Полвека с небом - Савицкий Евгений Яковлевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Примерно в то же время, когда Фокин придумал свою шторку, возникла идея создать наземный тренажер для обучения полетам по приборам. Все в нем происходило примерно так, как и на настоящем самолете. Летчик в зависимости от показаний приборов работал рулями, сектором газа, делал, словом, все, что полагалось, так, как если бы находился в воздухе, оставаясь между тем у себя в классной комнате.
Но основная учеба шла, конечно, в небе. И тут Як-11, снабженный шторкой Фокина, долгое время был просто незаменим. Он настолько пришелся к месту, настолько полюбился летчикам, что каждая машина была буквально нарасхват. И чтобы удовлетворить всех желающих, мы стремились максимально полно использовать летное время за счет закрепления за самолетом по два, а то и по три экипажа. Именно Як-11 позволил нам, не выжидая лучших времен, начать в широком масштабе переучивание летчиков на полеты по приборам. Самолет этот, на мой взгляд, вполне заслужил, чтобы поставить его на постамент в качестве памятника.
Число инструкторов, овладевших полетами в сложных метеорологических условиях, быстро росло. Параллельно осваивались такие полеты и на боевых реактивных истребителях. В числе первых, кто овладел этим искусством, были А. И. Покрышкин, И. Н. Кожедуб, В. В, Фокин, А. В. Карих, И. Т. Бригидин, А. И. Новиков. У всех у них было чему поучиться.
Особенно много полезного мне довелось перенять у полковника Бригидина. Он в то время, пожалуй, был единственным, кто уверенно выполнял все фигуры высшего пилотажа над центром аэродрома в закрытой колпаком кабине МиГ-15. Далеко не всякому летчику дано было даже понять, как он это делал, не говоря уж о том, чтобы самому откручивать весь каскад фигур высшего пилотажа, практически оставаясь на одной точке — не выходя, во всяком случае, из пространства над центром аэродрома.
Помню, какое впечатление произвело на летчиков одной из расположенных на юге частей ПВО, когда я продемонстрировал им такой полет, чтобы, используя все тот же метод личного примера, ускорить обучение полетам на реактивных истребителях по приборам вне видимости земли. Сперва многие из них попросту не поверили, решив, будто тут не все чисто.
Сев в переднюю кабину, я наглухо закрыл ее шторкой Фокина, затем прямо на земле опломбировали, а в заднюю, оставшуюся открытой кабину сел один из местных летчиков, командир звена. Он и поднял самолет в воздух. А затем передал управление мне. Набрав высоту, я приступил к выполнению фигур высшего пилотажа в центре над аэродромом, где, как знал, собрались все летчики этой части. Мне, разумеется, кроме приборов, ничего не было видно, а контролировавший меня летчик мог наблюдать как за моими действиями, так и за обстановкой в воздухе. Для него все это выглядело как какой-то малопонятный цирковой фокус. Машина делала петли и бочки, входила в виражи, разгонялась на пикирований и вновь набирала высоту, а аэродром с толпой зрителей неизменно оставался под ее крылом, будто самолет был привязан к некоей точке в пространстве незримым для глаз прочным тросом. Стрелки на приборах то и дело меняли свое положение, но их суматошная пляска мало что могла объяснить сидевшему сзади меня командиру звена. Он лишь видел со своего места, как неотрывно наблюдаю за приборной доской я.
Когда самолет после посадки рулил по рулежной дорожке к месту стоянки, то сквозь щелку позади себя я видел, как столпившиеся летчики с помощью жестов нетерпеливо спрашивали командира звена: открывал, дескать, я во время пилотажа над аэродромом шторку или не открывал? Мне стало смешно, и я обратился по самолетно-переговорному устройству:
— Передайте пилотам, что шторку я не открывал. Работал по приборам. И открывать ее пока не буду. Пусть сомневающиеся сами проверят сохранность пломбировки.
Теперь даже самому не верится, но летчики действительно подходили по очереди к самолету, чтобы лично убедиться в отсутствии какого-нибудь подвоха. Вот до чего сложным, даже непостижимым казался тогда пилотаж подобного рода.
Сдерживая улыбку, я открыл наконец фонарь и спросил:
— Ну как, все убедились? Поверите теперь в приборы?
— А куда денешься! — раздался в ответ чей-то все еще недоумевающий голос. — Выходит, в самом деле можно летать.
А в стороне между тем шел настоящий допрос с пристрастием. Окружив успевшего вылезти из кабины командира звена, летчики наседали на него со всех сторон. До меня отчетливо доносились их возбужденные голоса:
— Ну как он? Что он там, в воздухе, делал? Сам-то ты внимательно за ним следил?
— Внимательней некуда: самому интересно! — заверял всех командир звена.
— Ну и что? Да не тяни, рассказывай!
— А ничего. Уткнулся генерал в приборы, а сам шурует вовсю ручкой управления да сектором газа. И все дела!
— По как же он над центром аэродрома все время держался?
— А вот этого я и сам не понял, — чистосердечно признался под общий смех командир звена. — И гоготать нечего, не в цирке все-таки.
Тогда летчики обратились ко мне.
Я объяснил, что использовал наземные приводные радиостанции, положение их сигнала у себя по приборам, точный отсчет времени, строгое выполнение всех режимов.
— А сколько же нужно тренироваться, чтобы вот так летать? — спросил один из комэсков. — Именно так, товарищ генерал-полковник, как вы только что нам показали?
— Для начала, думаю, надо овладеть хотя бы простыми полетами по приборам, — сказал я и добавил: — А вы, уверен, с этим быстро справитесь. Раз уж желание такое обнаружилось…
Все, в том числе и задавший вопрос командир эскадрильи, дружно рассмеялись. Причем в смехе отчетливо слышалась нотка облегчения. Раз, дескать, другие летают… Сами же, словом, видели!
Почувствовал облегчение и я: не зря ехал! Во всяком случае, в главном не ошибся. Полк вскоре овладел техникой пилотирования по приборам и успешно летал в сложных погодных условиях.
Но случилось все это несколько позже. А пока учить приходилось не летный состав частей, а его будущих наставников. На одном из аэродромов у нас действовала учебная часть по подготовке инструкторов, которым предстояло обеспечить процесс переучивания строевых летчиков.
