Служба внешней разведки - Млечин Леонид Михайлович (читать хорошую книгу .txt) 📗
Конечно, венский дворец Хофбург, резиденцию австрийского президента, трудно назвать тюрьмой. Но когда президентом Австрии был Курт Вальдхайм, он чувствовал себя так, словно находился в заточении. Он был награжден орденами чуть ли не всех стран. Как главе государства ему отдавали высшие почести. Но за пределами Австрии с ним почти никто не желал иметь дело. Въезд в США, где он провел лучшие годы своей жизни в роли генерального секретаря ООН, ему и вовсе был запрещен. Министр юстиции Соединенных Штатов внес его имя в список разыскиваемых преступников, подлежащих при обнаружении немедленному аресту…
Но когда Шевченко в апреле 1973 года приехал в Нью-Йорк, Курт Вальдхайм еще наслаждался своим положением генерального секретаря ООН. Вальдхайму на посту генерального секретаря ООН была свойственна чисто немецкая маниакальная любовь к порядку. Он почти ежедневно устраивал продолжительные совещания с участием всех заместителей и помощников. Давал письменные указания по каждому поводу и старался вникнуть во все детали.
Шевченко с ним ладил. Заместитель генерального секретаря ООН по политическим делам считался международным чиновником и в принципе должен был заботиться не об интересах своей страны, а о благе всей организации. Но от Шевченко ждали иного: он должен был прежде всего исполнять задания Москвы и, в частности, расставлять советских дипломатов, в основном разведчиков, на важнейшие должности в аппарате ООН.
— Вы обязаны вести себя как советский представитель, — внушал Аркадию Шевченко тогдашний глава советской миссии Яков Малик. — Если вы не сумеете убедить Вальдхайма делать то, что мы хотим, я буду жаловаться Громыко.
Перед отъездом в Нью-Йорк, рассказывал Шевченко, его пригласил к себе первый заместитель начальника внешней разведки Борис Семенович Иванов, бывший резидент в Нью-Йорке.
— Поздравляю с новым назначением, — сказал Борис Иванов. — Мы рассчитываем на вашу помощь. Организация Объединенных Наций — это наша лучшая сторожевая башня на Западе. Именно там наши люди собирают важнейшую информацию, касающуюся Соединенных Штатов и других стран. Вы сможете способствовать назначению в секретариат ООН наших людей. И если вдруг ЦРУ или ФБР проявят к ним интерес, вы сможете помочь им, оказав им свое покровительство.
И, видимо, чтобы подкрепить свои слова, генерал Иванов показал Шевченко два анонимных письма, в которых говорилось, что квартира Шевченко заполнена иконами, а его жена и дочь антисоветски настроены — восхваляют жизнь в Америке.
Генерал назидательно добавил:
— Вы знаете, Аркадий Николаевич, вам не надо бы увлекаться коллекционированием икон. И поговорите со своими женщинами — пусть держат язык за зубами. Вы сейчас будете на очень важном посту в Нью-Йорке. Вы должны быть образцом для других наших людей.
Шевченко воспринял генеральские слова как предупреждение: ты у нас на крючке, поэтому делай то, что тебе говорят.
Многие годы Аркадий Шевченко прожил в страхе. Пока он, готовясь к побегу, работал на ЦРУ, боялся, что сотрудники КГБ его заподозрят, силком посадят в самолет, привезут домой и расстреляют. Он был недалек от истины — с ним так бы и поступили, но к подозрительному резиденту не прислушались.
Когда Шевченко начал работать в ООН, резидентом в Нью-Йорке был Борис Александрович Соломатин. В изображении Шевченко: «Соломатин — человек циничный, грубый, да к тому же пьяница, живет отшельником в своей прокуренной берлоге и других туда заманивает».
По словам Шевченко, Борис Соломатин предлагал ему тесное сотрудничество:
— Ты везде ездишь, со всеми говоришь. Тебе просто надо сообщать нам о том, что ты слышишь. Любая интересная информация, которую ты сообщишь, пойдет в Москву и, несомненно, привлечет внимание политбюро. Сотрудничество с нами поможет твоей карьере.
Однажды Соломатин пригласил Шевченко с женой на обед. Главным гостем был директор академического Института США и Канады Георгий Аркадьевич Арбатов. В своем кругу Арбатов стал говорить о том, что затраты на вооружение подрывают советскую экономику.
— Жора, ша, — остановил академика генерал Соломатин. — Ты пессимист. Бывало и похуже. Вспомни войну — и ведь ничего, выжили.
Молчание нарушил заместитель Соломатина Владимир Григорьевич Красовский. Он предложил потанцевать и похвастал новенькими туфлями:
— Посмотрите на мои баретки, семьдесят гринов отдал!
Скоро Бориса Соломатина сменил новый резидент — генерал-майор Дроздов. Шевченко сразу почувствовал исходящую от него опасность: «Мускулистый, лысый, с глазами василиска, Юрий Иванович Дроздов произвел на меня впечатление сильного противника».
После Второй мировой войны Дроздов, дослужившийся до должности помощника начальника штаба артиллерийского полка, поступил в Военный институт иностранных языков. Он изучал немецкий язык на 4-м факультете (разложение войск и населения противника). После института его взяли в КГБ.
В августе 1957 года его отправили в аппарат уполномоченного КГБ при министерстве госбезопасности ГДР. Как неопытного сотрудника его хотели сделать переводчиком. Дроздов, как он пишет в своей автобиографической книге, решительно отказался. Его вызвали к уполномоченному КГБ генерал-майору Короткову.
— В чем дело? — спросил генерал.
— Прошу назначить меня на должность, близкую хотя бы по окладу той, что я занимал в армии, — твердо ответил Дроздов.
— Но вы у нас ничего не знаете, — резонно заметил Коротков.
— Так и ваши сотрудники не все знают и умеют, — не смущаясь, сказал Дроздов. — Они не могут спланировать наступление артиллерийского полка.
Уверенный в себе молодой человек понравился Короткову.
— Согласен, — сказал расположившийся к нему генерал. — Идите и работайте.
После ГДР Дроздов работал в Китае — в самые сложные годы культурной революции и откровенной враждебности, дошедшей до вооруженного столкновения на острове Даманский.
В начале 1975 года начальник разведки Крючков сказал Дроздову, что Андропов предлагает ему поехать резидентом в Нью-Йорк. Его предшественник Борис Соло-матин прислал в центр обширное послание, из которого следовало, что разрядка и некоторое улучшение отношений с Соединенными Штатами вредят советским интересам. Андропов решил отправить в Нью-Йорк нового человека — не только проверить оценки и выводы Соломатина, но и активизировать работу.
Назначение Дроздова состоялось в августе 1975 года. Американисты в первом Главном управлении с неудовольствием восприняли приход человека со стороны. Поэтому Крючков предложил Дроздову через полгода прилететь в Москву и рассказать, как идут дела.
Дроздов ввел новые правила для советских граждан. Все дипломаты должны были заранее получить разрешение на встречу с иностранцами. Жены советских сотрудников миссии могут ходить по городу только с сопровождающими. Охранники отмечали, когда дипломаты приходят и уходят.
Шевченко с тревогой встретил нововведения Дроздова. Ему казалось, что за ним следят.
Генерал Дроздов уверяет, что сразу почувствовал: в советской колонии в Нью-Йорке есть предатель. Но если бы у него были доказательства шпионской работы Шевченко, он бы сразу получил санкцию на возвращение Аркадия Николаевича в Москву. Но в тот момент у советской разведки не было агентов внутри ЦРУ, и некому было заложить Шевченко.
Скорее всего, сотрудники резидентуры обратили внимание на разгульный образ жизни Шевченко. Он сильно пил, причем начинал с утра, разговаривал очень откровенно. Утратив обычную осторожность, ругал начальство. Перестал ходить на партийные собрания, которые для маскировки именовались «профсоюзными». Так советские люди за границей себя не ведут, решили бдительные чекисты.
На первый сигнал резидента из Нью-Йорка начальник разведки и будущий председатель КГБ Владимир Крючков не обратил внимания. Это значит, что Шевченко обвиняли не в работе на ЦРУ, а в «неподобающем поведении».
Дроздов пишет в своей книге, что из центра ему даже предложили прекратить наблюдение за уважаемым человеком. Тем не менее о поведении Шевченко Комитет госбезопасности поставил в известность первого заместителя министра иностранных дел Василия Васильевича Кузнецова, спокойного и невозмутимого человека. Он, в свою очередь, сообщил о подозрениях чекистов новому постоянному представителю СССР при ООН Олегу Трояновскому.
