к нему за очередной данью. После этого хан принялся мутить воду среди тех же ногайцев и башкир, нападать на пермские земли.
В 1574 г. Иван Грозный срочно вызвал к себе Григория и Якова Строгановых, выдав им специальную «подорожную на 2 лошади», беседовал с ними и поставил задачу: занять и укрепить места «где собираются ратные люди салтана Сибирского». Требовалось вести с ними борьбу, а подданных России «вогуличей от нападок и наездов татарских защищать». Для этого Строгановым предоставлялись новые пожалования, уже за Уралом, «в Сибирской украине». Им дозволялось самим изготовлять оружие, отливать пушки, «принимать всяких чинов людей, города и крепости строить, а на оных держать пушкарей и пищальников». И в Сибири люди Строгановых основали укрепленную слободу Тахчеи.
А чтобы установить контроль над Южным Уралом, была направлена экспедиция воеводы Ивана Нагого. Она состояла из детей боярских, стрельцов, а основную силу составляли казанские казаки. В 1574 г. отряд заложил на реке Белой Уфимское укрепление. С казачьего гарнизона этой крепости берет свое начало Оренбургское Войско. Правда, до основания Оренбурга было еще далеко, но и это Войско родилось при Иване Грозном. При определении его старшинства был выбран как раз 1574 г. — образование уфимской казачьей общины [150].
50. В СОЮЗЕ С ИМПЕРАТОРОМ
В 1575 г. был раскрыт еще один заговор против царя. О нем до нас дошло слишком мало сведений, никаких официальных документов не сохранилось. Наличие заговора подтверждали англичанин Горсей, австрийский посланник Принц. Известно, что крамольники намеревались убить государя и его сыновей. Но мы не знаем, какие планы они вынашивали, кого предполагали возвести на трон, каким образом были раскрыты. Судя по количеству репрессированных, заговор был довольно узким. В августе был казнен один из приближенных Ивана Грозного, Борис Тулупов с несколькими соучастниками, а позже, осенью, предали смерти еще 9 человек. Среди них были представители высшей знати — боярин Петр Куракин, окольничие Бутурлин, Бороздин, четверо священнослужителей во главе с архиепископом Новгородским Леонидом. Отсюда видно, что заговор опять был связан с какой-то ересью — может быть, жидовствующими, а может, сторонниками унии. Причем эти 9 осужденных были обезглавлены в Кремле на Соборной площади — факт довольно необычный, ранее уже отмечалось, что в центре Москвы казни, как правило, не совершались.
Всего же покарали 15–20 человек. Но разные авторы, конечно, постарались увеличить количество. На репрессии не преминул отреагировать Курбский. Ему в данное время очень требовалось, чтобы пошире, помасштабнее. В Польше шли избирательные кампании, и изменнику было никак не с руки, если корону вдруг получит государь, от которого он сбежал. Князь примкнул к «анти-русской» партии, активно помогал агитации против Грозного, писал для этого «Историю о великом князе Московском». Хотя его «данные» сплошь и рядом расползаются по швам. Например, он причислил к казненным архимандрита Феодорита, а даже безоглядному почитателю Курбского Карамзину пришлось признать: Феодорит, просто удалился из монастыря и «мирно преставился в уединении» [49]. Аналогичным образом «казненными», а потом «воскресшими» и получавшими важные назначения, оказываются боярин Морозов со всей родней, целая плеяда Бутурлиных, Куракиных. Судя по всему, Курбский напропалую пополнял списки «жертв» всеми, о ком до него доходили слухи, что они умерли, добавлял и просто опальных, сосланных.
Однако осенью 1575 г. произошло еще одно событие, над которым до сих пор ломают головы историки. Иван Грозный неожиданно объявил «великим князем Всея Руси» Симеона Бекбулатовича. Это был тот же Саин-Булат, неоднократно упоминавшийся в прошлых главах. Он происходил из рода Чингизидов, был потомком последнего хана Золотой Орды Ахмата, в 1570 г. Иван Васильевич поставил его служилым царем над касимовскими татарами. Он участвовал походах против ливонцев и шведов, проявил себя прекрасным военачальником и верным помощником царя. В 1573 г. он принял крещение с именем Симеона, женился на дочери князя Мстиславского. Теперь же государь вдруг посадил его на русский трон, а сам принял титул «князя московского, псковского и ростовского».
К своему выдвиженцу Грозный начал обращаться с подчеркнутым почтением, низко кланялся, писал ему — «государю великому князю Всея Руси Симеону Бекбулатовичу Иванец Васильев с своими детишками Иванцом да Федорцом челом бьют». На заседаниях Думы царь стал садиться далеко от трона, вместе с боярами. Но при этом он опять сформировал собственный удел, включил в него ряд городов и волостей. Испросив «разрешения» у Симеона, «перебрал» детей боярских в этом уделе, кого-то оставил, кого-то переселил. Была создана и дворовая дума из бояр Трубецкого и Шереметева, четверых окольничих и восьми думных дворян… Вот и гадают исследователи: что же это было? Зачем? Одни называют случившиеся перемены «новой опричниной» [51, 138]. Другие квалифицируют как «антиопричнину» — обосновывая, что часть земель, взятых в удел, раньше в опричнину не входила [36].
Но на самом деле обе точки зрения критики не выдерживают. Ведь при опричнине царь никому не уступал престол. В 1575 г. не произошло разделения Думы на «опричную» и «земскую». Иван Грозный продолжал посещать Боярскую Думу, только на трон не садился. А при нем действовала обычная «ближняя дума». Когда «великое княжение» Симеона Бекбулатовича кончилось, она не была расформирована. И удел Ивана Васильевича тоже не был упразднен — эти земли получили статус дворовых, они обслуживали нужды царского двора. Дворовые земли существовали при всех последующих царях, и никто их «опричниной» не считал. Что касается «перебора» детей боярских, то вполне естественным было желание государя собрать на своих землях надежных, проверенных людей. Они составили личный полк Ивана Грозного, но, в отличие от опричников, никаких особых прав не получили. Потому что чрезвычайное положение на этот раз не вводилось. Несомненно, царь учел и прежний опыт, когда исключительные полномочия оказывались слишком сильным искушением для многих людей, портили их. Повторять этого он не стал.
