Жатва скорби - Конквест Роберт (лучшие книги .TXT) 📗
По всей вероятности Василий Гроссман имеет в виду Эррио, когда пишет о «французе, знаменитом министре», посетившем колхозный детсад и спросившем у детей, что они ели на обед. Дети ответили: «Куриный бульон с пирожками и рисовые котлеты». «Куриный бульон! Котлеты! А в нашем колхозе они съели всех земляных червей!» – восклицает Гроссман. И он возмущенно говорит о том «театре», который из всей этой ситуации устроили власти[ 22].
Переводчик, выделенный для Эррио, профессор Сиберг из Института иностранных языков в Киеве, как стало позднее известно, был арестован и приговорен к пяти годам заключения в карельском лагере за «тесные связи» с французом[ 23].
В другой раз делегация американцев, англичан и немцев приехала в Харьков. Этому предшествовал широкий рейд по поимке нищих крестьян. Их погрузили в машины и просто выбросили в пустом поле далеко за городом[ 24]. Турецкая миссия, возвращавшаяся домой, должна была по распорядку дня обедать на узловой станции Лозовая. В порядке подготовки к этому обеду трупы и умирающие были погружены в машины и вывезены неизвестно куда. Всех остальных увели за восемнадцать миль от города и запретили возвращаться. Станцию вычистили и привезли хорошеньких «официанток» и «публику»[ 25].
Таким образом, потемкинский метод оказался очень пригоден для обмана людей с международной известностью, хотя мало кто из них достиг таких вершин, как Бернард Шоу, заявивший: «Я не видел в России ни одного голодного человека, молодого или старого. Или их просто набили как чучел? Или их упитанные щеки набили ластиком изнутри?»[ 26] (Бернард Шоу умудрился даже сказать – или так, по крайней мере, писала советская пресса, – что «в СССР, в отличие от Англии, существует свобода вероисповедания».)[ 27]
Как интересный вариант обмана, один из сочувствующих режиму рассказывает поразительную историю (она подробно излагается Веббами как свидетельство отсутствия голода). Группа иностранных посетителей услышала разговоры о том, что в деревне Гавриловка все мужчины, кроме одного, якобы умерли от голода. Они тут же направились туда «для расследования», побывали в отделе регистрации, у священника, в местном совете, у судьи, у учителя и «у всех крестьян, которые им встретились». Они обнаружили, что трое из 1100 жителей деревни умерли от тифа, после чего были приняты срочные меры, чтобы предотвратить эпидемию, и ни один человек не умер от голода[ 28]. Проницательный читатель увидит по крайней мере три способа объяснить, почему это все было прямым надувательством. Но даже если бы это оказалось правдой, как она может опровергнуть прямые свидетельства очевидцев, подобных Магариджу и всем остальным?
Но, возможно, куда более предосудительно то, что такие методы, прямо или косвенно, сработали, и с помощью известных ученых удавалось соответственно информировать интеллектуальный Запад.
Сэр Джон Мейнард, бывший в то время ведущим английским специалистом по советскому сельскому хозяйству, так высказывает свое мнение о человеческих потерях в период коллективизации: «Картины эти ужасающи, но мы сумеем составить себе правильное представление о вещах, только если будем помнить, что большевики задались целью вести войну, – войну против классового врага как войну против вражеской страны, и потому прибегали к методам ведения войны.»[ 29] Когда дело доходит до 1933 года, то он как очевидец, посетивший описываемые области, прямо заявляет: «Всякое утверждение о бедствии, сравнимом с голодом 1921–1922 гг., является, с точки зрения настоящего писателя, посетившего Украину и Северный Кавказ в июне–июле 1933 года, необоснованным.»[ 30]
Еще более поразительным было «исследование» старейшин западной общественной науки Сиднея и Беатрисы Вебб в их большой работе, обобщающей события и процессы, происходящие в Советском Союзе.[ 31]
Они посетили страну в 1932-м и 1933 гг. и проделали огромную работу, чтобы создать полную, здравую и научно документированную книгу о том, что в ней происходит.
Начнем с того, что они относятся к крестьянству с той же враждебностью, какую мы отмечали у большевиков. Веббы говорят о «характерных для крестьян пороках, таких как алчность, хитрость, о вспышках запоя с последующими периодами праздности». Они одобрительно говорят о намерении превратить этих отсталых людей в «общественно полезных соратников в работе над намеченным планом справедливого распределения между ними общественного продукта.»[ 32] Они говорят даже о «частично насильственной» коллективизации, являющейся «конечной стадией» крестьянских восстаний 1917 года![ 33]
«Целью коллективизации было „искоренение десятков и даже сотен тысяч семей ненавистных всем кулаков и непокорных донских казаков“[ 34]. (Какой-то отрывок официальной пропаганды о раскулачивании они называют «немудреным рассказом крестьянки».)[ 35]
Веббы считают, что последняя фаза раскулачивания была необходима потому, что кулаки не желали работать и до такой степени разложили деревню, что их надо было выслать в отдаленные районы, чтобы заставить трудиться или участвовать в чем-то полезном, и это было «прямым, спешным и целесообразным способом избавления от голода». Они делают вывод, что «искренний исследователь обстоятельств и условий может прийти к не столь уж безответственному заключению, что… советское правительство едва ли могло действовать иначе.»[ 36]
Их энтузиазм вызывает омерзение, когда, например, они делают заключения, что раскулачивание с самого начала предполагало вышвырнуть из дома «примерно около миллиона семей» и позволяют себе заявлять, что «велика должна была быть вера и сила воли у людей, которые в интересах того, что они считали общественным благом, смогли принять такое важное решение.»[ 37] При желании можно то же самое сказать о Гитлере и его «окончательном решении».
Однако все, что было сказано до сих пор Веббами, лежит в сфере истолкования, интерпретации. Когда же дело доходит до самих фактов, то Веббы задаются вопросом, «был или не было голода в СССР в 1931–1932 годах?» И тут они цитируют «вышедшего в отставку чиновника высокого ранга в правительстве Индии» (видимо, Мейнарда), который сам занимался районами голода и сам посещал те места, где условия были наиболее тяжелыми, и не обнаружил там ничего, что он мог бы назвать голодом[ 38]. Их выводы основываются на официальных отчетах или на беседах с журналистами, английскими или американскими, имен которых они не называют, и сводятся к следующему: «Частичная неудача с урожаем сама по себе не была настолько серьезной, чтобы вызвать настоящий голод, кроме, может быть, отдельных районов, где эти неудачи были особенно велики, но таких было относительно немного». И они приписывают (совершенно ложно) сообщения о голоде «людям, которые редко имели возможность проникать в районы, охваченные голодом»![ 39]
