Гильотина для бесов: этнические и психогенетические аспекты кадровой политики 1934-2000 гг - Перин Роман Людвигович
Еврейских рабочих, интеллигентов, ремесленников, бегущих от фашистского варварства, Вы равнодушно предоставили гибели, захлопнув перед ними двери нашей страны...
Мне было трудно рвать последние связи не с Вами, не с Вашим обреченным режимом, а с остатками старой ленинской гвардии, в которой я пробыл без малого 30 лет, а Вы разгромили ее в три года...» (Цитируется по: «Неделя» №26, 1988).
Плохим дипломатом был Раскольников, он не понимал Сталина и его политических ходов. Все, что он ставил в вину будущему генералиссимусу, и являлось подготовкой ко Второй Мировой войне. Сталину нужны были невские и суворовы, а не ленинцы и троцкисты. Народ был готов платить высокую цену, соглашаясь на принцип: пусть будут посажены трое невинных ради одного виновного! В дни сегодняшние народ вновь готов платить эту цену, ибо душа жаждет справедливости и мести за все тяжкие испытания и унижения. Что же говорить о тех годах, когда народ искупали в собственной крови, и сотни тысяч палачей взобрались на его шею.
После убийства любимца Сталина, «брата» Кирова, был поставлен вопрос о применении пыток на допросах. На убийстве Кирова стоит немного остановиться. Практически все демократические историки убийство Кирова повесили на Сталина и НКВД, упиваясь «сталинским иезуитством». Но вот 6 октября 2000 г. грянул гром: по ОРТ был показан фильм С. Медведева «Чисто партийное убийство». На основании документов ранее засекреченного НКВД-КГБ дела убийцы Кирова Николаева можно сделать однозначный вывод, что Николаев был убийцей-одиночкой, движимый ревностью и местью больного человека. Никаких следов заговора против Кирова не просматривается, не смогли их найти и во времена борьбы с «культом личности». Кстати, Николаев был типичным вырожденцем и дегенератом: рост 150 см, узкие плечи, руки до колен. Сталин был взбешен убийством Кирова. Отсюда и радикальные меры по проведению расследования с применением пыток. К тому же, Сталин изменил бы себе, если бы не использовал смерть Кирова в чистке рядов партии, которую он давно готовил. Гибель Кирова просто ускорила этот процесс. Некоторые исследователи пишут, что против пыток выступила старая гвардия ЧК, включая и наркома НКВД (1934-1936) Генриха Ягоду. Но «исследователи» не говорят, почему эти закаленные садисты вдруг выступили против пыток. Нельзя же говорить о их гуманности, ведь «иглы под ногти» была самой невинной пыткой в ЧК. А суть вопроса была в том, что пытать придется не русских офицеров и мужиков, а своих. И самое страшное заключалось в том, что они под пытками начнут говорить! Говорить они начали и без пыток. Если почитать стенограммы судебных заседаний той поры, то мы увидим истеричные раскаяния и безмерные предательства своих же товарищей. Некоторые подсудимые называли до 70 человек, вовлеченных лично ими в заговор. Чтобы избежать пыток, наверное, достаточно было признать свою вину и назвать несколько человек из личного окружения. Но 70 человек! Под сталинским натиском «ленинская гвардия» дрогнула. По словам дочери застрелившегося в мае 1937 г. председателя Реввоенсовета СССР Я.Б. Гамарника, опубликованным в «Комсомольской правде» от 14 мая 1988 г., «из окон Дома на Набережной каждую ночь люди выбрасывались...». Даже Э. Радзинский вынужден признать, что «ленинские гвардейцы» пожирали друг друга с необычайным энтузиазмом и изощренным садизмом, хотя к большинству из них не применялись методы физического воздействия и в период следствия они содержались в приличных условиях.
Весь 1938 г. отмечен большими судебными процессами над «врагами народа», меняется и руководство ЦК ВЛКСМ. Надо отметить, что все судебные процессы над «врагами народа» были открытыми и широко освещались в печати. Сейчас очень актуально вспомнить некоторые пункты Обвинения, предъявленные «правотроцкистскому блоку»:
«Свержение существующего в СССР социалистического строя, реставрация капитализма, расчленение Советского Союза, отрыв от него Украины, Средней Азии, Белоруссии, Грузии, Азербайджана, Армении и Приморского края». (Цит. по: Л. Белади, Т. Краус. Сталин. «Политическая литература», М., 1990).
После 1991 г. эти обвинения против «невинных жертв» звучат более чем понятно!
Тыловые крысы
Когда к Сталину обращались за помощью родственники и друзья арестованных или осужденных, то Сталин с присущим ему юмором, в котором всегда была большая часть правды, отвечал: «Ну, что я могу поделать, товарищ? У меня самого многие родственники и друзья сидят».
Покойный журналист Артем Боровик, пытаясь постичь психологию «необъяснимых» поступков Сталина при ликвидации высокопоставленных государственных чиновников, словом и делом преданных Сталину, в своей статье «Жестокие забавы вождя» («Совершенно секретно» №3, 2000) приходит к странному выводу, столь присущему многим демократическим «исследователям»:
«...вот и теряйся теперь в догадках – к чему это сотворил ваш гениальный вождь? Посмеивался над удивлением и растерянностью интеллигентов, которые, трясясь от страха, шепотом задавали друг другу вопросы, на которые не было ответа, старались выстроить логическую цепь рассуждений великого кормчего. А цели этой просто-напросто не было. А была приятная маленькая забава. Небольшое приятное развлечение. Ну а что попутно уничтожен человек, причем выдающийся человек, – кто же обращает внимание на такие мелочи?!».
Трудно не заметить, что «выдающийся» писатель и журналист не блистал своим ремеслом, не говоря уже о политическом мышлении. Что это за «просто-напросто», «приятная маленькая забава», как будто речь идет о юном онанисте, а не о руководителе огромной Империи.
В 1937-38 гг. масштабным чисткам подверглась пятая часть общей численности командиров и политработников Красной Армии, около половины командиров полков, почти все командиры дивизий и бригад, все командиры корпусов и командующие военных округов. Эти данные не скрывались Сталиным. Надо заметить борцам со сталинским «антисемитизмом», что огромное количество евреев, имеющих высокие офицерские звания, осталось в армии на своих должностях. Правда, в своем большинстве это были люди тыла и штабов. О последующей неизбежной конфронтации, возникшей после войны между фронтовиками и «тыловыми крысами», хорошо написал в своем романе «Оккупация» (СПб., «ЛИО Редактор», 2000) русский писатель Иван Дроздов:
«– Вот тебе артиллерист настоящий и писать умеет – оформляй его в газету. Нам во Львове литсотрудник нужен.
И ушел подполковник, а старший лейтенант долго рассматривал меня, точно я приведение, потом спросил:
– У вас есть высшее образование?
– Нет.
Старший лейтенант морщил свой тонкий крючковатый нос, выражая недовольство моим присутствием, и потом, не поворачиваясь ко мне, проскрипел сиплым прокуренным голосом:
– Как же вы... без образования в журналистику идете? Журналист это же... ну, вроде как маленький, начинающий писатель. А?.. Отказались бы.
– Как вы скажете; можно и отказаться.
Старший лейтенантик сказал лишь одно слово «Подождите» и вышел. Через минуту возвратился вместе с подполковником. Тот был взволнован, кричал:
– Вечно вы!.. Как русский, так вам диплом подавай. А где он учиться мог – тебя он на фронте защищал! А твои соплеменники, между прочим, в Ташкенте отсиживались, да в институтах учились...
– Ты есть в редакции первый Иван и ты будешь последним!
Я продолжал свой путь. Эта фраза Арустамяна осталась для меня непонятной. А она, между прочим, оказалось пророческой: четверть века спустя я буду уходить из редакции «Известий» и мне вдогонку скажут: «Последний Иван». Да, я как капитан корабля во время катастрофы покину судно последним. Иванов в русской журналистике уже не оставалось, на смену им пришли инородцы, которых главный чекист страны Крючков назовет «агентами влияния». Но тогда, в начале 1947-го, до того времени было далеко. Тогда у руля великой империи стоял Сталин. Он произнес здравницу в честь русского народа, – наверное поэтому в редакциях газет стали появляться Иваны. Великий грузин смотрел далеко, он хорошо знал природу сил, затевавших уже тогда с нами Третью Великую войну, в которой главным орудием будут средства информации – предусмотрительно выдвигал Иванов на переднюю линию боев. Откуда мне было знать, что я и явился, может быть, Первым Иваном, брошенным на передний край уже тогда закипавшей битвы».
